Русский флаг
Шрифт:
В углу закряхтел, заколыхавшись грузным телом, втиснутым в кресло, фрегатский священник иеромонах Иона. Очнувшись от дремоты, он обвел офицеров ленивым взглядом и, убежденный в том, что христианский мир пребудет в полном благополучии, пока удача и доброе здоровье не оставят его самого, повел речь на заученной проповеднической интонации:
– Вероотступники будут прокляты господом богом! Разрушить крест замыслили они, спасти богопротивный, издыхающий исламизм!
Прислушиваясь к словам Ионы, Дмитрий наблюдал за выражением лица брата. Александр тихо сказал:
– Поздравляю! Вот твой союзник и та аргументация, к которой ты неизбежно придешь.
– Ошибаешься, Александр.
– Дмитрий сердито повернулся к иеромонаху: Отец Иона, поймите же наконец, что дело не в коране и не в исламе. Англия - страна спокойная, холодная. Для нее война - вопрос торговой выгоды. Господа, вспомните Портсмут, Лондон, вспомните молчаливых джентльменов в черном, самодовольных купцов, - неужели вы думаете, что эти люди захотят пожертвовать хоть одним пенсом ради самого Магомета?!
– Верно, Дмитрий!
– поддержал его Евграф Анкудинов, молодцеватый прапорщик корпуса флотских штурманов, усы которого торчали, как два каменных завитка на капители.
Но Дмитрия бесили насмешливые глаза Александра.
– Назови меня практическим философом, циником - я не отступлю ни на шаг от истины. "Цивилизация"! "Честная Англия"! Да будет тебе... Она полмира ограбила, твоя честная, цивилизованная Англия...
– Ты - само преувеличение, Дмитрий!
– снисходительно улыбнулся Александр.
– Хочешь точного счету? Изволь... Не Англия ли отняла Гибралтар у Испании, Мадрас у Франции? Не она ли, приставив пистолет к виску китайцев и завладев их портами, обирает до нитки несчастный народ? Не Англия ли алчно поглядывает на Кавказ и Амур?!
– Дмитрий обвел торжествующим взглядом кают-компанию.
– А Сцихеллы, которыми прежде владела Португалия? А неисчислимые земли Индийского океана?..
– Мыс Доброй Надежды, - вставил Анкудинов.
Ободренный поддержкой, Дмитрий продолжал:
– Уже не только туземцы, но и голландские колонисты, единоверные европейцы, загнаны в глубь Африки. Да что говорить!.. А Египет, Кандия! Разве не рвет их Англия из рук издыхающей Оттоманской империи, которую она лицемерно вознамерилась ныне защитить?!
– Тем более, Дмитрий. Такую добычу переварить надобно. Англии незачем затевать новую войну.
– А Румелия?
– Дмитрий выразительно хлопнул себя по карману.
– Почему не заполучить ее? Отчего не прикарманить Константинополь, если обстоятельства позволят? Торговые кассы Англии бездонны. Она отнимает древние владения у индийских князей и делает их приказчиками английских купцов. Она запрещает землепашцу сеять рис и хлеб, заменяя их маком, чтобы усыпить, отравить опиумом многолюдный Китай, повергнуть людей в скотообразное состояние.
– Дмитрий распахнул мундир, словно ему стало душно.
– Англия растравляет честолюбие императора Франции, этого, как ты сам говоришь, parvenu*, и толкает его на войну с Россией. Измена, подкуп, вероломный удар в спину - излюбленные средства господ с Темзы. Вспомните Портсмут, низкую провокацию, в которой были замешаны печать, политические мужи Англии и даже имя королевы Виктории...
_______________
* Выскочка.
Дмитрий был в ударе. Он чувствовал, что офицеры на его стороне в давнем, начавшемся еще в Портсмуте споре.
Но Александр не сдавался и на этот раз. Спор отвечал его внутренней потребности противоречить людям, испытывать их терпение, злить, наблюдать, как они теряют самообладание, сбиваются с мысли или отступают перед его холодными софизмами.
Изыльметьев и Пастухов только что вошли в кают-компанию и остановились в тени, которую отбрасывала фигура Дмитрия Максутова.
– Что ж, господа, - упорствовал Александр, - портсмутская история говорит против ваших аргументов. Кто-то в Портсмуте попытался сманить наших матросов, но стоило проявить известную твердость - и нас оставили в покое. Вместо того чтобы палить из орудий в "Аврору", англичане салютовали нам. Куда как храбро! Зачем же мы летим сюда сломя голову? Зачем испытываем судьбу и ни в чем не повинную "Аврору"? Какие привидения гонятся за нашим капитаном?
– Вы заблуждаетесь, лейтенант, - жестко возразил Изыльметьев, выступив вперед.
Все, кроме Ионы, вскочили со своих мест.
– Садитесь, господа.
Изыльметьев был выше, массивнее собравшихся тут офицеров. Орлиный взгляд светлых, близко сходящихся глаз, тяжелая складка, падающая с большого, ровного лба на переносицу, резко обозначенные черты скуластого лица и, наконец, усы, по-крестьянски свисающие немного вниз, - все это роднило капитана с широко распространенным на юге России типом степняка-хлебороба.
– Вы неправы, - продолжал Изыльметьев, ощупывая суровым взглядом гибкую фигуру Александра.
– Ни разу за эти месяцы мы не поддавались панике, не страшились привидений за своей спиной. Я не замечал подобного, господа офицеры. Мы не испугались огня портсмутских фортов, но, господа, у англичан есть пушки, и мы должны о них думать. На вас ведь не партикулярное платье... Да-с, мы спешим, именно спешим, пересекая полмира, чтобы не стать мишенью и упредить тех, кому ненавистен наш флаг...
Александр Максутов не садился. Глядя в сторону, он ответил высоким от волнения голосом:
– Господин капитан! Более недели находимся мы на рейде, бок о бок с теми, кого намеревались упредить, - он нарочито употребил не любимое им слово "упредить", только что произнесенное капитаном.
– И что же? Ни пальбы, ни абордажа, ни ультиматумов. Одни любезности французов, визиты да деликатное обхождение...
– Напрасно ты принимаешь это за чистую монету!
– воскликнул высокий худощавый юноша, мичман Михайлов.
– Нет! Я знаю цену им. Но в Де-Кастри, куда идем мы, известие о войне придет слишком поздно. Россия победит без нас...
– Александр наконец решился взглянуть на Изыльметьева.
– Может статься, что "Аврора" вернется в Кронштадт, сохранив по пятидесяти картузов пороха на орудие.
– Лицо его искривилось привычной иронической улыбкой: - Разве что на учениях израсходуем немного.
Изыльметьев теперь с любопытством разглядывал лейтенанта.
Александр Максутов - единственный офицер фрегата, который сторонится капитана, не ищет сближения с ним. "Что за странности?
– думал Изыльметьев.
– Как могли под одним кровом вырасти и воспитаться такие не похожие друг на друга люди?" А Александр и Дмитрий не только росли вместе, они вместе обучались в Морском корпусе, - честолюбивый Александр отстал от Дмитрия с производством в мичманы всего на несколько месяцев. Но люди совсем разные. Один - живой и общительный, другой - желчный, иронический, порою несносный педант и ментор. Старший - душа нараспашку, гусарская вольница; младший - безупречный офицер, подтянутый, строгий. Дмитрий склонен забывать о дистанции, отделяющей его от матросов; у Александра эта дистанция в холодном взгляде, в резкости тона, в сухости, с которой он разговаривает с нижними чинами. Дмитрий - поэтическая натура, песенник; Александр - искусный, но холодный музыкант.