Русский транзит
Шрифт:
Свой я, свой!
– Федрыч? – свойски не спросил, а уточнил я, кивнув на дверь из предбанника в кабинет. Мол, знаю-знаю, что он там, но – он один, или какая-нибудь шелупонь отнимает драгоценное время у Геннадия Федоровича, у нас с Геннадием Федоровичем?
– Федрыч! – согласилась-попалась референтша. А ничего-о! Умеет старый хрыч выбирать референтш-секретарш.
«Главное, обрести чувство хозяина!». У этой фотомодельки чувство хозяина было обострено, чувство-чутье: кто хозяин, кому служить. А уж блефовать я умел. Хотя к чему
– Я спрошу только, ладно? – все-таки опередила она меня у самого входа в кабинет. – А то рабочий день уже закончился. Что сказать?
– Сказать: из федерации каратэ…
– Ос-с-с! – полупочтительно-полуиронично произнесла фотомоделька. Нахватались, соплявки, терминов – каратэ в моде.
… Зотов расплылся было в улыбке, но застыл – наша федерация ассоциировалась у него явно не со мной. Он силился припомнить, но тщетно.
– Бояров. Александр Евгеньевич, – помог я ему. Не столько ему, сколько тем, для кого моя фамилия действительно прозвучит, стоит Зотову в панике отсигналить по телефону: «Был какой-то Бояров! Он ЗНАЕТ!».
– Как же, как же! Бояров! Еще бы! Бояров! – изображал он. Типичная рожа представителя «группы товарищей», партийно-хозяйственная рожа, хороший человек, только от него иногда тошнит. Ему ли не знать этой фамилии. Только он ни за что не спросит «вы не сын Евгения Викторовича?». Партийно-хозяйственные рожи не спрашивают о степени родства, они в курсе. Или прикидываются на всякий случай, что в курсе.
Но я пришел не как сын Евгения Викторовича, не как Бояров-младший. Да и для Зотова «не работает» Евгений Викторович, сошедший с арены. Так вот, генеральный директор, запомни меня получше – я Бояров. Не Евгений Викторович, а Александр Евгеньевич. И я с арены не сошел, а только- только на ней появился. Во всем белом. Запомни и доложись впоследствии.
– Думаю, мы без труда уладим ваш вопрос к общему удовольствию! – с оптимистичной ритуальной значительностью разглагольствовал Зотов. – Позвоните в четверг.
– Синоптики дождь обещали. В среду.
– Э… Объяснитесь.
– Не я, а вы будете объясняться. И не после дождичка в четверг. А сейчас и здесь.
– Товарищ! – выработали, рожи номенклатурные, за семьдесят с лишним лет интонацию гуся по отношению к свинье! Ну, Зотов, погоди! Ты у меня сменишь интонацию!
– Думаю, мы без труда уладим ваш вопрос к общему удовольствию! – передразнил я его.
– Что еще за вопрос, товарищ! Ну-ка, выйдите из кабинета!
– Ну-ка, сядьте, Геннадий Федорович! И не трогайте телефон. И вообще вам лучше не делать лишних движений. Я действительно член президиума. Нашего президиума, нашего – каратэ. Ясно?
Ему пока было не ясно. Одно он понял: лучше на самом деле избегать лишних движений. Я в свои годы тоже выработал определенную интонацию для определенных
– Так вот… Я давно за вами наблюдаю, Геннадий Федорович. Вы – умница, у вас настоящий размах! Нет, я про заурядную контрабанду, про нашу с вами федерацию и не говорю! Это так, семечки. И про бартерные сделки, когда вы цветные сплавы – тот же баббит – продавали инофирмам как металлолом, я тоже молчу. Хотя знаю даже, в какие магазины и по какой цене пошел весь ширпотреб, полученный вами по этому бартеру. Но молчу. А ведь стоило мне только рот открыть и… У вас в пароходстве много врагов? Должно быть много – вы же не любите делиться, а за это не любят.
– Послушайте!
– Нет, я пока поговорю. А послушаете вы. Так вот по поводу того, что вы не любите делиться… «Каринко-Виктори», известное вам предприятие… – я сделал паузу: да, известное, более чем известное! сморгнул генеральный директор! – … поставляет для вас…
Ну! Напрягся, дорогуша! Или «потечет», или взбунтуется.
– Вы пьяны!!!
– Я-то просплюсь, – утешил я Зотова. (Кто же так бунтует, дешевка!) – Итак, «Каринко-Виктори» поставляет для вас, кроме всего прочего, замечательное пивко. Я, конечно, не пьян, но где-то ваша правда: с похмела. Пивко было бы в самый раз. Не поделитесь?
– Вон отсюда! Нет у меня никакого пивка! – неубедительно прозвучало, дорогой генеральный директор, неубедительно.
– Есть. «Туборг». На «Демьяне Бедном». Неужели вам хотя бы одной баночки жалко?! Ну, не одной, конечно, а двух, трех… четырех… Не любите делиться? А то сходим вместе на судно? Я себе выберу парочку баночек, похмелюсь, и разойдемся красиво. Только я сам выбирать буду, а? Сходим? Пока «Демьян» у причала. А то отправится в круиз – вертолет придется снаряжать.
– Вы…
– Я не ОТТУДА. Я же сказал: член президиума нашей федерации. Если угодно, частное лицо. Так что, поделитесь? Вы же в глубине души щедрый человек, Геннадий Федорович, не так ли? Вон и на «Туборг» раскошелились. Кстати, почему ваше Акционерное общество, дрожащее над каждой валютной копейкой, прикупило это пиво именно у Финляндии? Суоми – дорогая страна. В той же Дании, да хоть в Германий «Туборг» в два-три раза дешевле. Нет, мне объяснять не надо, я-то понимаю. Но поймут ли вас другие? ДРУГИЕ… А вам придется до-о-олго объясниться с ними – и тут уж никакая щедрость не спасет, Геннадий Федорович.
– Какая еще щедрость! – снова неубедительно. То есть не возмущение, а вопрос. Возмущенный вопрос, риторический. Уже не риторический, уже, пожалуй, конкретный.
– Пятьдесят… – рановато вы, товарищ Зотов, облегченно и чуть заметно вздыхаете! – … долларов! – добавил я. – В тысячах, разумеется. И каютка. На «Демьяне Бедном». Никого не обременю, не беспокойтесь. Наоборот! На «Демьяне» хорошие бармены? Уверяю, я – лучше. Загранпаспорт у меня есть. Вашими молитвами, кстати. Как и у всех наших… из федерации. Вот теперь я вас слушаю.