Русский народ и государство, Алексеев Николай Николаевич

Русский народ и государство

на обложку

Алексеев Николай Николаевич

Шрифт:

Перенесение демократической организации церкви на государственный порядок указывает, что в этом процессе большую роль сыграло Священное Писание, на которое постоянно ссылались ранние представители демократизма [70] . Но ведь это как раз и исходит из зерна протестантизма. Ведь протестантизм как раз отрицал все человеческие установления, прямо не вытекающие из Священного Писания, и требовал переустройства жизни на чисто библейских основах. Если принять во внимание, что Библия, — особенно Ветхий завет — живет в воззрениях на государство, колеблющихся между враждебной к царской власти демократической теократией еврейского народа и враждебными к государству вообще теократическими стремлениями [71] , то станет вполне понятным, какое направление должно было приобрести проведение реформаторства в жизнь. Ища титулы государственной власти в Священном Писании, реформаторы логически доходили или до требования того государственного устройства, которому они учились в Библии, то есть теократической демократии, или же вообще отрицали государство.

Как это делает Гасбах, L. с.

См. об этом выше.

Небезынтересно поставить вопрос, когда и кем из реформаторов впервые были развиты эти логические последствия протестантизма. Историки демократии указывают обычно на английскую революцию и утверждают, что английские пуритане в их различных разветвлениях и были той протестантской сектой, которая впервые формулировала и провела в жизнь новейший демократический идеал государства [72] . Но справедливость требует отметить, что фактическое первенство, пожалуй, принадлежит не им. Подготовленное в Англии раннее реформационное движение перешло, как известно, в Богемию, где оно нашло весьма благоприятную почву для распространения. Думается, что вовсе не пуритане, и не кальвинисты, как это иногда утверждают [73] , заложили первые идейные основы современного демократизма; заложили их чешское гуситы, значение которых в этом направлении вполне недооценивается [74] . Последователи Яна Гуса еще в первых трех десятилетиях XV века вполне отчетливо формулировали мысль, что для истинных христиан правителем является один только Бог. Если король не принимает их веры, то они будут Бога почитать за короля, а короля считать простым человеком [75] . Отсюда и вытекает принцип народовластия, согласно которому potestas legitima в вопросах жизни и смерти, войны и мира, принадлежит народу [76] . Гуситы формулировали далее те два основных понятия, на которых строилась современная демократия, — понятия свободы и равенства. «Все должны быть друг другу братьями и никто не должен быть подданным другого». Во имя этого должны быть уничтожены налоги и подати и должна быть уничтожена королевская власть, так же как и всякие сословные различия, всякое социальное неравенство. Господа, благородные и рыцари будут повешены, и сыны Божий «наступят на выи князей и все царства земные будут отданы им в руки». Все это, разумеется, было подкреплено текстами из Священного Писания [77] .

Ср. Borgeaux, Etablissement et revision des constitutions, 1893, стр. 1.

Значение кальвинизма особенно подчеркивает Doumergue, Les origines historiques de la declarations des droits. Revue du droit public, 1904.

Вопрос этот нельзя считать разработанным. Материалы по нему можно найти у Hofler, Die Geschichtsschreiber der hussitischen Bewegung, 1–3. 1856—66. При пользовании им нужно иметь в виду Palаску, Die Geschichte des Hussitentums und Prof. Hofler, 1868. Его же, Beitrage zur Geschichte des Hussitenkrieges. Для исторической ориентации нужно иметь в виду следующие хронологические данные. Виклиф родился около 1320 года. Ко времени расцвета его деятельности родился Гус (в 1369 году). В 1415 году он был сожжен. Гуситское движение протекало в эпоху от 1420 до 1430 года, когда и формулировались идеи гуситов. Лютер родился в 1483 году и умер в 1546 году. Его современником был Кальвин и Цвингли. Первая индепендентская община была основана в 1608 году. Великая гражданская война в Англии началась в 1642. Таким образом, политические идеи английских индепендентов выявились почти два столетия спустя после гуситов.

Веzоld, Zur Geschichte der Hussitentums, 1874, стр. 45.

Ibid., стр. 47.

Ibid., стр. 44.

Я думаю, что в смысле религиозных корней современной демократии едва ли что-нибудь новое, по сравнению с гуситами, сказал Роберт Броун, которого обычно и считают родоначальником демократических идей, когда он в 1582 году (следовательно, более 150 лет спустя) писал: «Истинные христиане соединяются в общины верующих, подчинившихся путем добровольного договора с Богом господству Бога и Спасителя, которые и охраняют в святом общении божественный закон [78] . Английским индепендентам в организационном смысле удалось достигнуть большего, чем гуситам. Тогда как гуситское движение иссякло в междоусобной борьбе, идеи английских индепендентов после кровавой практики во время английской революции нашли благодарную почву применения в Америке, куда бежали английские сектанты. Опытом применения их идей и было образование Соединенных Штатов Америки — великой американской демократии.

