Русский легион Царьграда
Шрифт:
– Что выведал у греков? – спросил Орм, подошедший со стороны ладьи Ставра.
Стефан сел у костра, протянул руки поближе к огню, начал говорить:
– Стратиг-воевода Варда Фока пошел супротив базилевсов – царей своих, Василия и Константина. Решил отнять у них власть и для того соединился с другим известным стратигом, Вардой Склиром, тем самым, что остановил в свое время кагана-князя Святослава под Аркадиополисом. Но затем Варда Фока пленил Варду Склира, заточил в темницу, объявил себя базилевсом и двинулся к Константинополю. Молвят, что большая часть империи в руках Фоки и его приспешников. Вот потому-то и запросили базилевсы помощь от князя Владимира. Такие вот вести, други. – Чуть помолчав, добавил: – В проливе корабли Фоки стоят, нам их не обойти, если же прямо пойдем, чтобы через Босфор в бухту Золотой Рог попасть, то пожгут они ладьи наши огнем Каллиника.
–
– Я вот что молвить желаю, – сказал Злат, глядя на Стефана. – Больно ты на болгарина дунайского не похож, и речь у тебя вроде их, да иначе глаголешь. Я-то там был и знаю, как болгары говорят, отец же мой Дадран Болгарин еще с батюшкой князя нашего Владимира, Святославом, на Русь подался. Чую, по-ромейски ты уразумеешь, молвить на их языке способен, и как кличут их знаешь, и звания их тебе ведомы, коих мы и вымолвить-то не в силах. Вот я и думаю, а не ромеи ли тебя подослали?
Стефан гневно сверкнул на него глазами.
– Верно Злат речет, и я с ним согласен, – сказал Орм, – ждем мы правды твоей, Стефан.
– Вот вам правда моя. Вы приняли меня в свою дружину и другами мне стали. Ромей я, но о том никто знать не должен, потому и прошу, други, не выдавайте меня. Величать меня Маркианом, я из знатного ромейского рода, предки мои в давние времена при императоре Константине из Рима в Византий переселились. Мы породнились даже с самим Иоанном Цимисхием, славным воином, что князя Святослава не побоялся вызвать на поединок. Будучи отроком, учился я у Цимисхия искусству воинскому. Это был величайший воин. Из всех он всегда был первым и в прыганье, и в игре в мяч, лучше всех метал копья и стрелял из лука. Он ставил в ряд четырех коней, прыгал и, миновав трех, вскакивал на четвертого. Это был воин, стратиг и император, равных которому более не будет в нашем государстве. Вот с таким человеком я рос, набирался мудрости и учился у него. Он часто говорил, что из меня выйдет хороший базилевс и, может быть, он, умирая, передаст власть мне! А потом его не стало. Моя семья подверглась гонению, я вынужден был бежать в Болгарию к своему другу боярину Воймиру. Три года жил у него, но пришло время, и его лишили живота вороги. Тогда покинул я Болгарию, через земли валахов, тиверцев и уличей добрался до Киева и решил вернуться на землю родную в Константинополь, но так, чтобы никто не признал меня. Если это случится, меня казнят или же заточат в темницу на веки вечные. Потому и скрывал я от вас, кто я есть! За то винюсь перед вами! – окончил свой рассказ Стефан.
– Что ж, повинную голову меч не сечет! Быть, грек, тебе с нами, – сказал Орм. – Усы и бороду отрасти, иначе признают тебя в Царьграде.
Утром войско погрузилось на ладьи и продолжило путь. Шли под парусами, ласково светило солнце, солнечные зайчики отражались от воды, слепя глаза. Мечеслав смотрел на море и удивлялся. Вчера вода в нем была черная, таила в себе угрозу и смерть, а сегодня как бы светилась из глубины бирюзовым цветом. Вдруг Рагнар запел песню на своем языке, которая полетела над морем, тревожа душу.
– О чем он поет? – спросил Мечеслав Орма.
– О викингах, ушедших в дальний поход, – ответил он.
Ночью русские ладьи вошли в пролив Босфор. Плыли скрытно, стараясь грести так, чтобы не было слышно плеска весел. Впереди русских кораблей шли две ромейские хеландии. Скрытыми на корме фонарями они указывали путь, которого следовало держаться всем остальным. За день до подхода к проливу предводители воинства собрались держать совет, был там и Орм. Он-то и сообщил, что, по сведениям, полученным от сочувствующих базилевсу купцов, у выхода из Босфора стоит не менее десяти кораблей мятежников, и теперь, чтобы достигнуть бухты Золотой Рог, руссам предстояло идти на прорыв. Прорываться решили ночью и внезапно. Принимать открытый бой пусть даже и с небольшим количеством ромейских кораблей, вооруженных греческим огнем, к которым быстро могла подойти помощь, было безрассудно.
Корабли мятежников черными громадами возвышались над морем. На некоторых из них горели факелы, но голосов слышно не было. Орм приказал вести ладью к ближайшей триреме, еще несколько ладей двинулись к двум другим, стоявшим в небольшом отдалении.
