Русский Париж
Шрифт:
О тайном браке императрицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Разумовского, о их детях существует немало слухов, преданий, исследований.
Публицист Евгений Поселянин отмечал, что сын императрицы и графа жил в одном из монастырей Переяславля-Залесского и умер в самом начале XIX века. А дочь стала известна под именем княжны Таракановой. «…это имя представляет собой измененную фамилию Дараган. Казачья фамилия Дараган… была в близком родстве с Разумовскими, и одна из членов этой семьи сопровождала за границу дочь графа Разумовского».
Дочь звали Августа. Некоторые исследователи усматривают в имени напоминание об «августейшем» происхождении. Евгений Поселянин писал, что осталось тайной, когда и кем была отправлена за границу княжна Августа, где «…она воспитывалась и жила в тишине и довольстве. Там бы, вероятно, и окончила она свою жизнь, если б ее имя не послужило орудием интриги».
Дочерью императрицы Елизаветы Петровны княжна Тараканова стала называться лишь в конце своего пребывания в Париже.
А в начале она заявляла, что в младенчестве лишилась родителей и была взята на воспитание своим дядей — одним из самых богатых и влиятельных людей в Персии.
О несметных богатствах родственника, завещанных ей, Тараканова постоянно рассказывала парижским знакомым. Это помогало находить состоятельных кредиторов. Жизнь во французской столице требовала больших затрат. Люди из окружения Таракановой советовали завязывать знакомства с русскими масонами.
Но, по агентурным сведениям Тайной экспедиции, те весьма настороженно относились к загадочной красавице. А после того, как она заявила в Париже о своих притязаниях на русскую корону, они старались и вовсе не встречаться с ней.
Кому охота после возвращения на родину оказаться в застенках Тайной экспедиции за связь с самозванкой?
«Беззаботно и весело, утопая в блеске и роскоши, Али-Эмете (Алина) провела в Париже зиму 1772 года. Присылались ли к ней в это время мнимо — персидские деньги, не знаем, но, в надежде на азиатские ее сокровища, парижские капиталисты вверили ей значительные суммы.
Самыми ближними к ней людьми были в то время бароны Шенк и Эмбс; через них-то она и доставала деньги; они занимали их на свое имя, или за своим поручительством. Эти бароны познакомились с богатым купцом Понсе и еще с каким-то Маке, которые и доставляли им деньги на житье в Париже принцессы Владимирской. Она жила открыто, пользовалась всеми удовольствиями Парижа, свела знакомства с разными лицами тамошнего высшего общества и заставила о себе говорить, чего, как известно, не легко достигнуть в столице роскоши и моды.
В числе знакомых был некто маркиз де Марин, тип старого развратника, столь обыкновенный при дворе Людовика XV. Он до того был очарован прелестями и быстрым, увлекательным умом Алины, что пожертвовал для нее и своими связями, и состоянием, и положением при Версальском дворе и в обществе.
…Трудно поверить, чтобы де Марин неискренно верил в действительность происхождения этой женщины от Владимирских государей и в существование персидских ее богатств, иначе вряд ли он дошел бы до такого унижения…
И не только де Марин был в таком положении. Принадлежавший к одной из знаменитейших фамилий Франции, граф Рошфор де Валькур, гофмаршал владетельного князя Лимбурга (из фамилии Линанж), находившийся тогда в Париже по делам своего государя, познакомившись с Алиной, до того прельстился ею, что просил руки ее…
Наконец сам граф Михаил Огинский не мог устоять пред красотою очаровательной принцессы, она и его запутала в свои сети…
Таким образом, в веселом обществе пяти любовников, и в том числе одного жениха, Алина Владимирская проводила дни свои в Париже. Мотовству ее не было границ, а персидский дядя денег не присылал. В начале 1773 года средства красавицы истощились, Вантурс, или барон Эмбс, попал в тюрьму за долги, барону Шенку грозила такая же участь от кредиторов. Алина попросила взаймы у Огинского, но официальное положение его, как польского посланника при французском короле, не дозволило ему исполнить желание обворожившей его женщины. Он, под разными предлогами, отказал ей. Ничего больше не оставалось Алине, как еще раз бежать от заимодавцев.
Де Марин поручился за мнимого барона Эмбса, и Вантурс был выпущен из тюрьмы. Вместе с ним, с де Марином и с бароном Шенком принцесса переехала в одну из деревень в окрестностях Парижа».
С первых же дней появления в Париже она полюбила прогулки по Булонскому лесу.
Правда, злые языки утверждали, что прекрасная русская эмигрантка совершала их по совету приятелей.
«Здесь можно встретить принцев крови, финансовых дельцов, известных актеров и художников, аристократов со всей Европы, самых влиятельных людей Франции», — вспоминал о Булонском лесе в XIX веке русский дипломат.
Возможно, и княжну Тараканову этот уголок Парижа притягивал для встреч, знакомств, налаживания связей.
Но, как часто бывает, там, где появляется знаменитость, рождаются романтические слухи и предания. Как говорили в старые времена: даже шепот, прозвучавший на тропинках Булонского леса, разносится по всей Европе.
Весть о том, что загадочная русская красавица является дочерью покойной императрицы Елизаветы, а значит, внучкой Петра I, стала распространяться якобы из этого парка. Так считали некоторые знатоки парижских тайн XVIII столетия.
Однажды во время прогулки по Булонскому лесу княжна Тараканова приказала остановить карету и распахнула дверку.
Сопровождавшие ее кавалеры поинтересовались:
— Что привлекло ваше внимание?..
— Стоит ли выходить в дождь?..
Но она молча выскочила из кареты и, не обращая внимания на слякоть, сделала несколько шагов.