Русский патриотизм и советский социализм

Кожевников Алексей Борисович

Еще в августе 1922 г. Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) был рассмотрен вопрос «О взаимоотношениях РСФСР и независимых республик». Для выработки решения по данному вопросу к предстоящему в октябре партийному Пленуму была создана комиссия Оргбюро ЦК под председательством В. В. Куйбышева. По заданию комиссии И. В. Сталиным был подготовлен проект «автономизации», предусматривавший вхождение Украины, Белоруссии и республик ЗСФСР (Грузии, Армении и Азербайджана) в РСФСР на правах автономий. В своем письме к В. И. Ленину от 22 сентября 1922 г. Сталин приводил аргументацию своего проекта: «За четыре года гражданской войны, когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных социал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство Цека РКП, как обман и лицемерие со стороны Москвы… Если мы теперь же не заменим формальную (фиктивную) независимость формальной же (и вместе с тем реальной) автономией, то через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик» [236] . Хотя предложенный Сталиным проект был в основном поддержан представителями республик (за исключением Грузии, Украина заняла выжидательную позицию), он вызвал негативную реакцию Ленина. В централистской по свое сути «автономизации» он усмотрел грубое нарушение государственного суверенитета республик и отход от принципов интернационализма. В сентябре 1922 г. Ленин предлагает свой проект «федерализации», предусматривающий создание союзного государства – «Союза Советских Республик Европы и Азии», – на основе добровольного и равного объединения юридически самостоятельных республик (при наличии общефедеральных органов власти). Свою оценку столь резкому изменению позиции лидера большевистской партии по вопросу об «автономизации» (ранее

В. И. Лениным одобренной) дает российский историк Ю. Н. Жуков: «Получив все материалы комиссии Оргбюро, Ленин, наконец, весьма неожиданно отреагировал на них. Категорически отверг подготовленный проект решения предстоящего пленума. Так и не сумел понять, что Сталин заботился только о воссоединении страны ради ее успешного экономического развития. Более близкими главе партии и государства – интернационалисту – оказались взгляды явных националистов и сепаратистов, “воспитанных”, по выражению Сталина, “среди коммунистов”, “ настоящих социал-независимцев” – Мдивани и Раковского [237] … Ленин, несомненно, лукавил. Не мог он, как юрист, не знать по прежним партийным дискуссиям, в которых участвовал и сам, что навязываемый им “союз” отнюдь не равнозначен “Федерации”. Он – нечто иное – конфедерация… Ленин как бы забыл или просто отверг все, о чем не раз говорили на съездах, о чем сам неоднократно писал. Забыл о “Программе” РКП, подготовленной при его прямом участии и принятой три года назад, на VIII съезде – “как одну из переходных форм на пути к полному единству партия выставляет федеративное объединение государств, организованных по советскому типу”… Что же это было? Следствие перенесенного тяжелого заболевания (инсульта)? А может, нечто иное, кем-то (нельзя исключить Троцкого) навязанная воля? Ответа пока мы не имеем» [238] . Сталин расценил ленинскую позицию «вместе и наравне» как проявление «национального либерализма», однако впоследствии вынужден был согласиться с мнением лидера партии.

236

Известия ЦК КПСС. 1989. № 9. С. 198–200.

237

Мдивани П. Г. – член Президиума ЦК Компартии Грузии; Раковский Х. Г. – председатель СНК Украины. В 1922 г. оба занимали подчеркнуто сепаратистскую позицию, выступали против объединения своих республик с РСФСР.

238

Жуков Ю. Н. Первое поражение Сталина 1917–1922 годы от Российской Империи – к СССР. М., 2011. С. 585–587.

