Русский рай
Шрифт:
– В залив надо! – подсказал передовщикам тойон Кыглай и опасливо оглянулся на крутой берег, к которому прижимали людей волны. К нему придвинулся Филька Атташа, показывая, что согласен со сказанным. Тойон Петька Чукагнак скоблил грудь нательным крестом, молчал и ждал решения.
– Они смогут оседлать волну, им в обычай! – проворчал Василий и Сысой заметил в его бороде подпалину. – Как бы нам с грузом оторваться от берега?
– Не пропадать же всем! – Прохор по-колошски присел на корточки, вытянул ладони к огню. Подсушив руки, стал набивать трубку табаком.
– Уходите! – разрешил тойонам Сысой. – Пусть каждый возьмет добытые шкуры, мясо оставим здесь.
Партовщики засуетились, при свете костра их двухлючки,
– Бриг ушел! – прорычал Прохор, сжимая зубами чубук трубки.
Сысой вгляделся во тьму, где прежде мигал светлячок сигнального фонаря. Его не было. Накат волн подбирался к костру. Трое передовщиков побросали в большую байдару одеяла, мех, ружья, подхватили её на руки, побежали следом за отступающей волной к бушевавшему морю и едва удержались на ногах против следующего наката. По грудь мокрые двое вскарабкались в лодку и схватились за весла. Третий, держась за корму, все еще удерживал её против волны, затем и он вскарабкался в байдару, когда его друзья гребли изо всех сил, чтобы не быть выброшенными на гаснущий костер.
Глаза залепила густая тьма. Определяя расстояние до скал только по шуму наката, трое выгребали вдоль берега ко входу в залив и с опаской гадали, смогут ли разглядеть его. Под бортом пробкой выскочила двухлючка тойона Петьки. Он ухватился рукой за корму байдары и указал веслом, что надо поворачивать. От его разгоряченного тела пахнуло жаром. Так с Петькой и его напарником под бортом большая байдара вошла в залив, со всех сторон защищенный от ветров.
– Ну и глаза у вас, однако?! Сколь ни служу, не перестаю удивляться, – покряхтывая на весле, в голосе пробубнил Василий. – Говорят, какой-то особенный корень жуете?!
– Все едим! – равнодушно ответил Петька и отдалился. Слышно было только его поплескивающее весло, пропал жар тела.
Рассвет застал всех в заливе. Никто из партовщиков не пропал в ночном море. Нахохлившись, как мокрые воробьи, они сидели на берегу и по обычаю наблюдали рассвет. Потом, переговорив о том, каким будет день, сбросили перовые парки. Кадьяки стали плескаться в воде, недовольные, что она слишком теплая. Без этого у них не начинался ни один день на суше. Разве только на Ситхе, при непосильных работах, да на бриге они обходились без утреннего купания. Алеуты, войдя в воду по колени, черпали её пригоршнями, поднимали руки, вода стекала по их обнаженным телам. Со стороны казалось, что они кланяются заре-зарнице, красной девице, поднимавшемуся солнцу, метавшему первые лучи-стрелы на запад.
Сысой влез на скалу. Ветер стихал, но волны были высокими и пенистыми, бриг не виден. «Окейн» показался в море только на следующий день и забрал партию с добытыми мехами. Матросы на корабле были чуть живы от усталости. Войти в залив Виншипы не решились, а долго держаться в море против него при высокой волне экипажу было не по силам. Забрав партовщиков и передовщиков, бриг отправился дальше к югу.
На одном из обжитых островов капитан предложил высадить часть промысловиков. Передовщики решили оставить здесь чуницу Прохора с кадьяками тойона Петьки. Джонатан заверил их, что будет приходить к острову через каждые две недели.
Прохор раздал своим людям фузеи и тесаки, взял свою долю пороха, свинца и съестного припаса. Партовщики и их передовщики с оружием, отправились смотреть остров. Селение здешних островных индейцев встретило партию настороженно, но не враждебно. Передовщики одарили старейшин бисером и топорами. Чуница Прохора – третья часть партии – осталась на острове. Партовщики нашли место для лагеря вдали от здешних островитян и стали обустраиваться на долгие промыслы.
