Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

Сегень Александр Юрьевич

Комнатка небольшая — одно окно, кровать, умывальник, письменный стол, шкаф, холодильник «Морозко-3М», книжные полки, один стул, одно кресло, тумбочка, торшер. Обычная обстановка, как почти в любой из комнат пансионата «Восторг» за исключением люксовых. Здесь даже не было икебаны, ведь все свои таланты Кутузов употребил на украшение бильярдного стола.

И все же… Никто и не догадывался, что в этой скромной каморке затаился целый огромный мир. Пусть и придуманный.

Дело в том, что маркёр Кутузов проводил свои личные чемпионаты по игре в бильярд. И участники этих чемпионатов были все до единого придуманными им. Среди них выделялись такие великолепные, хотя и несуществующие, мастера шара и лузы, как Петр Иванович Котов, англичанин Алан Брюз, американец Джон Роберт Фицджеральд, японец Микаяма Мидзуи, китаец Ли Ду Чжу, француз

Марсель Бертье и многие другие. Как проходили соревнования между этими замечательными спортсменами? А вот как. Утром Гектор Иванович купался в море, причем делал он это круглогодично, не устраивая перерыва на зиму, затем он завтракал и после завтрака в десять часов торжественно появлялся в бильярдном зале. В ушах его звучали такие примерно слова: «Итак, мы начинаем репортаж о первом дне очередного чемпионата мира по бильярду. В первой партии француз Патрик Руж встречается с итальянцем Доменико Пьемонти…» Если в бильярдной никого не было, Кутузов играл сам с собою, поочередно ударяя то за француза, то за итальянца, воображая себе рев трибун, радость или огорчение игроков. Когда кто-то приходил, он мысленно назначал: Харитонов — Фицджеральд, Джологуа — за гурка. Или: Пал Петрович за китайца, а Козоченков — Фекеши. По окончании партии он шел в свою комнату, где в тайной книге отмечал результат: Ду Чжу выиграл у венгра Фекеши и вышел в четвертьфинал. Так, игра за игрою определялись финалисты, в финале непременно шла на редкость упорная борьба, мастерство сочеталось с удачей и определялся очередной чемпион мира, или чемпион Европы, или победитель открытого чемпионата Великобритании, или призеры какого-то иного увлекательного турнира. Если приходили игроки слабые или среднего уровня, то Кутузов поручал им проведение чемпионатов локального характера — чемпионат Франции или Италии, или турнир стран СЭВ. Хорошие игроки всегда проводили чемпионаты мирового масштаба. Кутузов любил тогда быть зрителем. Но, пожалуй, еще больше он любил играть сам с собою. Обычно это происходило зимой, в отсутствие наплыва отдыхающих. Он чертил огромную таблицу со множеством участников и большим количеством туров, с чередованием класса игры: первый тур играется простая американская пирамида, второй — пробочка, третий — пачекот, четвертый — алагер, пятый — пиратка, одна шестнадцатая финала — батифон, одна восьмая — московская, четвертьфинал — русская пирамида, полуфинал — империя, а двое финалистов должны были сыграть друг с другом во все виды игр, которые только знал Гектор Иванович.

Самые знаменитые мастера, такие, как Котов, Петраков, Фицджеральд, Бертье, Брюз, пользовались у Кутузова особым почетом. Он придумывал им биографии, сочинял экстраординарные личные причины, по которым тот или иной чемпион не мог участвовать в каком-либо соревновании. Швед Ларс Бергрен даже погиб в автокатастрофе после поражения в финале одного из чемпионатов мира, и в его честь был учрежден особый турнир имени Бергрена. А француз Дорэ получил дисквалификацию за употребление наркотиков и не участвовал в трех чемпионатах подряд. Правда, виновником оказался сам Гектор Иванович, который однажды в январе напился и, вопреки собственному запрету, стал играть с пришедшим в гости маркёром из санатория «Волна». Проиграв соседскому маркёру двадцать пять рублей, Кутузов на следующее утро и дисквалифицировал беднягу Дорэ.

Можно было бы очень долго описывать все чемпионаты, проведенные Гектором Ивановичем втуне, и рассказывать о придуманных им выдающихся мастерах, но будет гораздо лучше, если когда-нибудь все же чудом отыщется его потайная книга и некий хороший, вдумчивый издатель опубликует ее тиражом в десять или хотя бы пять тысяч экземпляров. В истории человеческой мысли такая книга, безусловно, заняла бы свое достойное место.

