Русский рай
Шрифт:
– Наливай! Бог не выдаст – свинья не съест! – Встрепенулся Сысой. – Тогда не нужно было, теперь понадобиться… Если это, правда, золото!
Разливая ром по чаркам, Кусков продолжал травить души сотрапезников унылыми размышлениями:
– Без вас Алексейку Шукшина задавило деревом. – Перекрестился. – Шестеро промышленных подали прошения: контракт выслужили, задерживаться на поденной компанейской службе не хотят. Добычи нет. Посчитали мы с писцом-конторщиком их содержание, оказались должниками Компании. Вот те и благодатная Калифорния! И беглые от гишпанцев не возвращаются, хотя знают, что мы основали селение. Сами говорите, убегают, уклоняются от встреч.
Невольная печаль Кускова ушла вместе с похмельем и забылась.
– Как у нас под Тобольском?! На едока три десятины земли. Через два-три года сорные травы глушат злаки, колос становится тонким, – рассуждал, оправдывая свое невезение в урожаях. – Надо запускать пашню на два-три года под покосы, Нам в сене нет надобности, можно выпасать скот, пускать под бахчи. От века все на том стояло. Чтобы себя кормить надо десятин сто пятьдесят, а тут кого?! – озабоченно кивал на горный склон, исполосованный пашней.
Управляющий и приказчики с пониманием соглашались с ним, но понимали, что и земли нет и народа, чтобы ее обрабатывать, есть одни только едоки. В прошлом Кусков искал на Шабокае и не нашел там подходящего места для крепости, но высмотрел места для хуторов, а их надо было строить.
Осенью против Росса бросил якорь бриг «Суворов» под военно-морским флагом. С корабля спустили шлюпки, в бухте Росса высадились лютеране финны, принятые на службу Компании и два якута для успешного скотоводства, по просьбе управляющего, на смену мало сведущему в письмоводстве писцу-креолу Ивану Куликалову, прислали конторщика Михаила Суханова.
Кусков на байдаре ходил к бригу, разговаривал с командиром, русским офицером Лазаревым, вернулся с новостями, от которых неизвестно чего ждать: война Соединенных Штатов с Англией закончилась победой американцев. «Ильмена» под началом американского капитана подобрала партию Тараканова, но была задержана на одном из Сандвичевых островов, на который шторм выбросил бриг «Беринг» с грузом на сто тысяч рублей, разграбленным местными жителями. Баранов отправил туда на бриге «Кадьяк» служилого немца доктора Шафера договариваться о возмещении убытков и получил от него такие известия, что тут же послал на подмогу бриг «Открытие» под началом капитана-лейтенанта Подушкина.
Следующей новостью было разрешение главного правителя колоний построить в Россе верфь и заложить галиот из местного дуба. Поскольку здешняя бухта мала для больших судов, было принято предложение Кускова дооснащать их в Бодего. Компания еще нуждалась в крепости, и это радовало тех, кто хотел остаться здесь навсегда.
«Суворов» снялся с якоря и ушел в Сан-Франциско, где загрузился хлебом, солью, разной снедью для колоний и при северо-восточном ветре снова встал на рейде против Росса. На этот раз крепость навестил капитан. Он привез еще одну новость: прежнего губернатора Северной Калифорнии Арильягу сменил Пабло Висенте де Сола. Его прислали с указом требовать ликвидации русской крепости, применять жесткие меры против контрабанды и нелегального промысла. Русское население Росса гадало, какие неприятности могут последовать от перемен, а бриг Лазарева поделился купленными продуктами и ушел к Ситхе. На нем, к главному правителю колоний отправился штурманский ученик Кондаков с намытым золотом.
Возле крепости опять застучали топоры, зазвенели пилы. К неудовольствию эскимосов началось строительство верфи. Дуб возили издалека, с другой стороны Берегового хребта, правда, теперь с помощью лошадей. Возле крепости бревна распускали на доски клиньями.
