Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова
Шрифт:
Глава пятая,
В КОТОРОЙ ПРОИСХОДИТ СМЕНА ПЕРСОНАЖЕЙ, СТОЛЬ ПАГУБНАЯ ДЛЯ МАРКЁРА КУТУЗОВА
Ничто не вечно в этом мире, и судьба нашего героя призвана стать очередной иллюстрацией к этому старинному утверждению.
С некоторых пор контингент отдыхающих в пансионате «Восторг» стал заметно меняться. Все меньше приезжало прежних, добровидных людей застойного времени, крупных начальников культуры, заслуженных деятелей, благодаря которым народ знал, что культура столь же безгранична, авторитетна и полезна, как космос и космические исследования, как влияние приливов и отливов, как мощь вооруженных сил и святость государственных границ, как дружба народов, борющихся за еще большее улучшение своего благосостояния. Все больше стало появляться молодчиков, одетых в заграничные вещи, пахнущих импортным одеколоном, сытомускулистых. Они косо поглядывали на прежних представителей культуры, как на стадо, которое можно пожрать, но только не сегодня, а завтра, когда вновь появится в желудке здоровое чувство — этакий бодрящий голодок. Многие из них недурно играли в бильярд, не без лихости, но скорее удачливо, нежели мастерски. Маркёр Кутузов с неприязнью наблюдал, как они нагло забивают шары, которые можно было бы высоко оценить, забей их Дмитрий Иванович Харитонов или Игорь Борисович Беседин. К тому же по требованию Рвотоева за пользование бильярдом отныне взималась плата — три рубля в час, и если некоторые из бывших покряхтывали, расставаясь со своими трояками, то новые швыряли маркёру Кутузову пятерки и даже червонцы и подолгу не соглашались брать сдачу. Для них это были не деньги, но и Гектору Ивановичу не надо было их денег. Однажды молодчики порвали сукно, и вот тогда уж маркёр Кутузов с удовольствием содрал с них штраф. И выдал квитанцию, подписанную Вахой Лечиевичем.
Новые люди играли либо молча, либо говорили какую-нибудь несуразицу, типа: «Тейбл неровный, кажется», или: «Хреновые кии, я у Дикона видел стейтсовые, вот это финиш!» Один из них ляпнул такое, что у Гектора Ивановича лицо вспыхнуло от обиды и огорчения, захотелось ответить что-нибудь столь же обидное.
— Шары однообразные, сплошной совок. На Западе уже давно разноцветными шарами играют. И лузы должны быть вдвое шире, чтоб можно было попадать кайфовее.
Вот что было сказано неким красивым молодчиком, хорошо подстриженным, обутым в умопомрачительные кроссовки. Горячая, болезненная мысль зашевелилась в мозгу у Кутузова: чем же лучше разноцветные шары, которыми играют в позорный пул? От них рябит в глазах. Разве можно было объяснить этим кооперативным болванчикам, как красиво зеленое поле, усыпанное крупными звездами одинаковых шаров? На небе ведь тоже все звезды одинаковые по цвету, а такому дураку, глядишь, тоже подумается: совок, однообразие, не могли разноцветные звезды обеспечить. Хотел было Гектор Иванович эту мысль про звездное небо выразить, да уж больно долго она шла к нему, молодчики уж про что-то другое толковали.
Бывшие завсегдатаи клуба любителей шара и лузы с новыми играли редко, играли снисходительно и чаще проигрывали, всем своим видом показывая, что не хотят серьезно связываться — пусть, мол, молодые дельцы потешатся. Но бывших становилось все меньше и меньше. Ударом, непоправимым ударом в самое сердце Кутузова принеслось сообщение о том, что Дмитрий Иванович Харитонов больше не работает в министерстве, что на него даже заведено уголовное дело, а главное, что он уже никогда не приедет в пансионат «Восторг». Какое же может быть уголовное дело? — недоумевал Кутузов. Он знал, что Харитонов — большой начальник в области культуры Российской Федерации, что за это он пользовался заслуженными благами; и с горечью Гектор Иванович думал о Харитонове как о невинно пострадавшем, а оттого еще больше ненавидел этих воображал истых проныр, которым все не так и не эдак — стол неровный, кии плохие, шары не разноцветные. Между прочим, ровнее столов во всей вашей Америке не сыскать! И про кии брехня. А про шары и говорить нечего, особенно про слоновую кость.
Тяжким шаром повисло в лузе кутузовского сердца сообщение о печальной судьбе Дмитрия Ивановича. А тут еще хуже известие — погиб от рук экстремистов Рушни Кукуевич Джологуа. Редели ряды, новое время с корнем вырывало деревья из некогда шумевшей рощи.
