Русский щит. Роман-хроника
Шрифт:
На поляну приехали воины из тумена Менгухана, окружили ее плотным кольцом юрт. В середине, в отдалении от юрт воинов, были поставлены шатры для ханов. Во все стороны разъехались конные дозоры: войско князя Юрья разбито, но по лесам еще бродят вооруженные руситы, которые нападают на обозы и даже на небольшие отряды.
Начали съезжаться ханы, каждый с многочисленными нукерами-телохранителями.
Из ситских лесов приехали Менгухан и полководец Бурундай. Они привезли самые дорогие трофеи: голову князя Юрья и захваченный в битве великокняжеский стяг.
От Костромы и Ярославля
Из Переяславля-Залесского прибыл мрачный Гуюкхан. Его тумен потерял под стенами почти половину воинов, а добыча оказалась небольшой.
Батухан на совет не приехал. Он приводил у Торжка в порядок свое расстроенное многими сражениями войско. Сказочно богатый Новгород неудержимо манил его, но войско собиралось медленно, воины устали, кони ослабли из-за плохого корма (дерзкие жители Торжка перед смертью подожгли амбары с зерном!), и предводитель войска не решался без одобрения остальных ханов начать поход на север. Потому-то и велел он собрать большой совет, на который отправил любимого брата, хана Орду. Об этом хане было известно, что он — язык и уши самого Батухана. Ему он и приказал оповестить ханов: как те решат, так и пойдет войско…
В шатер, где совещались ханы, были допущены немногие.
Тысячники и даже темники, закутавшись в шубы, сидели у костров возле шатра, терпеливо ждали решения ханов. Ветер раскачивал шелковые кисти на семи углах шатра Менгухана. По небу низко бежали облака. Коченея на морозном ветру, тысячники и темники переговаривались:
— Говорят, Батухан поведет тумены к богатому северному городу, который сами руситы называют великим.
— Если этот город действительно великий, то в нем много не только богатства, но и воинов. А наши тумены не собраны вместе. Разумно ли рисковать?
— Кони ослабли, воины утомились в битвах.
— В моей тысяче осталось шесть сотен воинов. С кем мне штурмовать великий город руситов?
— Будет ли конец этой лесной стране?
— Чем дальше идем, тем меньше добычи.
— Мертвым добыча не нужна. Надо уходить с тем, что взяли…
Распахнулся полог ханского шатра. Прихрамывая, вышел полководец Бурундай:
— Слушайте и повинуйтесь! Ханы, потомки великого Чингиса, решили возвращаться в степи. Тумены пойдут до южного края земли руситов облавой, и всякий город, область и селенье, которые встретятся на пути, брать и разорять. Ханы объявили Великую облаву!
Тысячники и темники бросились к коням.
Один за другим выходили из шатра ханы — надменные, неприступные. Молча садились на коней, отъезжали, окруженные нукерами. Полоскались на ветру рыжие хвосты ханских бунчуков.
Рабы проворно сворачивали юрты, укладывали войлок в крытые повозки. Дотлевали угли костров, в которые больше не подбрасывали дрова. Отряд за отрядом скрывались в сумерках. К утру только пепел да истоптанный снег остались на месте многолюдного стана…
Великая облава!
По всем дорогам — на Торжок, на Кашин, на Кострому, на Ярославль — помчались гонцы с горящими факелами в руках. Снимались с места татарские тумены и, разделившись на сотни, вытягивались вдоль Волги. Потом широким неводом они двинулись на юг. Теперь не только города и села, стоявшие на речных путях и проезжих дорогах, подвергались разгрому. Татары продирались напрямик, сквозь леса, разыскивая уцелевших людей и еще не разграбленные деревни. Задыхалась Русь, захлестнутая петлей татарского аркана. Как от лесного пожара, бежали дикие звери.
Великая облава!
От Торжка до Костромы поднялось сплошное зарево пожаров. Обозы татарского войска разбухали от новой добычи. По дорогам тянулись толпы пленных. Обессилевших рубили. Татарская облава оставляла за собой обезлюдевшую вконец, разоренную землю.
Но грозными и неприветливыми оказались для завоевателей мартовские леса. Бесследно исчезали татарские отряды, осмелившиеся удалиться от больших дорог. Смерть подстерегала насильников за каждым кустом. Тысячи ватаг и ватажек шли следом за воинством Батыя, рубили отставших тяжелыми мужицкими топорами, поражали стрелами из засады. Бок о бок сражались чудом уцелевшие владимирские дружинники и мужики из деревень, кабальные холопы и зажиточные торговые люди, монахи, сбросившие до времени свои рясы, и дремучие лесовики, еще поклонявшиеся древним языческим богам. Общая беда соединила всех русских людей.
Общая беда свела воеводу Ивана Федоровича с мужицким атаманом Милоном.
После ситского побоища воевода Иван Федорович собрал под своим началом больше сотни конных и пошел следом за татарами. Нападал на сторожевые разъезды, перехватывал обозы с награбленным добром, освобождал пленников. Казалось, сама земля Русская оберегала его от опасностей: лес укрывал от погони, а встревоженный вороний грай предупреждал о засадах. Мечи, выпавшие из рук его удальцов, тут же поднимали новые смельчаки. И шла молва, что воины его бессмертны…
Но воинское счастье не вечно. Возле Москвы-реки наскочил Иван Федорович на татарскую конницу. Проворные татарские всадники окружили сотню, отрезали от близкого леса. Силы были неравны. Падали ратники Ивана Федоровича, сраженные стрелами, иссеченные саблями.
«Ну, конец! Не отбиться!» — горько подумал воевода.
Но тут за спиной татар раздался громкий крик. Из леса высыпали мужики с топорами, рогатинами, кистенями. Впереди бежал высокий крепкий ратник в остроконечном дружинном шлеме и кольчуге; оборачиваясь к своим, он призывно взмахивал мечом. Ратник показался Ивану Федоровичу знакомым, но в горячке боя он не вспомнил его…
Только позднее, когда уцелевшие воины Ивана Федоровича вошли в спасительный лес, он узнал предводителя мужицкой ватаги. Милон из его подмосковной вотчины Локотня! Конечно же он!
Боярин Иван Федорович привык видеть своих мужиков покорными, склонившимися в поклоне, робеющими перед господским взглядом. А этот смел, горд, будто и не мужик вовсе, а княжеский муж-дружинник. И не только доспехами на дружинника похож — обличьем воинским тоже…
На мгновенье боярин подумал, что нелегко будет потом, после нашествия, вот этого мужика (да и других тоже, оружье в руки взявших) держать в прежнем тягле.