Русский транзит

Барковский Вячеслав Евгеньевич

Понимаю, спешка! Но не до такой же степени! Пистолет- то Грюнберг должен бы забрать. Забыл? Или как раз не забыл не забрать?.. Я вынул обойму из «Макарова». Ага, пусто. Значит, Грюнберг предусмотрел возможность возвращения. Мало ли что! Буду лежать как лежал – и ПМ так и будет лежать, как его положил Грюнберг. А если исхитрюсь развязаться, найду пистолет (конечно, найду! вот он, на самом видном месте!) и встречу Грюнберга с оружием в руках, тут-то он в меня из «магнума» долбанет. Другое дело, как он будет объяснять, откуда у него «магнум» (подарили! друзья с Брайтон- Бич или с Кавказа… виноват, готов понести ответственность), но главное, он использовал его для самозащиты – а вот застреленный владел «макаровым», отнятым у представителя власти! Зачем Грюнбергу «горячий» ПМ!

Незачем! Пусть Бояров из него палит, даром что патронов нет. Это уже проблема Боярова.

Нет, Мишенька, это и твоя проблема. Спешил ты, Мишенька, все-таки. Обойму опустошил, а про досыл забыл. Ведь дослал я патрончик, когда Олежка Др-др-дрского до медвежьей болезни доводил. Так что если вернется Грюнберг, то большая у него возникнет проблема с этим единственным моим «макаровским» патроном. Но это будет проблема номер два. А номер один – проблема вернуться на склад. Не вернешься ты, Миша, на склад. Накроют тебя колпаком в порту профессионалы своего дела, пущенные мной через Льва Михайлыча по следу. Уже накрыли, вероятно. И всю эту лавочку накрыли!

Но пистолет пригодится, не оставлять же его на… на произвол судьбы – солдатушкам пожарных войск.

Пора бы им и появиться. Зажигалка при мне – щелк! Огонь полез по картону медленно, но верно. Я присел на стол и похлопал себя по карманам – надо перекурить. Нет, нету сигарет. А, черт, кусошник Грюнберг – и денег нет, тех, что из катрана. Ладно, легко достались, легко расстались. С сигаретами тоже просто – взломал коробку, вытянул блок «Винстона», пачку вскрыл. Перекур.

Но скоро не то что курить, а и дышать стало сложно. Склад наполнялся дымом и, хотя львиная доля вытягивалась в разбитые окошки, но еще минут двадцать – и внутри будет газовая камера. Картонные коробки горели плохо, больше дымили – это-то и требовалось, но… не переусердствовать бы. Где они, доблестные работники багра и топора?!

Вот они! Я уже лег на пол, спасаясь от угара, дышал в рукав – и тут послышался вой сирены.

Хорошо, что я отполз в самый дальний угол – две «дверные» травмы за один день все же многовато было бы, и после второй «дверной» травмы я точно бы не очухался. Пожарная машина эффектно справилась с вопросом запоров и замков. Тяжеленные двери неожиданно подскочили и с грохотом впали внутрь помещения, а следом всунулся бампер тяжелого грузовика.

Выбив двери, машина взревела и медленно сдала назад. В пролом ринулись пожарные в противогазах, а я, как говорится, прикинулся ветошью и под дымовой завесой, по стеночке, по стеночке – выскочил наружу. Темнота, световые блики, мельтешение. Кажется, не заметили. Ценное умение – стать невидимым хоть на секунду. И в Афгане сколько раз выручало, и вот здесь теперь. И снова, в который уже раз: спасибо каратэ. Секунды невидимости мне хватило, чтобы сделать небольшой круг, всего пять шагов, и быть, стать частью толпы зевак.

– Отойдите, граждане! Граждане, отойдите подальше! Ничего интересного! Просто пожар!

Нет ничего более интересного для граждан, чем пожар. По себе помню, по своему сопливому детству, когда отец водил меня по Питеру, чтобы я, пятилетний, уже проникался – это Питер. Но меня больше заинтересовали красные «пожарки» – вдруг пронеслись мимо, с воем, на красный свет: «Папа, они куда? – Наверное, пожар где-то… – А почему?..

– Что?.. – Почему никто не бежит смотреть?!».

Ну а теперь, через четверть века, и здесь смотреть было не на что. Пожар сразу же ликвидировали. Собственно, никакого пожара и не было. Подумаешь, несколько тлеющих коробок, изобилие дыма. Зато шум большой!.. Не помешает и даже поможет.

