Русский волк
Шрифт:
– Мне нужен мэтр Ингольфин, - объяснил я, - меня прислал Шалимир.
– Господин доктор сейчас в мертвецкой. Идите за мной.
Мертвецкая оказалась еще страшнее приемной. Вонь тут была такая, что я закашлялся. На полках вдоль стен были разложены фрагменты человеческих тел, черепа, части скелетов. В этом царстве останков и разложения был только одинживой человек - он возился над телом страшно худой, похожей на скелет пожилой женщины, распростертым на ржавом открови прозекторском столе. На наше появление он никак не отреагировал, продолжил свою жутковатую работу. Я видел его ссутуленную
– Так…изъязвление по ходу Вальдееровской дорожки… вполне вписывается в клиническую картину… превосходно, просто замечательно. Малигнизация тут и тут, очевидно. Посмотрим… ага… стенозирование привратника. Ве-ли-ко-леп-но!
Я покашлял в кулак. Бормотание оборвалось, человек обернулся.
– Виноват? – произнес он. Его черный дерюжный халат был от горла до колен забрызган кровью, в руке он держал ланцет.
Мэтру Ингольфину на вид было лет тридцать пять. Длинноволосый шатен с большими залысинами на высоком лбу, козлиной бородкой и цепким взглядом обведенных усталыми тенями блестящих темных глаз.
– Я к вам, мастер, - сказал я, пытаясь не думать о страшном запахе, который вполз мне в желудок и медленно толкал его к горлу. – Меня мэтр Шалимир к вам прислал.
Ингольфин посмотрел на труп, на огромную рану, рассекавшую грудь и брюшину женщины и заполненную черной кровью, потом вновь глянул на меня.
– Шалимир? – произнес он.
– Эльф-старьевщик с рынка. Сказал, вы ищете помощника.
– Да, ищу. Ваша рана. Стойте! – Ингольфин схватил со стола масляный фонарь и подсветил мое лицо. – Позвольте, позвольте…
Я отшатнулся: мне не хотелось, чтобы этот ненормальный касался меня измазанными кровью покойницы руками.
– Не стоит, док, - быстро сказал я, - моя рана почти зажила. Лучше давайте поговорим о деле.
– Тут… очень интересный случай, - сказал Ингольфин, помахивая рукой сокровавленным ланцетом рядом с моим носом. – Франциска… представляете, она не жаловалась на боли! А желудка почти нет, он весь изъязвлен. Невероятно! Но вам, эленширцам, это вряд ли интересно, у вас другие болезни...
– Я подожду снаружи, мастер, - сказал я и сделал шаг в сторону выхода.
– А? – Доктор раскрыл варежку на весь просвет и посмотрел на меня, как мне показалось, с раздражением. – Знаете ли… Один момент! Я все-таки должен позаботиться о бедной Франциске. Да-да подождите на улице. Я скоро.
Он хихикнул и повернулся к нам спиной. Мы вышли из зловонного подвала. Флавия страдальчески сморщила нос.
– Он безумен, - сказала она. – Так ли нужно вести дела с безумцем?
– Чокнутый батан, - произнес я. – Посмотрим, что он нам предложит. Может, что стоящее.
– Я бы с ним не связывалась. Какой-то он неприятный.
– Нам нужны деньги.
Ингольфин появился через минут десять-пятнадцать. Окровавленный халат он сменил на подшитую мехом мантию, в руках держал свернутые в трубку пергаменты. От него крепко пахло карболкой и еще чем-то тошнотворным.
– К вашим услугам, - сказал он несколько напыщенно. – Следуйте за мной.
В «Дом забвения» мы не вернулись, и я был за это мэтру благодарен. Ингольфин повел нас по каким-то узким грязным переулкам, и очень скоро мы оказались у небольшого одноэтажного дома с двускатной крышей и цветником перед фасадом. Ингольфин открыл калитку, жестом приглашая нас пройти во двор, потом отпер дверь. В прихожей он махнул рукой, и свечи в канделябрах вдоль стен и в большой люстре разом вспыхнули, осветив дом.
– Вы маг? – не удержался я от вопроса.
– Скорее, ученый. Входите же.
В гостиной, очень уютной и обставленной с известной роскошью, нас встретило удивительное существо. В первое мгновение я принял это создание за огромную золотистую бабочку, но, присмотревшись, с изумлением увидел, что это крошечная девочка с крыльями, будто усыпанными золотой пудрой. Ингольфин вытянул руку, и существо опустилось на ладонь мага.
– Наконец-то! – сказала крошка. Голосок у нее был нежный и звонкий. – Я уж думала, ты сегодня не придешь ужинать. Кого ты привел к нам?
– Хм… честно сказать, я даже не поинтересовался, - маг повернулся к нам с Флавией. – Очень неучтиво с моей стороны.
– Скорее, это наша вина, - ответил я. – Я Сим Вьюген, а мою спутницу зовут Флавия. А это удивительное создание…
– Ее зовут Лури.
– "Свет" на нашем языке, - сказал я.
– Никогда прежде не видел фейри.
– Моффи, - поправил меня Ингольфин.
– Что вы сказали?
– Моффи, так издревле называют этих чудесных созданий. Эльфы-мотыльки, самые маленькие средипотомков сидов Первой эпохи. Только боюсь, Лури может оказаться последней из них.
– Почему вы так думаете?
– Разве вы, эленширец, не знаете, что случилось с Заповедным лесом Джейруведд?
– Нет. Понимаю, звучит странно, но мне после ранения отшибло память и вобщем... Расскажите, прошу.
– Все началось после этой злосчастной Восемнадцатилетней войны с Эленширом. Гардлаанд в ней победил, и король Осмун тогда получил по Румастардскому договору весь Эвр и восточный Хэвнвуд, где и находился Заповедный лес. Самый древний на землях Аркуина, посаженный, по легенде, самими Первосозданными. Естественно, что ваши соплеменники ушли с оккупированных Гардлаандом земель, и туда хлынул поток поселенцев с востока. Колонистам были нужны земля и жилье, вот они и начали вырубать и выжигать леса. В том числе и Джейруведд. Заповедный лес был единственным местом, где жили моффи, а эти мерзавцы полностью вырубили его за два года.
– Хуже человеческой глупости только жадность, - сказал я, глядя на моффи, которая, удобно усевшись на ладони мага, расчесывала крошечным гребешком свои длинные темно-каштановые волосы. – А Лури?
– Я в то время служил по королевскому контракту армейским медикусом, и наш полк стоял как раз в Хэвнвуде – охранял поселенцев от возможных атак эльфов. За полгода службы я сполна насмотрелся на то, что наши проплаченные придворные историки называют «освоением диких территорий». На всех этих охотников и трапперов, которые сотнями и без всякой жалости били беззащитных и почти ручных единорогов и виверн, на фермеров, вырубавших и выжигавших заповедную чащу. На одном из пожарищ я и нашел Лури. Оба ее крыла были сильно обожжены, и я боялся, что бедняжка никогда уже не сможет летать, если вообще выживет. Но все обошлось.