Прошло четыре года после поднятия флага над фортом Росс. В 1816-м году стараниями трех подвижников, принуждением служащих и партовщиков с полей крепости собрали и намолотили без малого полсотни пудов пшеницы. Русским служащим и креолам на их хлебный пай такого урожая едва хватило на месяц. К разочарованию первостроителей, Росс все еще не мог обеспечить провизией даже себя: пшеницу, масло, мясо, соль приходилось покупать у миссий и зависеть от них.
Возле Большого Бодего, всего в дневном пути от Росса монахи-францисканцы и калифорнийские солдаты строили миссию Сан-Рафаэль. Они часто навещали крепость, были доброжелательны, закупали поделки из железа, кожи, доски, расплачивались продуктами и скотом. Выше устья реки, на которой побывал Сысой со штурманским учеником, тоже строилась новая миссия. Калифорнийцы теснили Росс и заселяли северные земли.
Но форт стоял и укреплялся. Пока огороды и поля были невелики, служащие и партовщики справлялись с работами по прополке, сбору и обмолоту урожая, с увеличением посевов Кусков стал приглашать на работы жителей ближайших деревень. Расплачивались с ними за помощь сладкой кашей и чаем, отличившихся награждали бисером, рубахами, одеялами.
Русские корабли уходили на Ситху и Кадьяк гружеными не только Калифорнийской пшеницей, но свеклой, капустой, редькой, репой Росса. Овощи были огромных размеров и неслыханного веса, но водянисты и пористы. Здесь хорошо росли горох, бобы, арбузы, дыни и тыквы. Урожаи картофеля собирали два раза в год, но хуже, чем на Ситхе из-за грызунов и туманов. Молотить пшеницу приходилось палками, носить снопы с горы – руками. Для таких работ требовалось много людей, а индейцы все неохотней приходили на помощь. И все же, частное и компанейское огородничество ширилось: зеленел заложенный Кусковым сад, множился скот, колосилась пшеница на узких полосах полей, вынесенных на склон Берегового хребта. Правда, к отчаянию Васильева, очередной урожай съела саранча.
Летом 1817-го года партовщики добыли всего 44 бобра и 11 кошлаков. Зато при крепости были построены лесопилка и верфь, заложено первое судно из местного дуба. Крепость становилась нужной частью русских колоний в Америке и первые русские поселенцы Калифорнии ждали царского указа, который позволил бы им с потомством вольно и с пользой для России жить на этой земле. В том, что такой указ должен прийти убеждал себя и других управляющий Россом Иван Александрович Кусков. А чтобы меньше думать и сомневаться, много работал и по большей части в саду.
Индианок при крепости становилось все больше, больше смешанных семей партовщиков и служащих: Кусков всячески привлекал для работ жителей соседних деревень. По вечерам и праздникам в эскимосской слободе гости и партовщики устраивали танцы, нередко кончавшиеся сватовством. Услышав песни, как-то забрел туда Сысой. Обнаженные мужики, полуобнаженные женщины и девицы стояли плотным кругом, внутри которого, как птицы по берегу семенили алеуты, раскидывали руки, будто парили в воздухе альбатросами, сладострастно извивались кадьяки, воинственно скакали чугачи. Среди индейцев Сысой узнал мивочку, бывшую женку Лосева и Банземана, стоявшую за спинами индейцев помо в дворянском платье, подаренном ей последним муженьком. Её нечесаные черные волосы свисали на плечи как трава с кочки, рукава платья были отрезаны наподобие сарафана. Уже не такая молодая, как стоявшие впереди ее девицы, она с умилением и тоской смотрела на плясавших. В крепости появились толмачи, говорившие и понимавшие лучше её, расставшись с Банземаном, она вернулась в свою деревню и о ней забыли. Сысою всегда нравилась эта индеанка. А на этот раз он даже немножко залюбовался, немножко пожалел её и себя тоже, и шальная мысль пришла в голову. Он снял с шеи платок и, притопывая, с молодецким посвистом вышел на круг.