Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
И она провела ладонями по мягкому бильярдному сукну так, что лодочки ее ладоней устремились вперед, удаляясь друг от друга — одна вправо, другая влево. — А еще, еще что-нибудь покажите!
— Пожалуйста, — смело отвечал Кутузов, ставя один шар против угловой лузы, а другой — на борт стола. — Этот удар называется «Полет валькирий» и относится к разряду бильярдных трюков или фокусов.
Он сам не понимал, что делает. «Полет валькирий» получался у него в одном случае из пяти. Но Гектор Иванович чувствовал себя сейчас так, будто он сам валькирия и непременно полетит вынимать из шара душу. Он стремительно прицелился, ударил, биток хищно соскочил с борта и точно попал в цель — искомый шар затрепетал в лузе.
— Браво! Браво! — снова радостно захлопала в ладоши девушка. — Еще! Еще фокусы!
— Извольте, — набираясь еще больше дерзости, бросил небрежно Кутузов. — Массе! Трюк, относящийся к разряду особенно сложных.
«Оборзел!» — мелькнуло в голове у лихого маркёра. Массе у него вообще никогда не получался. Да и выполнить его на крупношаровом бильярде крайне трудно — нужен карамбольный бильярд. И тем не менее рука маркера уже выставляла шары для приведения в исполнение приговора — массе так массе!
Но в этот миг внезапно вспыхнувшее счастье маркёра Кутузова угасло. Открылась дверь, вошел высокий и красивый молодой человек и сказал:
— Вот ты где, оказывается.
Девушка еще пыталась показывать молодому человеку достопримечательности бильярдного зала — а икебана! а смотри, какая под запорожцами смешная надпись! а вот это заклинание… — и вот уже их нет, ни его, ни ее, и Гектор Иванович еще долго стоял, прислонясь к столу, глядя на закрывшуюся дверь в другой мир, чуждый, но манящий.
Потом он подошел к шарам, поставил кий почти перпендикулярно сверху битка и бездумно ударил. Биток по кривой ушел в борт, отпружинил от него, закрутился, подобно бомбе, резко вернулся назад и, ударившись о шары, стоящие возле лузы, забил пятнадцатого. Массе, господа!
Глава шестая,
В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЕТСЯ ПОЕДИНОК ГЕКТОРА С АХИЛЛОМ
Но визит не остался бесследным; закралось в душу маркёра Кутузова нехорошее, ненужное чувство, будто бильярдный зал, который он так холил и любил, где прошли его лучшие годы, — тюрьма народов, из которой ему никогда не выбраться на волю. Как чудесно было то счастье, что мелькнуло внезапно и так же внезапно растаяло. Звезда вспыхнула и тотчас закатилась; Гектор Иванович ходил днем на пляж, стремясь увидеть хотя бы отсвет звезды, но ни девушки, ни похитителя там не оказалось, а нужно было вновь идти в бильярдную и следить, чтобы там все было в порядке; первые посетители пришли вечером, хорошие игроки, но маркёру Кутузову было не до них, он то и дело выходил к раскрытому настежь окну и выглядывал наружу.
Меж тем спустилась нежная южная ночь, полная упоительных запахов, проснувшихся после жаркого дня. Звездами усыпанное небо смотрело на Гектора Ивановича из-за кипарисов, навевая грустные мысли и волнующие, беспокойные предчувствия. В сумраке двигались фигуры прохожих, в которых Гектор Иванович пытался угадать сегодняшнюю беглянку, но ее не было среди них; нет, не было.
Ночи напролет маркёр Кутузов проводил в придуманном мире бильярда и не замечал этого волнующего разнообразия теней, огоньков, силуэтов, запахов, дуновений ветра, шорохов и шептаний, отдаленного шума прибоя, ласкающего берег, мерцания небесных светил.