Ладья Орма тихо подошла к вражескому кораблю. Неожиданно с его палубы, перегнувшись через борт, выглянул сторожевой воин с факелом. Пытаясь разглядеть, что происходит на воде, он что-то крикнул, обращаясь к сидящим в ладье. Сахаман вскинул лук. Через мгновение стрела вонзилась в горло стражника, он захрипел, выронил факел и, перевалившись через борт, упал в воду. Руссы взметнули абордажные крюки… Вскоре с палубы донеслись крики, стоны, звон оружия. Мечеслав сидел в ладье, Орм приказал ему и еще нескольким воинам остаться на веслах. Молодой воин сгорал от нетерпения: сердце его бешено колотилось, руки то и дело тянулись к мечу, он то вскакивал, то вновь садился на скамью: его тянуло туда, в гущу сражения, где плечом к плечу бились его товарищи. Звон оружия уже затихал, как вдруг на триреме полыхнуло пламя. Оттуда в ладью стали прыгать руссы, последним прыгнул Орм.
– К Царьграду! – крикнул он, обрубая один из абордажных концов. Воины взялись за весла. В проделанную в строю вражеских кораблей брешь стали спешно втягиваться росские ладьи. Шли, стараясь держаться ближе к берегу, где тяжелые корабли противника не могли их преследовать. Но мятежники, не зная ни численности, ни возможностей внезапно напавшего на них флота, не пытались что-либо предпринять. Путь в сторону бухты Золотой Рог был открыт. Утро ладьи росичей встретили под стенами Царьграда.
Никогда прежде Мечеслав не видывал такого чуда. Даже Киев, казавшийся ему самым величественным городом на свете, умалился и стал почти ничтожным по сравнению с великолепием, представшим пред его очами. На берегу вместительной бухты, называемой руссами Судом, в которой стояло великое множество кораблей, возвышался огромный каменный город с высокими стенами и башнями, с громадными зданиями невиданной красоты, с колоннами, арками, множеством храмов с куполами и крестами, покрытыми золотом и блестевшими в лучах яркого солнца. Удивленный Мечеслав, замерев, с восхищением смотрел на эту лепоту, не отрывая глаз. Улыбаясь светло, подошел Стефан и, положив ему руку на плечо, взволнованным голосом сказал:
– Это и есть град Константинов – Константинополь. По-вашему – Царьград, царь всем городам мира, и это воистину так!
Глава вторая
Царь же руссов отправил часть крестившихся с ним воинов, людей сильных и мужественных, на помощь им.
Вот уже месяц находилось шеститысячное русское войско в Царьграде, столице одного из самых могущественных государств мира – Византии. Расположенная на стыке Европы и Азии и владевшая проливом, соединяющим Средиземное и Черное моря, она пользовалась выгодным положением для обогащения и укрепления своей мощи. Товары со всего света стекались в Константинополь. Но прибыльное во всех отношениях месторасположение приносило Византии не только выгоду, но и многочисленных врагов, а потому ей приходилось вести бесконечные войны со своими соседями, алчно взирающими на ее земли. Арабы, болгары, венгры и другие народы вторгались в ее пределы, и она защищалась. То хитростью, то откупом, то сталкивая врагов друг с другом, натравливая некогда мощный Хазарский каганат на арабов, печенегов, на руссов и венгров, а их, в свою очередь, на болгар, она сохраняла свое первенство, величие и значимость. Благо что на исходе десятого века ею правили великие императоры-полководцы Никифор Фока и Иоанн Цимисхий, укрепившие армию, флот и могущество государства. Именно в это время оно достигло своего величия и, невзирая на частые войны, заговоры, мятежи и восстания, крепко стояло на ногах. Также непоколебимо стояла на берегу Босфора ее столица – Константинополь. И хотя минул месяц, как Мечеслав впервые увидел этот дивный город, но до сих пор, проходя по его улицам, он изумлялся тому, что видел: Золотым воротам, собору Софии Константинопольской, фрескам и мозаикам, скульптурам, барельефам, колоннам и колоннадам, форумам, термам и базиликам, громаде Ипподрома – все восхищало и поражало его. Удивительными казались ему огромные торги-рынки, невообразимое количество и разноликость людей, разнообразие их одежд. Смотрел Мечеслав, радовался всему новому, любовался, но не покидала его мысль, что, может быть, где-то здесь, в этом огромном городе, томится в неволе его сестра.
Не единожды ходили они с Ормом на поиски Красавы. Вот и сегодня, жарким душным днем, отгоняя надоедливых мух, шли они по улицам города с той же целью. Прохожие расступались перед ними. Жители Царьграда с недоверием и настороженностью относились к варварам, которых нанял на службу император Василий; еще, видать, памятны им были походы Олега, Игоря и Святослава.
– Куда мы путь держим? – спросил Мечеслав.
– На Амстридскую площадь, где торг невольниками ведут, ромеи ее Долиной слез называют, – ответил Орм.