У склада стояли три пожарные машины, от них в склад и из склада к ним бегали бойцы, разматывали шланги, командовал офицер. Пожарные – они ведь в системе МВД? МВД! Я представил, что с минуты на минуту вслед за пожарными поспеет и милиция…

Чуть в стороне стояла ярко-красная «Волга». Начальство прибыло. Я заглянул внутрь – никого. Ключи – в замке зажигания. Я даже не задумывался, что меня толкнуло. Во всяком случае не «гуси летят!!!». Эмоций не было, снова заработал инстинкт. Вот и рассуждай на досуге о свободе

выбора! Сел за руль, плавно, без хлопка закрылся, повернул ключ – мотор заработал. Внимательно огляделся по сторонам – никому до меня нет дела, пожарные заняты своими прямыми обязанностями. Я медленно-медленно задним ходом тронул машину, готовый при первом же окрике вдарить по газам. И таким вот образом, пятясь, завернул за ближайший угол, доехал с потушенными огнями до следующего перекрестка, а уж там включил фары и, нырнув в боковую улицу, прибавил скорость. Само собой, уже не задом наперед. Особенно долго раскатывать на столь приметном автомобиле я не хотел – просто отъеду с Крестовского подальше, чтобы не напороться на ментов, а там припаркую в целости и сохранности и дальше – на своих двоих. Многовато что-то я машин сменил за двое суток – моя «лохматка», перламутровая «девятка», теперь «пожарка». «Пожарки» хватятся очень скоро, если уже не хватились. Значит, чем быстрее я ее брошу, тем спокойней. Даже со скидкой на совдеповский бардак, при котором сначала станут выяснять не «что делать?», а «кто виноват?», и, уже найдя виноватого, к примеру шофера, отчитав его перед строем, пригрозив ему служебным несоответствием, отматерив, придут к выводу: надо искать! надо догонять! надо сообщить по рации!.. Искать, не сомневаюсь, побегут не в ту сторону, догнать начальственную «Волгу» с форсированным мотором, специально усовершенствованную, – догоняйте! А насчет рации – рация как раз здесь, в моей машине, на какое-то время моей. И не только рация! Телефон! Очень кстати! Я знаю, что я сделаю. Я позвоню Шведу, предупрежу, что снова желал бы арендовать на ночь его гараж – и пусть он подберет меня где-нибудь в городе.

Из машины в машину. В конце концов он мне пообещал двое суток, они еще не истекли. «Симонов» приходит утром, успеет Швед к прибытию «Симонова» с грузом иностранцев на борту…

«Симонов» приходит утром. «Демьян Бедный» отходит утром. «Демьян»… Не мешало бы проконтролировать, как там и что. У Перельмана долго никто не снимал трубку. Наконец отозвались:

– Тель-Авив на проводе! Вас-с-слуш-шьют!

– Лев! Бояров. Ты как?

– Я в пл-лном пр-рядке. А кто говорит?

– Бояров, Бояров! Ты что, надрался на радостях?!

– Бояров. Дворянов. Смердов… – глубокомысленно проговорил Лев. – Очь пр’ятно. Никого нет дома. Все выехали. Вы тльк пымите м-мня прально. Выехали все. Кто куда. А я нет. Шир-рка стр-рна моя р-р-родная! Слыш-ш-шь, какое чистое эр?! Р-р-р! Стр-р-рана. Р-р-родина!

– Лев!!! Не валяй дурака! Напился и напился. Ты звонил?! Я тебя спрашиваю?!!

– Вот как раз зв-в-вню. Кто у аппар-р-рата?!

Дверь он открывал мучительно, на автопилоте, путаясь в количестве замков и в очередности их отмыкания. Почти отчаялся, заголосил изнутри:

– Выпустите меня! Заперли! Выпустите меня! Сейчас же! Я свб’ный гражданин!

– Лев! Сначала нижний на два оборота влево… – я руководил его бестолковыми действиями сквозь дверь, стараясь не ошибиться, вызывая в памяти как можно более четкую картинку: замок внизу, еще ригельный на уровне груди, еще один под ним, еще засов. Я не пожарный грузовик, мне с кондачка ТАКУЮ дверь не выбить. Но что же Лев?!

Он наконец справился. Справились совместными усилиями.

– Вы кто?! – с пьяной амбициозностью поинтересовался Лев.

– Михалыч, приди в себя! – достаточно я насмотрелся пьяных на своей работе, чтобы безошибочно определить, прикидывается клиент или действительно лыка не вяжет. Этот «клиент» лыка не вязал.

– Са-а-аша! Как ты изменился… только п’йми м-мня прально. Дв-вай выпьм-м!

Я легонько отодвинул его плечом – он не устоял, повалился спиной, зацепил настенное зеркало бог знает какого века и рухнул вместе с ним на пол.

В комнате был развал. «Смирнофф» стоял пустой. Черт! В ней же, в бутылке, не меньше литра оставалось, когда я уходил. Какие-то тряпки, какие-то распахнутые чемоданы, а на столике (мозаичном, наборном, штук восемь-двенадцать потянет) красовалась пара туфель, плохо начищенных и с оторванными каблуками. Каблуки лежали тут же на столике, рядом еще стамеска, несколько сапожных гвоздиков, молоток.