Cp. Гачек. Общее государственное право, вып. II.

Кто хотел бы объективно оценить, какое значение имел Ветхий завет в обосновании названных идей, тому можно рекомендовать только одно: познакомиться с соответствующей протестантской литературой не по второисточникам, но по подлинным сочинениям. Тогда только станет ясной действительно революционная роль Ветхого завета. Такие боевые в свое время сочинения, как, например, «Vindiciae contra turannos» Юния Брута [79] являются просто попыткой применения библейских политических настроений и библейских преданий к европейским политическим условиям XVI века. Основным предположением является здесь мысль, что еврейское государство было наилучшим и что оно должно считаться образцом праведного христианского государства [80] . И, следовательно, все, что наблюдаем мы в Библии, все это должно целиком подходить ко всякому христианскому государству [81] . Таким образом, в христианском государстве государственная власть должна строиться на договоре, как это было в Библии. Для учреждения царской власти необходимо, чтобы стороной в договоре был также и монарх. Учреждение царства подобно солидарному обязательству, как оно было известно римскому праву [82] . При этом нужно различать учреждение самого института царства через Божественную волю (как, например, разрешение Самуилу помазать на царство Саула) и самый выбор конкретного властителя, что есть акт, проистекающий только из воли народа. Но если царь должен выбираться народом, то ясно, что целый народ имеет более власти, чем царь. Народ может жить без царя, царь же не может жить без народа. Вся эта цепь умозаключений на каждой ступени своей иллюстрируется примерами из Ветхого завета и ими обосновывается. В конце концов выставляется последний, наиболее решительный вывод: утверждается право народа бороться против неправедного царя.

Первое издание вышло в 1579 году. Авторство приписывается ныне Дюплесси-Морнэ.

«In Regno Israelitico, quod omnium fere politicorum judicio, optime constitutum erat, eum orsinem fuisse videmus» — вот формула, которой пользуется автор. Ср. «Vindiciae», ad. 1, Edinburg 1579, p. 90.

Ibid., p. 32.

p. 37: «Quem admodum ergo, cum Cajus et Titius eundem pecuniam Scio stipulanti conjunctionem promiserunt, singuli ipso jure in solidum tenentur, et ab eorum uterutro solidum peti potest; ita tenetur Rex per se, Israel item per se, curare cavere, ne quid detrimenti Eclesia capiat.»

Что может быть более несовместимо с заповедью христианской лояльности, чем эта доктрина цареборчества, обоснованная протестантскими и некоторыми католическими богословами почти исключительно на авторитете Ветхого завета? Все предшествующее наше изложение может убедить, что при таком обосновании дело шло вовсе не о произвольном претолковании текстов, но о рецепции глубоких настроений, свойственных ветхозаветной части христианского канона.

* * *

Изложенные воззрения слишком значительны, чтобы их можно было просто обойти молчанием при решении вопроса об отношении христианства к государству. А раз так, как то для христианина неизбежно возникает следующая дилемма: 1) Или признать библейские, пророческие и апокалипсические воззрения на государство основоположной частью христианского вероучения, которая для христианина имеет значение обязательное и руководящее: в таком случае придется в большей мере ограничить значимость принципа христианской лояльности и признать, что христианство более совместимо с демократией, чем с монархией. 2) Или же отвергнуть основоположный и руководящий характер ветхозаветных воззрений на государство и обусловленную ими историческую традицию, выраженную в католичестве и протестантстве, признать противоречащей духу христианства и еретической; в таком случае придется вообще усомниться в обязательности для истинного христианина ветхозаветного канона и той части новозаветных идей, которые непосредственно связаны с Ветхим заветом.

Вопрос о том, какое из этих двух решений правильное, выходит из рамок, поставленных настоящей статьей, имевшей в виду обнаружение целого комплекса весьма существенных и органически связанных с христианством идей, без обсуждения которых не может быть решена проблема об отношении христианства к государству.