Была ли у маркёра Кутузова другая жизнь, кроме только что описанной? Да, была. Конечно. Зарплату в пансионате «Восторг» ему платили, мягко говоря, скромную, и приходилось посещать другие бильярдные, играть на деньги, обыгрывать богатых грузин, азербайджанцев, партийных работников и просто жуликов и проходимцев всех мастей. Здесь Гектор Иванович был Робин Гудом — он никогда не брал денег с людей, в крупных доходах которых сомневался. Зато с каким наслаждением он сбивал спесь с какого-нибудь Тофика. Реваза или Быр Бырыча, с каким чувством восторжествовавшей справедливости получал с них в честном бою завоеванные червонцы, четвертные или

полсотенные. Он превращал грязные деньги в чистые и мог изредка позволить себе развлечение. Но не злоупотреблял своим искусством и лишь пару-тройку раз его побили, да и то без увечий. Случалось и ему проигрывать, без этого не обойтись.

Игры на стороне, для заработка, не удостаивались чести быть занесенными в потаенную книгу, а в своей бильярдной Гектор Иванович играть на деньги брезговал. Он, конечно, знал о высказывании Лемана, защищавшего игру на деньги: «Стоит ли известному игроку тратить время, терпение и силы, чтобы доказать, что он может выиграть партию? Все партии просто так, “на время” обыкновенно ведутся небрежно, спустя рукава, а потому не радуют ни игроков, ни зрителей». Но при всем уважении к гению девятнадцатого века Кутузов не соглашался с Леманом, оставаясь при своем твердом убеждении, что настоящая игра это игра ради игры. Когда в его бильярдной играли на деньги, он воспринимал это как нечто вполне естественное, но сам на своей вотчине ради заработка не сражался.

Вот мы и доиграли свою последнюю партию, пойдем-ка перед сном окунемся и поплаваем. Море сегодня такое тихое. А маркёр закроет за нами дверь, сядет в своей комнате, запишет на счет чемпионов наши результаты и с удовольствием начнет составлять таблицу следующего чемпионата, бросая жребий, кому с кем играть в первом туре — немцу Дюррендорфу с поляком Мазовшанским, аргентинцу Лорреде с египтянином Аль Шухри, новичку американской сборной Холсону с маститым Альмаведой, а нашему Столярову с греком Феодоракисом…

Счастливый был человек маркёр Кутузов.

Глава третья,

В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЮТСЯ НРАВЫ ЛЮБИТЕЛЕЙ ШАРА И ЛУЗЫ В ПАНСИОНАТЕ «ВОСТОРГ»

Любимым завсегдатаем бильярдного зала у Кутузова, конечно же, считался Дмитрий Иванович Харитонов. Этот веселый, полный жизненных соков человек дал жизнь множеству крылатых слов. Они, как ласточки, гнездились во всех углах храма шара и лузы, и каждое в свой черед выпархивало, чтобы пролететь над полем зеленого сукна и весело чирикнуть. Когда кто-нибудь промахивался по обреченному шару, соперник говорил:

— Сталинская амнистия, как сказал бы Дмитрий Иваныч.

Если шар оказывался недостаточно подрезан, то харитоновское словечко было «недорезо». Если, выставив шар, игрок быстро отыгрывал его, то это называлось «реабилитирован по пятьдесят восьмой» или «Никитка реабилитировал». Случалось, кто-то вдруг начинал резво обыгрывать Дмитрия Ивановича, и тогда москвич Харитонов говорил:

— Ничего, мы немца под Москвой остановили, а вас, костромских, и подавно не пустим.

И другие переняли эту поговорку:

— Ничего, мы немчуру к Волге не пустили, а вас, молдаван, и подавно остановим.

Дмитрий Иванович ежегодно приезжал отдохнуть в пансионат «Восторг» и обязательно первым делом шел обняться с Кутузовым:

— Гекторино! Мама мия! Подрос, подрос за год, повзрослел!

Хотя Кутузову было уже под сорок и с годами он почти не менялся. В первый вечер они заигрывались до самого позднего поздна, а среди ночи садились пить коньяк с черной икрой, осетриной, копченой колбаской — недаром Дмитрий Иванович занимал в Министерстве культуры Российской Федерации хороший пост.

Дмитрий Иванович рассказывал, как он ездил в Италию, Бразилию, Египет, Ирак и многие другие интересные страны, Индию, разные там Сингапур-Малайю, Швецию и, конечно, Париж. Но он рассказывал очень попросту, не кичливо. Не очень расхваливал иноземные раи, но и не расквасивался, как его нестерпимо тянуло домой. Рассказывал о тамошних бильярдистах и иногда привозил в подарок Кутузову правила какой-нибудь неизвестной доселе, заморской игры. Это он привез в Россию испанскую пирамиду, макао, мюнхенскую и джо-джо.

На другой день после коньяка Харитонов, уважая принципы маркёра Кутузова, не играл. И в продолжение своего срока проживания приходил играть только в очищенном от алкоголя состоянии — раз шесть-семь, не больше. Но все равно его присутствие ощущалось бильярдистами так, будто он пропадал в бильярдном зале ежедневно с утра до вечера.

Другой знаменитый человек был, разумеется, уже известный нам Зима Григорий Константинович, то есть — Гриша Зима. С ним всегда случались фантастические вещи. Например, он мог пошутить: