Русский народ и государство
Шрифт:
Сравнения эти особенно поразительны в силу того, что английские сектанты, основывавшие американские штаты, действительно строили свое новое государство по библейским образцам [24] . В новой европейской истории политические идеи Ветхого завета были огромной деятельной силой, значение которой, как мы убеждены, до сих пор недостаточно оценивается.
Дальнейшему развенчанию идея государства подвергается в пророческих книгах. Библейские пророки выступают прежде всего как решительные разрушители языческого обоготворения государства. Царебожие и царепреклонение находит в лице пророков строгих и беспощадных обличителей. «Я на тебя фараон, царь египетский, большой крокодил, который, лежа среди рек своих, говоришь: моя река и я создал ее. Но я вложу крюк в челюсти твои и к чешуе твоей прилеплю рыб из рек твоих и вытащу тебя из рек твоих со всей рыбою рек твоих, прилипшею к чешуе твоей. И брошу тебя в пустыне, тебя и всю рыбу из рек твоих. Ты упадешь на открытое поле, не уберут и не подберут тебя; отдам тебя на съедение зверям земным и птицам небесным. И узнают все обитатели Египта, что я Господь» [25] . Тварность, а следовательно, ничтожество и бренность царей противопоставляется, таким образом, могуществу Бога. И возвеличание этой тварности до пределов абсолютного считается не только делом греховным, но и жизненно нелепым. «Сын человеческий! скажи начальствующему в Тире: так говорит Господь Бог. за то что вознеслось сердце твое и ты говоришь: «Я Бог, восседаю на седалище Божием, в сердце морей», и будучи человеком, а не Богом, ставишь ум свой наравне с умом Божиим… за то, так говорит Господь Бог: так как ты ум твой ставишь наравне с умом Божиим, хотя приведу на тебя иноземцев, лютейших из народов, и они обнажат мечи свои против красы твоей мудрости и помрачат блеск твой. Низведут тебя в могилу и умрешь в сердце морей смертью убитых. Скажешь ли тогда перед твоим убийцей: я Бог, тогда как в руке, поражающей тебя, ты будешь человек, а не Бог» [26] . Так меркнет перед величием абсолютного земные «печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты».
24
Ср.
25
Иезек., 29,3 и след.
26
Иерем., 13,18.
Однако проповедь пророков не останавливается на борьбе с царебожеством. Она идет гораздо далее и приобретает характер развенчания государства вообще. По воззрениям пророков, божественная воля не только разрушает троны тех, которые вообразили себя богами, но как бы существует некоторый общий закон, по которому всякая земная слава и всякое земное величие предназначены особым, мистическим путем к развенчанию и разрушению. Справедливо обратить ко всем царям и народам слова пророка Иеремии: «Скажи царю и царице [27] : миритесь, сядьте пониже, ибо упали с головы вашей венец славы вашей [28] . — Ибо грядет день Господа Савоофа на все гордое и высокомерное и на все превознесенное — и оно будет унижено. И на все кедры ливанские, высокие и превозносящиеся, и на все дубы васанские, и на все горы и на все возвышающиеся холмы, и на все вожделенные украшения их. И падет величие человеческое, и высокое людское унизится. Бог вообще определил «посрамить надменность всякой славы», «унизить все знаменитости земли» [29] , «твердыню высоких стен» «обрушить, низвергнуть, повергнуть на землю в прах» [30] . «Сними с себя диадему и сложи венец» так как «униженное возвысится и высокое унизится» [31] . Это для того, чтобы никакие дерева при водах не величались высоким ростом своим и не поднимали вершины своей из среды толстых сучьев и чтобы не прилеплялись к ним из-за высоты их дерева пьющие воду; ибо все они будут преданы смерти» [32] . И никакая мудрость, никакая наука не помогут, как не помогла халдейская мудрость Вавилону. «Сиди, молча, и уйди в темноту, дочь Халдеев: ибо вперед не будут называть тебя госпожою царств… Мудрость твоя и знание твое, они сбили тебя с пути. И ты говорила: «Я и никто, кроме меня». И прийдет на тебя бедствие; ты не узнаешь, откуда оно поднимается, и нападет на тебя беда, которой ты не в силах будешь отвратить и внезапно прийдет на тебя пагуба, о которой ты не думаешь. Оставайся же с твоими волшебствами и с множеством чародейств твоих, которыми ты занималась от юности твоей; может быть, пособишь себе, может быть, устоишь. Ты утомлена множеством советов твоих; пусть же выступят наблюдатели небес и звездочеты и предвещатели по перволуниям и спасут тебя от того, что должно приключиться тебе. Вот они, как солома: огонь сжег их; не избавили души своей от пламени, не осталось угля, чтобы погреться, ни огня, чтобы посидеть перед ним» [33] .