ХРИСТИАНСТВО И ИДЕЯ МОНАРХИИ

Если идейно монархия одинаково не находит обоснования ни в евангельском учении о христианской лояльности, ни в политических воззрениях ветхозаветных книг [83] , то каким же образом произошло известное, веками сложившееся убеждение, согласно которому монархия считается, так сказать, естественной политической формой, признаваемой христианством, а монархизм — единственной правомерной идеологией всякого доброго христианина? Вопрос, так поставленный, приводит нас к необходимости изучить исторические и идейные корни монархизма. Только такая постановка вопроса способна осветить истинное существо исторически столь прочно установившейся связи между христианством и политическим установлением монархии.

См. нашу предшествующую статью в № 4 «Пути».

Ни одна из политических форм не обнаруживает столь тесной — исторической и идейной — связи с религией, как политическая форма монархии. Мало сказать, что монархия была политическим установлением, создавшимся под влиянием некоторых языческих религиозных представлений, — более того, в истоках своих монархизм сам был положительной религией, религия же имела преимущественно монархические формы. В настоящее время можно считать доказанным, что первоначальная монархия произошла из первобытной магии и первыми земными владыками были первобытный кудесник и маг [84] . Примитивный человек жил в обществе, которое в известном смысле можно назвать демократическим — это была «большая демократия» [85] , в которой естественные существа жили вместе с существами сверхъестественными, и, по убеждению примитивного человека, между первыми и вторыми происходило постоянное общение. Сверхъестественное входило постоянным фактором в видимый мир, естественные предметы постоянно получали способность сверхъестественного действия. Первоначальный суверен, по словам наблюдателей жизни примитивных народов, есть тот человек, который находится в постоянном общении с духами и при помощи их он может производить дождь, давать солнечный свет, господствовать над ветрами, посылать болезни, способствовать удаче и неудаче и т. д. «Обладаешь ли ты этими силами?» — спросил один первобытный суверен белого путешественника. И когда тот ответил отрицательно, то царек сказал: «А кто же у вас дает ветер, бурю, дождь?» — «Это Бог», — сказал ему белый. — «А в таком случае у вас Бог исполняет те обязанности, которые у нас исполняю я. Бог и я — мы одинаковы!» «Он произнес это, — добавляет наблюдатель, — спокойно, с видом человека, которому удалось подыскать достаточное объяснение». Разговор этот тем характерен, что в нем намечаются первые истоки первоначального монархизма. Кто хочет понять истинное существо древнейших монархических учреждений, тот должен помнить, что они не отделимы от идеи царебожества, от отожествления царя с Богом. Древняя монархия мертва, бездушна, непонятна, если только отделить ее от этой идеи [86] .

Ссылаюсь на капитальное исследование I. G. Frazer, Le rameau d, or, Paris 1924 и на его Les origines magiques de la royaute, 1920.

I. G. Frazer, Le rameau d, or, p. 86.

Приведено у Levy-Brule, La mentalite primitive, 1922. из G. Brown, Melanesians and Polynesians, p. 429.

Культ царебожества исповедовался народами совершенно различных культур, тем не менее в основе его лежит некоторое особое религиозно-философское миросозерцание, одинаковое, несмотря на различие эпох, наций и культурных условий существования. Предпосылкой этого миросозерцания является аксиома, получившая, пожалуй, наиболее выпуклую формулировку в религии ассиро-вавилонян. Ассиро-вавилоняне верили, что все земное бытие соответствует бытию небесному и что каждое явление этого мира, начиная с самого малого и кончая величайшим, нужно считать отражением небесных процессов [87] . На признании аксиомы этой покоилось все вавилонское миросозерцание, вся философия, астрология, магия. В применении к политике она означала, что порядок божественной иерархии является прообразом для иерархии земной, что, следовательно, земной царь является как бы копией царя небесного, инкарнацией божества, земным богом [88] . Однако аксиома эта с вытекающими из нее выводами была только наиболее ярко сформулирована ассиро-вавилонянами; она лежала в основе и иных древнеязыческих политических форм. Не на этом ли учении построено было одно из самых удивительных политических образований нашей планеты «государство небо», тысячелетняя Китайская империя? Согласно учению Конфуция, государственная организация является отражением в миниатюре тех отношений, которые наблюдаются в небесном мире [89] . Только в мировоззрении китайского мудреца идея небесного порядка и его земного отображения имеет скорее характер безличный. Небо есть безличное благое начало, управляющее миром и человеком, есть верховный разум с его законами, которые на земле и воплощены в государственных законах. Можно провести не без основания параллель между воззрениями на государство Конфуция и политической теорией Гегеля [90] . То, что Гегель называет «разумом», «основой мира», то Конфуций называет «небом». Оттого для Конфуция, как и для Гегеля, государство является «высшей формой объективной нравственности» и выше государства нет вообще ничего высшего. Воззрение это, впрочем, совершенно совместимо и с персональным культом властителя, с идеей царе-божества. Властитель государства для китайцев был наличным носителем безличного нравственного закона, «сыном неба». Как «сын неба», он принадлежал к божественным сферам и даже является божеством. И Древнему Египту знакомо было это воззрение, хотя в более персональной формулировке. Для Египтян божественный порядок был также прообразом порядка земного, а фараон был копией божества, его изображением, живой божественной статуей [91] . Это общее языческим народам мировоззрение последствием своим имело совершенно особую политическую доктрину древнего монархизма, которая, невзирая на особенности места и времени, может быть характеризована рядом совершенно общих черт.