В октябре 1922 г. план «федерализации» был утвержден на Пленуме ЦК РКП(б) в качестве отправного варианта создания будущего государства. Ленинский проект и само первоначальное название союзного государства носили на себе явный отпечаток глобальной политической стратегии по созданию «Всемирной федеративной республики Советов», о которой вождь пролетарской партии заявил еще в марте 1919 года [239] . Разворачивающиеся революционные события на Востоке и остававшиеся у значительной части большевистского руководства надежды на европейский (прежде всего немецкий) пролетариат лишь подкрепляли утопическую мечту о дальнейшем победоносном шествии мировой революции, по мере которого количество новых республик, вливающихся в единый союз, будет постоянно расти. Ленинский федеративный проект ввиду его усложненности и заидеологизированности едва ли мог стать надежной основой для эффективного и длительного существования нового государства без жесткой партийно-административной структуры (что и показала судьба СССР спустя 69 лет). «Русский фактор», ведущая роль государствообразующего народа в упрочении политического и экономического единства советских республик автором проекта игнорировались, а любые проявления т. н. «русского шовинизма» решительно осуждались. Все это доказывало, что используемые в период Гражданской войны идеи русского патриотизма, тактически необходимые в условиях враждебного окружения РСФСР в 1918–1920 гг., с наступлением «нового этапа» мировой революции и созданием для нее государственного плацдарма – СССР становились для вождя большевизма неприемлемыми. Очевидно, что новообразованное государство рассматривалось В. И. Лениным как временная форма сосуществования союзных республик, которая будет видоизменяться по мере развития мирового революционного процесса. При этом набиравший в республиках силу партийный национал-сепаратизм рассматривался Лениным как неизбежное и меньшее зло по сравнению с «великодержавным уклоном», который, по мнению вождя, лишь один мог воспрепятствовать добровольному объединению народов в Союз. Свое наиболее яркое выражение эта позиция Ленина получила в связи с т. н. «грузинским инцидентом».

239

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.37. С. 520.

19 октября 1922 г. руководство ЦК компартии Грузии потребовало ликвидации Закавказской Федерации (ЗСФСР) и вхождения своей республики в состав будущего государства на правах самостоятельного политического образования. Выяснения отношений между представителями Москвы на Кавказе и грузинской стороной дошли до рукоприкладства: во время одного из конфликтов руководитель Закавказского крайкома Г. К. Орджоникидзе ударил одного из членов ЦК республики. Посланная для выяснения причин инцидента комиссия из Москвы под председательством Ф. Э. Дзержинского оправдала действия Орджоникидзе. Такое решение вызвало сильное возмущение В. И. Ленина, усмотревшего в подобном повороте событий доказательство существования «великодержавной» оппозиции своему курсу [240] . Однако из-за плохого состояния здоровья он не мог сразу дать необходимой для членов партии теоретической оценки произошедшему. Лишь 30 декабря 1922 г. он диктует свое письмо «К вопросу о национальностях или об “автономизации”», в котором обрушивается со всей присущей ему в таких случаях нетерпимостью на проводников «великорусско-националистической кампании» в республиках.

240

По воспоминаниям секретаря Ленина Л. А. Фотиевой, «Владимир Ильич был хорошо и всесторонне осведомлен о положении в Грузии… Не мог не знать, например, о таких вредных мероприятиях, проводившихся в Грузии с санкции старого ЦК КП(б)Г, как учреждение кордонов на границах Грузии, взимание платы за разрешение, выдаваемые НКВД на право въезда и пребывания в Грузии, которые Владимир Ильич безусловно не одобрял» (Фотиева Л. А. Из воспоминаний о В. И. Ленине (Декабрь 1922 г. – март 1923 г.) // Воспоминания о В. И. Ленине: В 10 тт. М., 1991. Т.8. С. 196–197). О произволе, допущенном коммунистическими властями Грузии в отношении голодающих русских беженцев (Г. К. Орджоникидзе осудил такую политику), свидетельствует следующий документ, направленный в октябре 1921 г. Уполномоченному Центроэвака РСФСР (Центральной эвакуационной комиссии): «Отношением своим за № 4769/1653 Политический отдел наркомзема уведомляет, что русские беженцы Карской области как не грузинско-поданные согласно первой статьи переселенческого устава в Грузии не могут быть расселены, что доводится до Вашего сведения. Зам. нач. Грузцентроэвака Какабадзе. 12 октября 1921 г.» (Цит. по: Константинов С. В., Ушаков А. И. История после истории. Образы России на постсоветском пространстве. М., 2001. С. 16).

