Русский патриотизм и советский социализм
Шрифт:
30 июля 1918 г. Совет Народных Комиссаров утвердил «Список лиц, коим предположено поставить монументы в г. Москве и др. городах РСФСР». В него были внесены имена как представителей революционно-демократического движения, так и наиболее «приемлемых» для формировавшейся пролетарской культуры русских писателей, художников, ученых, актеров. В начале августа газета «Известия» сообщила о намерении советского правительства воздвигнуть памятники выдающимся революционерам и деятелям мировой культуры и науки, а также А. С. Пушкину, М. Ю. Лермонтову, Н. В. Гоголю, Ф. И. Тютчеву, A. В. Кольцову, И. С. Никитину, Л. Н. Толстому, Ф. М. Достоевскому, Н. А. Некрасову, М. Е. Салтыкову-Щедрину, В. Г. Белинскому, Г. И. Успенскому, М. В. Ломоносову, Д. И. Менделееву, Андрею Рублеву, О. А. Кипренскому, А. А. Иванову, В. И. Сурикову, М. А. Врубелю, М. И. Козловскому, Ф. И. Шубину, М. Ф. Казакову, М. П. Мусоргскому, Н. А. Римскому-Корсакову, А. Н. Скрябину, В. Ф. Комисаржевской, П. С. Мочалову и др. [295]
295
Известия ВЦИК. 1918. 2 августа. См. также: Коненков С. Т. Ленин: «Я назвал бы это монументальной пропагандой» // Воспоминания о В. И. Ленине: В 5 т. М., 1979. Т.5. С. 287–288.
В создании памятников принимали участие известные скульпторы С. Т. Коненков, Л. В. Шервуд, Н. А. Андреев, B. И. Мухина, С. Д. Меркуров и др. Характерным примером отхода от жесткой идеологической заданности в культурной политике тех лет стало открытие памятника писателю и представителю русского консервативного лагеря Ф. М. Достоевскому. Памятник ему был установлен в Москве на Цветном бульваре 7 ноября 1918 г. – в первую годовщину Октябрьской революции [296] . Ровно через десять лет после этого события принял первых посетителей музей писателя в Москве. В августе 1920 г. в Муранове, по решению советских властей (и при непосредственной
296
История русского и советского искусства. М., 1989. С. 332.
297
См.: Кожинов В. В. Тютчев. М., 1988. С. 8.
Большое внимание уделялось и охране памятников русской старины. Свидетельства об этом содержатся в воспоминаниях о Ленине В. Д. Бонч-Бруевича (в 1917–1920 гг. – управляющего делами Совета Народных Комиссаров): «Несмотря на всю свою занятость, Владимир Ильич обращал большое внимание на архитектурные древности Москвы и других городов. Так, когда белогвардейцы артиллерийским огнем разрушили Ярославль, он принимал самое горячее участие в восстановлении этого старинного русского города. Была организована специальная комиссия, которая приводила Владимира Ильича в отчаяние своей медлительностью. Он хотел, чтобы во что бы то ни стало были восстановлены ярославские древние церкви, которые представляли собой памятники нашего старинного зодчества. Когда ему приходилось слышать, что в Галиче, Угличе и других старинных русских городах пытались разрушить церкви, он немедленно рассылал телеграммы и строгие приказы этого не делать, вызывал представителей местных властей, разъясняя им значение исторических памятников» [298] .
298
Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о Ленине. М., 1969. С. 404.
В тех же воспоминаниях приводятся факты бережного отношения В. И. Ленина к архитектурным памятникам Москвы, о его деятельности по восстановлению Московского Кремля, Сухаревой башни и других русских культурно-исторических памятников [299] . В апреле 1920 г. по декрету Совета Народных Комиссаров за подписью В. И. Ленина все находящиеся в пределах Троице-Сергиевой лавры сооружения и историко-художественные ценности вошли в собрание организованного там музея. Когда Ленину представили на подпись текст декрета о национализации Троице-Сергиевой лавры, он внес в него «особенно много исправлений», направленных на усиление ответственности за сохранность произведений искусства [300] . Глава советского правительства призывал к бережному отношению к памятникам древнерусского искусства как неотъемлемой части национального культурного достояния. Об этом свидетельствуют воспоминания выдающегося архитектора И. В. Жолтовского: «Ленин часто говорил о необходимости при реконструкции столицы сохранить памятники древнего зодчества, все ценное, что создано художественным гением русского народа» [301] . Уже в первые дни Советской власти, в ноябре 1917 г., по распоряжению Ленина была начата проверка и эвакуация в Москву исторических и культурных ценностей из музеев Петрограда и пригородных дворцов. Такая мера была обусловлена близостью военной зоны и опасностью захвата этих ценностей в случае оккупации Петрограда. На учрежденный по указанию Ленина Народный комиссариат художественно-исторических имуществ возлагались обязанности по охране памятников русской культуры. Как вспоминал впоследствии заместитель наркома художественно-исторических имуществ И. А. Вайман, кроме организации охраны памятников Кремля, в 1918 г. началась работа по учету художественных ценностей на территории РСФСР, не захваченной иностранными интервентами и белогвардейцами: «Во дворцах Московской области – Архангельском, в Кускове, Покровско-Стрешневе и других – была организована охрана памятников искусства и старины… Для выездов вне пределов Москвы тов. Ленин давал нам свою автомашину. Таким образом нам удалось объехать и организовать охрану Архангельского дворца, замечательного памятника культуры XVIII–XIX веков, панорамы Бородинского боя 1812 года и т. д.» [302] .