Считая дело решенным и оговоренным с местными жителями, чуницы Сысоя и Василия вернулись на бриг. Затем, таким же образом на острове высадились люди Василия. Сысоя с чуницей лисьевских алеутов под началом тойона Кыглая Виншипы оставили на безлюдном острове и, пообещав вернуться через неделю, ушли для торга в испанскую Калифорнию. Передовщик с четырьмя десятками добытчиков и четырьмя женщинами, обошел каменистый остров со скудной растительностью, выбрал место для стана и начал готовиться к ночлегу в палатке. Женщины собирали сухой плавник для костра, алеуты сели в байдарки, отправились промышлять и осматривать берега острова с моря. Вернулись они поздно, большую палатку не ставили, перевернули байдарки и улеглись на не выстывшем еще песке.
На другой день Сысой напек себе лепешек и начал строить полуземлянку из камней: промысел мог затянуться месяца на три. Алеуты промышляли и ловили рыбу возле острова и, пока позволяла погода, не ставили палатку. Позже, видимо по просьбе женщин, для укрытия от солнца и ветра, неподалеку от Сысоя они нашли сухой распадок ручья, накрыли его плавником и палаткой.
Бриг не вернулся ни через неделю, ни через месяц. Мука кончилась, в ней была нужда только у Сысоя, алеуты довольствовались своей природной пищей: мясом и рыбой. Но вскоре у них кончались табак и чай, без которых они сделались вялыми и ленивыми, стали поругивать «косяков», что приучили их к табаку, хотя и до прихода россиян курили смесь из трав с приятным запахом.
Вблизи острова каланов быстро выбили, байдарки стали ходить к материковому берегу, курсируя возле него. Прибрежные промыслы были удачными. Зешние каланы сильно отличались от алеутских, кадьякских и ситхинских по цвету меха и его ценности, но их добывали по многу. Конфликтов с народами других островов не было и алеуты под началом тойона Ивана Кыглая решили промышлять без огненного оружия, которое своей тяжестью сдерживало их лодки. Сысой оставался на острове с женщинами, мездрил и сушил добытые шкуры, продолжал обустраивать свое нное жилье.
Однажды он увидел в море байдарки алеутов, спешно возвращавшиеся на остров после полудня. За ними следовал куттер с косым парусом. Судно было тихоходным и отставало от легких лодок промысловиков.
– Гишпанса! – крикнул тойон Иван, выскакивая из двухлючки.
Его напарник так же торопливо выбрался с заднего сиденья, они подхватили байдарку и побежали к землянке, в которой хранилось оружие. Один за другим на берег высаживались другие партовщики и поспешно вытаскивали на сушу свои лодки. Куттер был еще далеко от острова, но явно следовал к нему. Из торопливых объяснений вернувшихся, Сысой понял, что на них напали испанцы и пленили двух партовщиков, захватив их байдарку. Алеуты, из-за того, что безоружны, не решились отбить товарищей и стали поспешно возвращаться к лагерю. Сысой велел им разобрать и зарядить ружья, а сам, с саблей на боку и пистолем за кушаком вышел к воде, поджидая куттер. Тот подошел близко к берегу, сбросил парус и развернулся бортом. На нем показались пятеро мужчин в суконной одежде, с бритыми лицами. По виду это были солдаты с офицером. Он и начал о чем-то кричать. Остальные озадаченно поглядывали на вооруженных людей, ощетинившихся стволами из-за камней.
Сысой тоже закричал, возмущаясь, что захвачены его партовщики. Офицер, разъяренно поорав, вывел на корму алеута со связанными руками. Стал тыкать его в грудь пальцем. Сысой закивал, стал делать знаки, чтобы партовщика отпустили на берег. Потряс шкурой калана, показывая, что готов его выкупить. Солдаты, не соглашаясь, продолжали о чем-то кричать. Пленённый алеут с равнодушным видом наблюдал за теми и другими, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Сысою надоела бесполезная брань, он пригрозил пистолетом. Солдаты разом прекратили ор и подняли парус. Алеут то ли с усмешкой, то ли с печалью махнул связанными руками. Куттер крутыми галсами направился к материковой суше. Партовщики с ружьями столпились вокруг Сысоя и тойона.