Прежде всего, необходимо было еще раз предать анафеме ранее отвергнутый курс на «автономизацию», являвшийся, по мнению Ленина, главной причиной проявившегося в Грузии русского «великодержавничества». «Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации… Видимо, вся эта затея “автономизации” в корне была неверна и несвоевременна.» – таким признанием начинается это письмо [241] . Далее его автор называет главную политическую силу, препятствующую «правильному решению» национального вопроса. Речь идет о работниках советского аппарата, не изживших прежней имперской психологии: «Говорят, что требовалось единство аппарата… Мы называем своим аппарат, который на самом деле насквозь еще чужд нам и представляет из себя буржуазную и царскую мешанину… При таких условиях очень естественно, что «свобода выхода из союза», которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали» [242] .

241

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.45. С. 356.

242

Там же. С. 357–358.

Кроме работников аппарата в разряд проводников «великорусской националистической кампании» Ленин зачисляет и своих соратников, убежденных интернационалистов – Сталина и Дзержинского, повинных в «неправильном» разрешении «грузинского инцидента». При этом подчеркивалось, что «тов. Дзержинский, который ездил на Кавказ расследовать дело о «преступлениях этих «социал-националов» [243] , отличился тут же только своим истинно русским настроением (известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения)» [244] . В своей следующей диктовке, 31 декабря В. И. Ленин решил конкретизировать свое отношение к двум основополагающим, на его взгляд, вопросам, от правильного понимания которых зависела судьба союзного пролетарского государства – к вопросам национализма и интернационализма. Автор «диктовки» подчеркивал, что абстрактная постановка вопроса о национализме в корне неправильна: «Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой… По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия» [245] .

243

Речь идет о сепаратистски настроенных членах ЦК КП(б)Г.

244

Речь идет о сепаратистски настроенных членах ЦК КП(б)Г. Там же. С. 358. Ф. Э. Дзержинский, убежденный критик любых проявлений национал-сепаратизма, и ранее выступал против декларируемого партийным руководством «права наций на самоопределение», рассматривая его как покушение на принципы пролетарского интернационализма и потворствование местному (в частности, польскому) национализму. На VII Всероссийской конференции РСДРП(б) в апреле 1917 г., в ответ на обвинения в поддержке «великорусского шовинизма» Дзержинский возразил: «… Я могу его (В. И. Ленина – А. К.) упрекнуть в том, что он стоит на точке зрения польских, украинских и других шовинистов» (См.: Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(большевиков). Протоколы. М., 1958. С. 90, 219).

245

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т.45. С. 358.

Какое же «правильное» поведение в новых социальных условиях предписывалось «большой нации», в чем должен был выразиться ее интернационализм в отношении нерусских народов? Ответ автора был однозначным: «Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически» [246] .

246

Там же.

Автор, по сути, ревизует интернациональную доктрину, предполагавшую национальное и социальное равноправие народов (вне зависимости от их численности, культурного и экономического уровня развития) и предлагает свое понимание интернационализма, согласно которому большая нация должна быть поставлена в неравное и даже подчиненное положение к малым нациям. По мнению автора «Письма», русский народ, создавший великую культуру и сыгравший ведущую роль в революции, разгроме интервентов и белогвардейцев, социальном освобождении других народов и собирании их в новое государство, должен был нести ответственность за прежнюю политику самодержавной власти. Из этого следовало, что под понятие «угнетающая нация» подпадал и великорусский пролетариат – главный творец революции, о котором В. И. Ленин всегда отзывался с восхищением и считал ведущей силой социального освобождения трудящихся России.

В советской и российской историографии сложилось устойчивое мнение о подлинности авторства этого документа. Однако вышедшее в 2003 г. исследование историка В. А. Сахарова, посвященное «Политическому завещанию» Ленина, ставит под сомнение общепринятую версию. Опираясь на широкий круг источников и проведя научную экспертизу «Письма», автор делает предположение, что этот документ – продукт политической игры и авторство Ленина, стилистическое и даже теоретическое – сомнительно [247] .

247

См. Сахаров В. А. «Политическое завещание» Ленина: реальность истории и мифы политики. М., 2003. С. 306–311, 321–328.