Еще раздражало то, что при молодчиках часто захаживали в бильярдный зал Кутузова девицы. Красивые, стервы, манящие. В ранней молодости Гектор Иванович был женат, но неудачно. Жена ушла к другому. Это еще до того, как он поселился в пансионате «Восторг» и зажил здесь чудесной тихой жизнью. С тех пор у него почти не было женщин, и это мучило, но несильно. И вот теперь раз за разом Кутузов стал все больше обращать внимание на девиц, заглядывающих посмотреть, как играют их молодчики. Девицы старались вести себя по-американски развязно, подчеркнуто изображая отсутствие в себе комплексов. Иногда они пробовали стукать по шарам под руководством своих кавалеров, и Кутузов милостиво дозволял им это, хотя и побаивался, что порвут сукно. По ночам он стал мечтать о том, как какая-нибудь красотка, не очень развязная, поскромней, придет к нему, и он будет учить ее играть в бильярд, а потом она захочет, чтобы он поцеловал ее и повел в свою каморку. Она стала бы его верной подругой на всю жизнь, они бы поженились, и он со временем посвятил ее во все свои тайны, а в бильярд она бы научилась играть не хуже, чем героиня прекрасного фильма «Карамболяж», который Гектору Ивановичу удалось посмотреть в Москве на неделе австрийского кино.
Однажды ярким солнечным утром, когда все после завтрака спешат поскорее на пляж, Кутузов наводил порядок в бильярдном зале, стирал с сукна щеточкой следы мела, как вдруг дверь отворилась и вошла красивая девушка. Она поздоровалась и стала разглядывать бильярдную с видом посетительницы музея, надолго задержалась перед учебным стендом и спросила:
— Это все вы написали?
— Да, — ответил Гектор Иванович, — я.
— А это вы маркёр Кутузов Гэ И?
— Да, я.
— У вас тут первоклассно. А икебану кто делал?
— Тоже я.
— Талантливо.
Продолжая вежливо все осматривать, она подошла к столу, погладила ладонью сукно борта.
— Какой он нежный.
— Старинный стол, — польщенно заметил Гектор Иванович. — Вон, взгляните.
— Да, верно. Надо же! Фабрика Шульца, восемьсот восемьдесят шестой год, с ума сойти! Откуда здесь такая древность? Наверное, сейчас такой стол стоит безумные деньги. Это, значит, ваша вотчина?
— Хм, — смущенно улыбнулся Кутузов.
Девушка продолжила осмотр достопримечательностей, дошла до смешных надписей. Гектору Ивановичу почему-то вдруг стало неловко за свое, может быть, кондовое остроумие. Она улыбнулась, оценив объявление о дополнительных услугах маркёра, потом спросила про магическое заклинание:
— А это вы откуда взяли? Хаэре ия оэ лузузу…
— Из космоса сигнал получил, — нашелся что ответить маркер.
— Помогает?
— Конечно, помогает. Только почему-то никто не пользуется.
— А можно я попробую?
Вот оно! Сбывается! Неужели?! — вспыхнуло в душе Гектора Ивановича предчувствие, которое он боялся спугнуть. Но уж кому-кому, как не завзятому бильярдисту знать, что такое предчувствие, когда самый трудный шар, бывает, посылаешь и как будто бы уже заранее знаешь, что он войдет. Или наоборот, когда бьешь по, считай, погибшему шару, а в последний миг что-то будто толкнет под локоть — мимо! — и так и есть, мимо.
Поставили на стол два шара. Кутузов протянул девушке легкий кий под номером два.
— Возьмите этот кий, он волшебный. Как-то раз им были забиты подряд восемь шаров. Хотя игрок был средненький.
— А десять подряд забить можно? — спросила девушка.
— В русскую пирамиду можно, хотя я такого не наблюдал ни разу. В американку и московскую — нельзя, поскольку после забитых восьми шаров игра заканчивается.
— Понятно. Как бить?
— Бейте вот этим шаром по этому. Не очень сильно. Они хорошо стоят.
— Вот так, да?
— Да.
— Секундочку, сейчас я промолвлю заклинание. — Она подошла к листку с заклинанием и громко прочитала Кутузовскую абракадабру: — Еу хаэре ия оэ лузу залулузам алулуэи мамаду хари кришна муала лу мамба шайтан ай саббак!
Пока она произносила заклинание, Кутузов подвинул чужой шар ближе к лузе — ему хотелось, чтобы она непременно попала. Девушка резко обернулась, решительно приблизилась к столу и нанесла удар. Шар закатился точно в лузу.
— Ура! — воскликнула она. — Помогло! Но это просто чудо! Я ни разу в жизни не играла и сразу забила!
— Удар был исполнен мастерски, — ликуя, отметил Гектор Иванович, извлекая шар из лузы.
— А теперь вы. Покажите что-нибудь первоклассное, — попросила девушка азартно. Глаза ее прелестно горели.
— Момент! — раззадориваясь, прохрипел Кутузов, поставил шары в ту же позицию, что-то оторвал внутри себя и ударил. Шары послушно разошлись надвое, и чужой влетел в левую лузу, а свояк — в правую. Девушка захлопала в ладоши:
— Ах, как хорошо! Прямо самой захотелось так распластаться на столе — одной рукой сюда, другой — сюда.