299
Там же. С. 402–405.
300
См.: Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. М.-Л., 1937. С. 272.
301
Жолтовский И. В. В 1918-м // Воспоминания о В. И. Ленине: В 5 т. М., 1979. Т.1. С. 211.
302
Вайман И. А. С товарищем Лениным. Охрана памятников старины и искусства // Воспоминания о В. И. Ленине: В 5 т. Т.3. С. 250–252.
Несмотря на тяжелые условия Гражданской войны, советскими издательствами выпускалась русская классическая литература (уже без купюр царской цензуры). Особое значение имело издание отечественной классики в 1920-е гг. – в период разворачивавшейся политики по ликвидации неграмотности среди населения и его привлечению к наследию мировой и русской культуры. 29 декабря 1917 г. ВЦИК принимает «Декрет о Государственном издательстве», в котором, в частности, указывалось: «В первую очередь, должно… быть поставлено дешевое народное издание русских классиков. Сочинения тех из них, срок авторского права которых истек, должны быть переизданы… Народные издания классиков должны поступать в продажу по себестоимости. Если же средства позволят, то и распространяться по льготной цене, или даже бесплатно через библиотеки, обслуживающие трудовую демократию» [303] . В трудное для молодой Советской республики военное время Совнарком изыскивает полтора миллиона рублей для налаживания издательской деятельности в стране и предпринимает меры для широкого издания произведений русской и зарубежной классической литературы и выпуска новых школьных учебников [304] . По-своему объяснял необходимость привлечения русского литературного наследия для правильного идейно-политического «воспитания» пролетариата Л. Д. Троцкий в своей статье «Пролетарская культура и пролетарское искусство»: «Рабочему классу не нужно и невозможно порывать с литературной традицией, ибо он вовсе не в тисках ее. Он не знает старой литературы, ему нужно только приобщиться к ней, ему нужно только овладеть еще Пушкиным, впитать его в себя – и уже тем самым преодолеть его… Когда футуристы предлагают выкинуть за борт старую индивидуалистическую литературу… они обнаруживают весьма-таки недостаточное понимание диалектической природы и противоречия индивидуализма и коллективизма» [305] . Приведенная цитата наглядно характеризует стремление Троцкого использовать такой существенный фактор общественной жизни, каким традиционно являлась русская литература, – в целях политической конъюнктуры. Творчество русских писателей, призванное сыграть свою роль в повышении культурного уровня пролетариата, должно будет со временем «преодолено» и отброшено. Следует отметить, что в культурных мероприятиях, проводимых большевиками, далеко не всегда присутствовал подобный политический практицизм. Установка памятников русским писателям, деятелям отечественной науки и искусства, предпринимаемые меры по сохранению памятников древнерусского зодчества, открытие музеев – все эти мероприятия новой власти свидетельствовали о том, что русское национальное наследие (по крайней мере, все лучшее и «прогрессивное» на ее взгляд) рассматривалось как неотъемлемая компонента формирующейся интернациональной пролетарской культуры.
303
Декреты Советской власти: В 2 т. М., 1957. Т.1. С. 296–297.
304
Паль Р. В. Человек придумал книгу. М., 1983. С. 254.
305
Правда. 1923. 14 сентября.
Даже в суровые годы войны и хозяйственной разрухи проводились мероприятия, посвященные деятелям русского искусства, устраивались художественные выставки, концерты произведений композиторов-классиков. Так, 10 апреля 1919 г. в Колонном зале Дома Союзов состоялся концерт в честь 80-летия со дня рождения М. П. Мусоргского. 19 апреля 1920 г. в Большом театре прошло торжественное заседание, посвященное пятилетней годовщине со дня кончины А. Н. Скрябина.