Отношение В. И. Ленина к русскому народу, его истории, культуре, его роли в революционном движении крайне противоречиво. Не подлежит сомнению, что Ленин был убежденным и последовательным интернационалистом. Национальный вопрос рассматривался им с позиций решения конкретных задач классовой и национально-освободительной борьбы. Построение бесклассового и безнационального коммунистического общества являлось для него главной целью всей политической деятельности. Любые проявления русского национализма и консерватизма (в литературе, публицистике, искусстве) рассматривались им как выражение идеологии эксплуататорских классов и решительно осуждались, как идейно враждебные «демократическому направлению» в политической теории и культуре. Однако в повседневной жизни В. И. Ленин не был человеком, лишенным национальных пристрастий, вкусов и патриотических чувств. Об этом, к примеру, свидетельствует близко знавший Ленина писатель М. Горький: «Я нередко подмечал в нем черту гордости Россией, русскими, русским искусством. Иногда эта черта казалась мне странно чуждой Ленину и даже наивной, но потом я научился слышать в ней отзвук глубоко скрытой, радостной любви к своему народу» [248] . О Ленине как о национальном политическом лидере писал Л. Д. Троцкий: «Ленин глубоко национален. Он корнями уходит в новую русскую историю, собирает ее в себе, дает ей высшее выражение… Через Ленина социалистическая революция, давно имеющая свое интернациональное теоретическое выражение, нашла впервые свое национальное воплощение» [249] . Показательно, что подобные характеристики «вождю мирового пролетариата» давались людьми, нисколько не идеализировавшими русский народ. Русские поэты A. А. Блок, С. А. Есенин, Н. А. Клюев, С. Д. Дрожжин, B. Я. Брюсов писали о Ленине как о народном вожде [250] . Один из ведущих публицистов эмигрантского движения сменовеховцев Н. В. Устрялов в статье «Памяти Ленина» отмечал: «Пройдут годы, сменится нынешнее поколение, и затихнут горькие обиды, страшные личные удары, которые наносил этот фатальный, в ореоле крови над Россией взошедший человек, миллионам страдающих и чувствующих русских людей. И умрет личная злоба, и “наступит история”. И тогда уже все навсегда и окончательно поймут, что Ленин – наш, что Ленин – подлинный сын России, ее национальный герой – рядом с Дмитрием Донским, Петром Великим, Пушкиным и Толстым» [251] .

248

Горький М. Полн. собр. соч.: В 25 тт. М., 1968–1976. Т.20. С. 42.

249

Троцкий Л. Д… К истории русской революции. М., 1990. С. 234, 237.

250

См.: Блок А. А. Собр. соч.: В 6 тт. М., 1971. Т.6. С. 317–318; Есенин С. А. Собр. соч.: В 3 тт. М., 1969. Т.2. С. 126–131; Клюев Н. А. Сердце единорога. Стихотворения и поэмы. СПб., 1999. С. 377–378; И. З. Суриков и поэты-суриковцы. М.; Л., 1966. С. 447; Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7 т. М., 1973–1975. Т.3. С. 162–163.

251

Устрялов Н. В. Национал-большевизм. М., 2003. С. 373 (выделено автором статьи).

Идейные оппоненты Ленина – Н. А. Бердяев и В. В. Шульгин позднее признавали в нем выдающегося государственного деятеля, создателя новой России [252] . Парадоксальным является и тот факт, что признания масштабности личности вождя русских коммунистов были характерны даже для их непримиримых идеологических противников – представителей зарождавшегося немецкого национал-социализма. В своей книге «Die Zweite revolution» («Вторая революция», 1926 г.) один из тогдашних лидеров «левого» крыла национал-социалистической партии Йозеф Геббельс утверждал: «Ни один царь так не постиг русский народ в его глубине, в его страстях, в его национальных инстинктах, как Ленин» [253] . Впрочем, можно привести немало высказываний известных ученых, мыслителей, писателей XX столетия о Ленине как о русском человеке и выдающемся национальном политическом деятеле. Поэтому проблема «Ленин и русский вопрос» еще ждет своего всестороннего и объективного исследования.

252

См.: Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 114–116; Шульгин В. В. Опыт Ленина // Наш современник, 1997. № 11. С. 145, 171; Репников А. В., Христофоров В. С. Шульгин В. В. // Общественная мысль Русского зарубежья: Энциклопедия. М., 2009. С. 727.

253

Цит. по: Агурский. М. С. Идеология национал-большевизма. С. 256.