A. Jeremias, Handbuch der altorientalishen Geisteskultur, 1913 s. 171: «Alles irdische Sein und Geschehen entspricht einem himmlischeen Sein und Geschehen, wobei alle Teilerscheinungen voh Grossten bis zum kleinsten als Spiegelbilder von einender aufgefasst werden».

Ibid.,s 173.

Liau Schang Kuo, Von chinesinesischen Rechts — und Staatstheonen, Zeitschrift fur vergleichende Rechtwissenshaft, Bd. 40.

Как делает цитированный в предшествующем примечании автора.

J. Baillet, Le regime pharaonique, t. I. 1912. p. 10.

Древний царь не мог не обладать божественными предикатами и не мог не быть предметом божественного культа. По убеждению древних языческих народов, когда не было царств на земле, атрибуты царя — скипетр, держава, корона — лежали на небе. С учреждением царств ими были увенчаны земные владыки [92] . Поэтому обряд коронования имеет небесное происхождение, является как бы таинством. Вся жизнь царя есть как бы подобие небесной жизни. Дворец и трон есть подобие седалища богов; дворец не отделим от храма и есть как бы часть божественного жилища. Царь является ближайшим служителем неба, первым жрецом, первосвященником. Власть царя, подобно божественной власти, совершенно универсальна: царь властвует не только над подданными, власть его простирается на весь мир. Отсюда происходит идея универсальной империи, которая не отделима от воззрений древнеязыческого монархизма. Небесная Империя, в представлениях китайцев, беспредельна, и безгранична в пространстве была власть богдыхана. Ассиро-вавилонские деспоты также считали себя владыками мировыми. Египтяне думали, что как солнце освещает все, так и власть фараона должна простираться на всю Вселенную. Власть эта, подобно лучам, распространяется до последних пределов земли, до границ неба. Весь мир принадлежит фараону — юг и север, восток и запад, земля, во всю длину ее и ширину [93] .

Jeremias, I. с. 177 — Согласно законам Ману L. VII. 4. (по изд. Musee Giumet) царь есть «une grande divinite qui reside sous la forme hummame». Любопытно отметить, что на законы Ману как раз ссылается Жозеф де Местр в известном пассаже своих «Les soirees de St. Petersbourg», как на образец классического понятия о монархической власти.

Baillet, I. с. p. 107–110.

Власть подобного монарха не может не быть неограниченной, абсолютной. Если говорить об абсолютной монархии в точном историческом смысле этого слова, то в чистой и последовательной форме она могла существовать только при господстве идеи царе-божества и только в ее пределах. Подлинно абсолютной властью может быть только власть, подобная божественной, которую никто не может ограничить и которая даже выше нравственных законов. Здесь берет свое начало воззрение, что истинный царь может быть и безнравственным, если он силен, всемогущ и грозен, как Демиург. Обладая богоподобной властью, древний языческий царь был существом страшным, внушающим ужас и грозным. Он грозен и для подданных, и для иностранцев, и для врагов внутренних и для врагов внешних. Фараон пожигал пламенем своих врагов и взором своим повергал нечестивых. Он был носителем «божественного террора», «гневом венчанным» [94] . Но в то же время он был и носителем мира, благодетелем человечества, хранителем жизни подданных. Он является божеством добрым, подобным Озирису; доброта его, по выражению египетского папируса, подобна воде морской, то есть она никогда не иссякает и несет жизнь миру, несет плодородие, изобилие и счастье. В пределах ассиро-вавилонской и персидской культуры этот взгляд на царя как на хранителя жизни получил мессианское истолкование: царь считался грядущим спасителем людей — избавителем от смерти. Царь-спаситель есть типичная персидская и ассиро-вавилонская идея, связанная с древними астрологическими воззрениями, с учением о круговороте вещей, о перерождении мира, об эволюции эонов. Новый царь и был эоном, который нес миру новую судьбу [95] .

L. с. p. 88, 110.

Jeremias, I. с. s. 179.