23 апреля там же состоялась премьера новой постановки оперы А. П. Бородина «Князь Игорь» (режиссер А. А. Санин, дирижер Н. С. Голованов, художник К. А. Коровин, балетмейстер А. А. Горский) [306] . Для прославленного русского художника Б. М. Кустодиева первое десятилетие Советской власти явилось не только временем тяжелых личных испытаний, связанных с Гражданской войной и лишениями тех лет, но и новым периодом в творческой судьбе. Живописец, картины которого передавали красоту русской природы и колорит городского и купеческого быта, принял Октябрьскую революцию как начало положительных перемен в жизни России. Он создавал полотна, прославляющие революцию, советские праздники, рисовал плакаты. Новая действительность нашла свое отражение в картинах художника «Праздник в честь открытия второго конгресса Коминтерна 19 июля 1920 года. Демонстрация на площади Урицкого» (1921 г.), «Ночной праздник на Неве» (1923 г.), «Октябрь в Петрограде» (1927 г.). Наибольшую известность в те годы получила картина Кустодиева «Большевик» (1920 г.). На ней художник изобразил русского рабочего-исполина, возвышающегося над уличной толпой и держащего в руках красное знамя освобождения. Фанатичный взгляд большевика устремлен на церковь, стоящую на его пути. Что хотел выразить этим художник – торжество новой «веры», призванной уничтожить религию прошлого, или единство коммунистических и христианских идеалов – является до сих пор дискуссионным вопросом для историков и искусствоведов. Официальными кругами и партийными критиками картина была принята доброжелательно и признана ярким явлением формирующегося советского искусства. Неоднократно организовывались выставки живописных работ Б. М. Кустодиева – как новых, так и дореволюционных.
306
Вострышев М. И. Москва сталинская. Большая иллюстрированная летопись. М., 2008. С. 82, 102.
Однако, несмотря на принимаемые представителями большевистской власти меры по сохранению русского культурного наследия, их поддержку просоветски ориентированного патриотического направления в среде эмиграции (сменовеховства), – в целом, официальная идеологическая и культурная политика имела совершенно противоположный патриотической идее и русским национальным ценностям характер. С особой силой это проявилось после окончания Гражданской войны и стало одной из главных составляющих советской пропаганды и культурной политики в 1920 – начале 1930-х годов. Линия на искоренение «великодержавного шовинизма» и «русского национализма» – в культуре, гуманитарных науках, языкознании – принимала зачастую форму откровенного глумления над историей и национальными традициями ведущего народа СССР. Все, что было связано с дореволюционной Россией, по мнению левацки настроенных «ниспровергателей прошлого», подлежало решительному осуждению и уничтожению, как контрреволюционное и националистическое по своему содержанию, как олицетворение идеологии и культуры господствующих классов.
Даже краткий перечень актов вандализма, совершенных в 1920–1930-е гг. в отношении памятников и захоронений деятелей русской истории, красноречиво свидетельствовал о целенаправленной политике, проводившейся определенными кругами в большевистском руководстве и местными властями по искоренению всего, что олицетворяло дореволюционное прошлое страны. Об этом пишут современные российские исследователи: «В фундамент для компрессоров превращены могилы героев Куликовской битвы Александра Пересвета и Родиона Осляби. Останки организатора и героя национально-освободительной борьбы русского народа Кузьмы Минина взорваны вместе с храмом в нижегородском кремле, а на том месте сооружено здание обкома партии. Мрамор надгробия с места захоронения другого народного героя, князя Дмитрия Пожарского в Спасо-Ефимиевом монастыре в Суздале пошел на фонтан одной из дач… В 1936 г. была разобрана Триумфальная арка на площади Тверской заставы в Москве, сооруженная в честь победы в Отечественной войне 1812 г. 25 апреля 1932 г. в Наркомпросе постановили передать “Металлому” памятник Раевского на Бородинском поле ввиду того, что он “не имеет историко-художественного значения”. Под такие же формулировки были взорваны Храм Христа Спасителя, 12 из 14 памятников, установленных на местах боев 1812 г., разрушены тысячи других исторических памятников» [307] .
307
Вдовин А. И., Зорин В. Ю., Никонов А. В. Русский народ в национальной политике. XX век. М., 1998. С. 110–111.