27
Исаии,2,12;Иезек.,21,26.
28
Исаии, 23,9.
29
Ibid., 25,12.
30
Иезек.,21,26.
31
Иезек., 31,14.
32
Исайи, 47.
33
Иерем., 17,5.
Поэтому для религиозно настроенного человека нельзя полагаться на государство, как нельзя полагаться и на человека. «Проклят человек, который надеется на человека» [34] . «Горе тем, которые идут в Египет за помощью, надеются на коней и полагаются на колесницы, потому что их много, и на всадников, потому что они весьма сильны… И египтяне люди, а не Бог: и кони их плоть, а не дух. И прострет руку Господь и споткнется защитник и упадет защищаемый и все вместе погибнут» [35] . Такое миросозерцание не располагает к строительству земных дел и разочаровывает в уповании на силу земного государства. Но если бы пророки не шли еще дальше, они не создавали бы отвращения по отношению к государству. На самом деле они делают и дальнейшие шаги, которые ведут от простого безразличия к земной политике к прямому отвержению политики, как дела нечестивого и греховного. По их воззрениям, государства земные являются не только продуктом мирской суеты, они суть, кроме того, продукты человеческого греха. В Библии родится тот взгляд на земное государство, которому суждено было сыграть такую выдающуюся роль в христианской политике — взгляд на государство, как на приют нечестивых, как на царство духа тьмы. Можно сказать, что отдельные, последующие, столь прославившиеся формулировки этого взгляда прямо имеют библейское происхождение и только были подробнее развиты последующими христианскими мыслителями. Так, в Библии, государство приобретает прежде всего звериный облик — облик змея, аспида, дракона. Оно начинает рисоваться как некое страшное чудовище. «В тот день поразит Господь мечом своим тяжелым и большим и крепким Левиафана, змия прямо бегущего и Левиафана, змия изгибающегося, и убьет чудовище морское» [36] . Оно объявляется обиталищем воров и убийц. Знаменитая Августинская «шайка разбойников» впервые ведь упомянута в Библии. «Не содеялся ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя мое!» [37] . Здесь также брошена мысль, послужившая темой для известных рассуждений Августина о том, может ли называться государством и то государство, которое не служит Господу. «Горе тому, кто строит дом свой неправдою и горницы свои беззаконием… кто говорит: «Построю себе дом обширный и горницы просторные» и прорубает себе окна и обшивает кедром и красит красною краскою. «Думаешь ли ты быть царем потому, что заключил себя в кедр» [38] . Здесь критика эмпирических несовершенств государства переходит в отвержение самой идеи государства как земного учреждения.
34
Исаии, 31.
35
Ibid., 27.
36
Ibid., 23,15 и след.
37
Иерем., 7,11.
38
Иерем.,22,15.
Отмеченные враждебные государству идеи нашли свое последующее выражение и развитие в позднейшей еврейской и христианской, так называемой апокалипсической литературе. Начинается она с книги пророка Даниила, которого не без основания можно назвать родоначальником совершенно новой школы в религиозной литературе древнего востока [39] . В книге этой предначертаны не только основные литературные приемы, использованные последующей апокалипсической школой, но и обосновываются новые формы, которые принимает идея государствоборчества в древности. Последующие апокалипсисы в сущности не дают ничего нового по сравнению с книгой пророка Даниила [40] . Если сконцентрировать взгляд на идею государства, как она представляется во всей апокалипсической литературе, то нельзя не отметить следующие важнейшие черты, отличающие этот новый вариант направленного на государство религиозного скепсиса.