Сияет! — восторгался Гектор Иванович, глядя на небо, удивляясь, что оно не черное, а сияет все целиком, хотя черного поля пространств больше, чем светлых звездных нимбов, и пытался вспоминать наименования светил — Венера, Марс, Большая Медведица, Млечный Путь, Андромеда, знаки зодиака, еще десяток звезд набиралось, а больше он и не знал. Геспер еще какой-то есть. Который там из них Геспер, а кто Альтаир, поди разберись. На небе все глубже, таинственнее и страшнее, чем на бильярдном столе, и Кутузов возвращался в мир бильярда, смотрел, как то изящно и плавно, то с бестолковой суетливостью двигаются по зеленому сукну шары, и гибельное сравнение терзало его душу. Прекраснее ли небо, где все так многообразно, избыточно и чересчур блистательно, прекраснее ли оно этого мира шаров и луз, где все гораздо проще, схематичнее, но ближе, сподручнее?
Всех дольше играла пара новеньких отдыхающих, никогда раньше не приезжавших в «Восторг», — видимо, раньше они служили по иному ведомству и давно не играли, не могли насытиться игрой; но, наконец, и они угомонились, стрелки на часах показывали половину двенадцатого, бильярдный зал Кутузова опустел.
И вдруг явился он, похититель, укравший у Кутузова девушку его мечты, но Кутузов не разозлился, увидев своего врага и соперника, а, напротив, растерялся и даже обрадовался его приходу, не зная и не желая знать, что сей приход ему сулит.
— Светлее, чем везде, — сказал похититель, войдя и осматриваясь. — Так, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми шарами? — произнес он дальше и задорно прошелся по залу, взял кий номер семь, уже известный нам под именем сталинского, повертел его и, видимо, счел его тем, что нужно. — У вас тут чисто и светло, уютненько, — сказал он и улыбнулся Кутузову, стараясь привлечь его на свою сторону.
Героя нашей повести немножко покоробило, когда он заметил, что пришелец довольно пьяноват, но ему не хотелось отпускать его, тем более что тот спросил, нельзя ли сыграть партейку-другую, и маркёр Кутузов скрепя сердце согласился играть с нетрезвым соперником. Сверкало в центре пирамиды позолоченное число четырнадцать, чуть облупившееся, но не утратившее своей красоты. Копье седьмого кия нацелилось на биток, чуть помедлило, нанесло удар — началась партия, обычная американка, каких сыграно было в этой бильярдной тьмы и тьмы.
Изощренное мастерство Кутузова поначалу куда-то исчезло, уступив место вежливости, которую Кутузов, как обойденный внимание судьбы, оказывал счастливчику. Коим образом тому удавалось забивать шары, объяснить трудно — соперник Кутузова шатко стоял на ногах и с некоторым затруднением бил по шарам; но в нем дышало некое озорство, которое, как знает всякий бильярдист, может энное время удерживать бильярдного дилетанта на плаву. В конце первой партии сопернику маркёра удалось довести счет до семи против пяти, он торжественно напевал что-то, но тут хладнокровие все увереннее стало возвращаться к Гектору Ивановичу, и он очень точно положил в дальнюю лузу позолоченный четырнадцатый шар. Правой рукой твердо сжимая кий, он завел его за спину, потому что только так можно было закатить неудобно стоящего свояка, и из-за спины послал шар в лузу, сравняв счет. Руке Гектора Ивановича сделалось как-то особенно тепло и приятно, как всегда бывает, когда возвращается уверенность в своих силах, но следующий шар он не смог забить. Потрясал кием И виста Жульянова соперник, заводился, мурлыкал что-то вроде «мы тоже кое-что могем», но не смог забить удобнейшего свояка, и Гектору Ивановичу ничего не оставалось, как довершить партию.
Он не предполагал играть вторую, но соперник почему-то преисполнился уверенностью, что его проигрыш — случайность, что он запросто обыграет маркёра во второй партии и даже предложил теперь играть не просто так, а на бутылку коньяка. На бутылку так на бутылку — Кутузов, вопреки своим принципам, согласился и стал устанавливать пирамиду, покуда противник закуривал, продолжая что-то напевать. Гектора Ивановича почти не смутило предложение играть на интерес, он даже согласен был проиграть пару партий, а потом ловко отыграть все проигранное, а может даже оставить ему в утешение одну недоотыгранную бутылку. Жизнь приучила Кутузова смотреть на соперников подобного рода не как на объект добывания денег.