Пафос отрицания культурного прошлого России был присущ и части советских творческих работников – сторонников создания «новой пролетарской культуры», чуждой классическим традициям. Так, в резолюции Первой Всесоюзной конференции пролетарских писателей, проходившей в январе 1925 г., «контрреволюционным» объявлялось не только все прошлое русской литературы, но и лояльное к Советской власти течение писателей-«попутчиков», поклонявшееся «гранитному монументу буржуазно-дворянской литературы» и проникнутое «духом национализма, великодержавности, мистицизма» [308] . В выступлении молодого писателя В. В. Вишневского на одной из армейских партконференций в июле 1921 г. провозглашалось, что «старая культура была фактически пропитана буржуазным духом». Соответственно, большинству наиболее известных русских литераторов и деятелей искусства были присвоены классовые «ярлыки», которые обозначали «непригодность» их творчества для будущей социалистической культуры: А. С. Пушкин был назван дворянином, придворным камер-юнкером, не признававшим никаких революций, и, следовательно, являлся «контрреволюционером», М. Ю. Лермонтов – аристократом, Н. А. Некрасов – помещиком, Л. Н. Толстой – графом и писателем, в произведениях которого народ был лишь фоном для основного действия, которое разыгрывалось в аристократической среде. А. П. Чехов был объявлен мещанином и представителем «упаднического» направления в литературе, А. В. Кольцов – типичным представителем кулачества, М. И. Глинка – помещиком, Н. А. Римский-Корсаков – придворным капельмейстером, автором лженародных опер, непонятных крестьянину. Творчество П. И. Чайковского рассматривалось В. В. Вишневским как образец упадничества и пессимизма, чуждого рабочему классу [309] . В статье о Л. Н. Толстом, опубликованной в Малой советской энциклопедии в 1930 г., утверждалось, что роман писателя «Война и мир» является не более чем попыткой «реабилитировать дворянство»; в публикациях 1920-х гг. П. И. Чайковский объявлялся «квасным патриотом», а А. М. Горький – «псаломщиком русской культуры» [310] . Литературовед В. Б. Шкловский, затрагивая на страницах журнала «Искусство кино» вопрос о постановке классических произведений русской литературы, заявлял, что «Капитанская дочка», «Герой нашего времени», «Бесы» являются «запасом неправильных фактов». Поэтому «с Толстым, Пушкиным, Лермонтовым и Достоевским нужно бороться по линии изменения сведений, которые они сообщают» [311] . Нигилистическое отношение к культурному наследию было характерно и для раннего В. В. Маяковского. Так, в своем стихотворении «Радоваться рано» (1918 г.) поэт призывал к тотальному разрушению старой культуры: «Выстроили пушки на опушке, / Глухи к белогвардейской ласке. / А почему не атакован Пушкин? / А прочие генералы классики?» [312] . Впоследствии Маяковский изменит свое отношение ко многим писателям-классикам, в том числе и к А. С. Пушкину (в 1924 г. поэтом будет написано знаменитое стихотворение «Юбилейное», посвященное 125-летию со дня рождения Пушкина, которое отмечалось в стране) [313] . К новому «пониманию» дореволюционной литературы призывал и нарком просвещения А. В. Луначарский. В 1924 г. он утверждал, что Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой если и были великими писателями, то «вопреки этой проклятой старой России, и все, что в них есть пошлого, ложного, недоделанного, слабого, все это дала им она» [314] .
308
Там же. С. 142–143.
309
Там же. С. 140–141.
310
Там же. С. 141; Нусинов И. Толстой Л. Н. // МСЭ. М., 1931. Т.8. Стб.845.
311
Шкловский В. Как ставить классиков // Советский экран. 1927. 16 августа. С. 10.
312
Маяковский В. В. Собр. соч.: В 12 тт. М., 1978. Т.1. С. 178.
313
Маяковский В. В. Собр. соч.: В 12 тт. М., 1978. Т.3. С. 38–46, 382.
314
Цит. по: Вдовин А. И., Зорин В. Ю., Никонов А. В. Русский народ в национальной политике. XX век. С. 141.
Ярлык «националиста» был приклеен автору «Конька-горбунка» П. П. Ершову. В отзыве на замечательную стихотворную сказку, написанным редактором Главлита Львом Жмудским в начале декабря 1922 г., отмечалось: «Фабула – православный (это всюду автором выделяется) Иван-дурак, наперекор своим умным собратьям становится царем – как нельзя лучше сатиры на дореволюционную Россию – но беды в том, что услужливый автор как истый националист ненавидит басурман и мечтает о “святом кресте” даже на луне (конечно в образе сказочных достижений), глубоко верует в звезду Ивана-дурака. Не в пример сказкам Пушкина сказка Ершова лишь лубочная карикатура на них – по части воспитательной для детей в ней все от реакционного и анти педагогического – здесь все лучшее по царю мерится (стр. 10 – 1-я половина) и по боярам. Конечно ничего не делается, чтобы не перекреститься (стр. 10-я, 2-я половина). Ну а истинно русскому обязательно противопоставляется, “не пойдет ли царь Салтан басурманить христиан” (там же)… На стр. 16 восхваляется “царь надежа”, которого, конечно, народ встречает восторженным “ура”… На основании всего приведенного считаю “Конек-горбунок” к выпуску в свет весьма нежелательным, если ни недопустимым» [315] . Академическое издание «Конька-горбунка» будет осуществлено лишь в 1934 г. [316] .
315
Цит. по: Горяева Т. М. Политическая цензура в СССР. 1917–1991 гг. М., 2009. С. 87.
316
Ершов П. Конек-горбунок (Общая и художественная редакция А. Н. Тихонова. Подготовка текста, предисловие и примечания М. К. Азадовского). М., 1934.