39
Ср. К. Marti, Das Buch Daniel, 1901 в «Kurzer Hand-Kommentar zum A. T., Abt. XVIII, стр. XII — G. Behrmann, Das Buch Daniel, 1894 в «Hand-Kommentar zum A. T. hug von Nowack, III Abt., 3 Bd., 2 Th., стр. XXXVII.
40
Сюда преимущественно относятся 1) Die Sibullinen, 2) Книга Еноха, 3) Книга Ездры, 4) Вознесение Моисея 5) Завещание 12 патриархов, 6) Апокалипсис Варуха, 7) Откровение Иоанна, 8) Откровение Петра и 9) Пыстырь Ерма. Ср. Die Apokriphen des AT. von Kautzsch, 1889; — Neutestamentliche Apokryphen von Hennecke, 2-te Aufl., Tubingen, 1924.
1) Нападение на государство приобретает здесь более определенный и резкий характер. Возможно, что причина этого лежит во внешних исторических событиях, во время которых написаны были все эти книги (начиная с II века до Р.Х.). В это время как раз в окружении иудейского мира с особой силой обозначилась проповедь царебожества [41] . И, несомненно, книги эти в значительной степени являются политической реакцией, возникшей в еврейском народе против языческого обожествления царей. Пророки, при всем их скепсисе по отношению к государству, считали еще возможным молиться за отдельных царей [42] . В апокалипсической литературе мы не найдем уже этих молитв. Государство приобретает здесь все более и более страшный, чудовищный вид. Звериный лик государства — это любимый символ апокалипсиса. Государство восстает, то как лев с орлиными крыльями, то как медведь со страшными клыками, то как барс, то как еще более страшный, ужасный высокомерный зверь с большими зубами, который пожирает и сокрушает, остатки же попирает ногами [43] . На голове у него рога и уста его говорят высокомерно [44] . Или, как в откровении Иоанна Богослова, это зверь с семью головами и с семью ногами и десятью рогами, в тоже время подобный и медведю, и льву и барсу». «И даны были ему уста, изрыгающие хулу против Бога». Государство в Апокалипсисе Иоанна есть «чисто сатанинское учреждение», центр безбожия; это есть земной образ противника Бога, живой антихрист [45] . Чувства, которые питаются автором к этим зверям, совершенно ясны. Здесь нет места ни чувству религиозной покорности, ни чувству христианской лояльности, как оно получило выражение в известных словах Евангелия и Апостольских посланиях. Гнев и ненависть — вот эти чувства [46] . Апокалипсические авторы не жалеют красок, когда они изображают падение этого ненавистного зверя, суда над ним [47] . В этом смысле можно сказать, что апокалипсическую литературу прежде всего характеризует фанатически гнев против римской и вавилонской государственности [48] .
41
Обоготворение Александра Великого и диадохов.
42
Ср., напр., Иерем., 29, 7.
43
Даниила, 7,8.
44
Разумеется, вероятно, Александр Великий, изображения которого несут, как известно, два раза. Ср. Behrmann, L. С., стр. 44–45.
45
По справедливым характеристикам A. Juliсher, Einleitung in das NT., 2-te Aufl., 1913, стр. 231.
46
Cp., напр., Откр. Св. Иоанна, 14, 9: «И третий ангел последовал за ними, говоря громким голосом кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере перед святыми ангелами и перед Агнцем. И дым мучения их будет восходить во веки веков и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание образа его».
47
Ibid., 18,20: «Веселись о сем, небо и святые апостолы и пророки, ибо совершил Бог суд ваш над ним. И один сильный ангел взял камень, подобный большому жернову, и поверг в море, говоря: с таким стремлением повержен будет Вавилон, великий город, и уже не будет его».
48
В протестантской литературе спорят, есть ли Апокалипсис христианская или еврейская книга. На первой точке зрения стоит, напр., Bousset, Die Offenbarung Iohannis, 6-te Aufl, 1906, стр. 132, Juhcher, L. c., стр 234 решительно высказывает противоположное мнение и думает, что явление Иисуса Христа преодолело еврейскую пророческую литературу, к которой всецело принадлежит и Апокалипсис. Но дело в том, что христианство не только приняло эту литературу, но и канонизировало Апокалипсис, тем самым характеризуемые идеи стали органической частью христианского вероучения.
2) У древних пророков земное государство в ряду других государств не представлялось еще членом некоторой целостной цепи. Языческие государства выступают друг подле друга, отдельно несвязанные общим историческим процессом. Иными словами, у древних пророков не было еще идеи философии истории как некоторого единства исторического развития государства. Но уже в изображении Даниила земные государства начинают выступать, как бы связанными некоторыми общими судьбами. Страшные звери, выходят последовательно один за другим, и в шествии их открывается общий исторический план. Не просто Бог израильский отдает то одному, то другому народу Израиль в наказание за его грехи, но народы шествуют один за другим, и их страшный звериный путь есть путь мировой истории. Мотив этот можно проследить во всей апокалипсической литературе, но своего особого философского завершения достигает он в так называемой 4-й книге Эздры. Последовательность человеческих поколений, по представлениям этой апокрифической книги, является совершенно необходимой. Как мать не может родить сразу десять детей, так земная история порождает своих детей и по известному Богом установленному порядку. «Так утвердил я в мире, созданном мною, определенную последовательность», — говорит Егова [49] . Поэтому путь мировой истории есть путь закономерный, однако это не есть закономерность добра, но скорее закономерность зла. В апокалипсической философии истории мы не найдем столь популярной в наше время теории прогресса. Напротив, там развивается теория порчи, падения — регресса. Звери выступают один страшнее другого, и так до последней борьбы. В откровении Иоанна Богослова мы и находим объяснение этого процесса. Путь истории государства есть путь метафизической борьбы зла с добром, путь отпадения от Бога. Человеческая история, история видимых государств, является не чем иным, как одним из эпизодов демонической борьбы с Богом. Поэтому начало истории — на небе, а конец ее — здесь, на земле. Поражение государства как страшного зверя есть не что иное, как последний акт этой борьбы — Божества с демонами.
49
E. Kautzsch, Die Apokriphen des Alten Testaments, Bd.II, s. 363.
«Христианство не отрицает государства и власти», «не призывает к насильственному изменению политического строя», «не имеет в догматическом сознании обоснованной связи с монархией или с другой какой-либо формой» [50] . Все это — суть неоспоримые истины с точки зрения евангельского принципа христианской лояльности. Но они решительно оспоримы с точки зрения библейских и апокалипсических воззрений. Их прямо можно обернуть, утверждая, что, исходя из ветхозаветных настроений, христианство отнюдь не призывает к повиновению всякой государственной власти и требует повиновения только власти праведной (не «поклоняться зверю»), «ни образу его», не принимать «начертания на чело свое и на руку свою». (Откр. Иоанна, 20,4); что оно может сочувствовать падению неправедных властей и даже призывать к нему; что, наконец, оно может дойти при некоторых условиях до отрицания государства и власти, как учреждений Антихристовых. Все то не отвлеченные возможности, но может быть обосновано на неоспоримом историческом опыте. Факты, которые сюда относятся, слишком многочисленны, чтобы их можно было излагать подробно. Мы ограничимся здесь только наиболее существенным, отметим явления, имеющие характер важнейших этапов.
50
Cp. H.А. Бердяев, Путь, № 1, стр 34,35,46.
Первым этапом является учение о «Граде Божием» и «граде земном», как оно развивалось западным христианством, начиная с Августина. В нем заложены идейные основы всех последующих отступлений от принципа христианской лояльности — западная борьба церкви с государством, католическое развенчание государства как учреждения греховного, католические теории о неподчинении неправедной власти, учения о цареубийстве и т. п. Из него мы начинаем понимать, почему историческое христианство, собственно говоря, никогда и не придерживалось заповеди политической лояльности, которая оставалась отвлеченным принципом, а не исторически действенным началом.
Политические взгляды Августина возникли на почве толкования Библии и Апокалипсиса. Его известнейшее сочинение «О Граде Божием» без особой натяжки можно назвать приспособленным к особой цели таким толкованием [51] . Августин развивает в нем грандиозную для его времени философию истории, главным материалом для которой служит Библия. Содержанием ее является борьба государства земного и государства небесного. Земное государство метафизически родилось тогда, когда произошло зло, первое свободное отпадение от Бога сотворенных им бесплотных духов [52] . На земле же оно основалось вместе с грехопадением человека [53] . В частности, основателем первого земного государства был братоубийца Каин, тогда как от Авеля произошло государство праведное — небесное [54] . От Каина произошли и другие земные царства — не даром ведь на братоубийстве основан был и Древний Рим. Вообще существует общий закон, что для возникновения государства необходимо, чтобы пролилась человеческая кровь [55] . Августин идет даже еще далее. Он пытается показать, что так называемое языческое государство вообще не может быть названо именем государства, так что, например, древний Рим, строго говоря, никогда государством и не был. Доказательство это исходит из известного определения Цицерона, согласно которому государство есть общенародное дело (res publica). Но, говорит Августин, Рим никогда и не был таким общенародным делом [56] . Народ есть такая совокупность людей, которая связана узами права и соображениями всеобщей пользы. Эта правовая связь, по мнению римских философов, называется справедливостью, без которой вообще невозможно никакое право. Отсюда видно, что, где отсутствует истинная справедливость, там не может быть и связанного узами права союза людей, не может быть и народа, не может быть, следовательно, и народного дела — республики. Здесь можно говорить только о простой толпе людей, недостойной носить имени народа. Совершенно ясно, что такой толпе нельзя присвоить и имени государства.
51
Это мнение еще более подтверждается, если верно то, что Августин основывался в своем сочинении на более раннем комментарии к апокалипсису испанского монаха Тикония.
52
Кн. XI и XII.
53
Кн. XIII и XIV.
54
Кн. XV.
55
Кн. XV, 5; III, 6.
56
Кн. XX, 20.
Вся эта формально правильная цепь умозаключений приобретает материальную истинность в том случае, если будет доказано, что в Римском государстве действительно не было никакой справедливости. Августин пытается доказать и это положение, при чем он избирает два способа доказательства — опытно-исторический и умозрительный. К первому принадлежит вся та сумма богато подобранных фактов, главным образом из римской истории, которая приведена в 20-й книге его сочинения и которая изобличает фактическую безнравственность, несправедливость и развращенность, царившую в Риме. Указания на эти факты, конечно, неоспоримы, но они не могут быть в тоже время аргументом, исчерпывающим вопрос. Всякое земное государство несовершенно, и история христианских государств могла бы бесконечно обогатить подобранные Августином факты — разумеется, не в пользу его основных намерений. Оттого, второй, умозрительный путь доказательства обладает ценностью гораздо более принципиальной. Именно Августин выставляет здесь мысль, которая нередко стала повторяться и в наше время. Он хочет доказать, что справедливость и право не возможны без понятия об истинной религии и истинном Боге. А так как в язычестве эти понятия отсутствуют, то, следовательно, языческие государства не могли быть построены на праве и не могли носить имени государства. Причем Августин, развивая эту мысль, не хочет сказать, что религиозность вообще является необходимым моментом в идее государства — нет, он определенно стремится доказать, что без признания христианского Бога идея государства становится невозможной [57] . Мы видели уже, что, по определению Цицерона, государство тесным образом связано с понятием справедливости. Но справедливость, по римскому определению, есть добродетель, которая воздает каждому свое. Как же возможно, спрашивает Августин, чтобы такая справедливость была присуща человеку, у которого отнят Бог и который передан во власть нечистым демонам — языческим богам. Возможно ли при таких условиях действительно «причитать каждому свое».
57
Кн. XIX, 23.