Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море
Шрифт:
В российском обществе и к решениям комиссии, и к самому инциденту отнеслись очень по-разному. По свидетельству британского посла, «во всех классах Петербурга господствовало убеждение в правдивости телеграмм адмирала [Рожественского] и в потворстве Англии предполагаемой атаке Балтийского флота японскими миноносцами»; итоги работы комиссии «русская печать объявила полным дипломатическим триумфом России» 366 . В правительственных и околоправительственных кругах также господствовало убеждение, что нападение японских миноносцев на русскую эскадру в Северном море не было выдумкой Рожественского и его сослуживцев. В статье, опубликованной в середине ноября 1904 г., Кладо горячо призывал читателей сказать «сердечное спасибо» русским морякам, которые «не боясь тяжелой ответственности, без всяких колебаний открыли огонь по неизвестным миноносцам, не стесняясь присутствием якобы нейтральных рыбаков» 367 . Однако после работы парижской комиссии, под решениями которой стояла подпись и русского представителя, продолжать заявлять об этом официально стало неудобно, и подобные оценки распространялись с газетных и журнальных страниц либо в виде лубочных листовок под заголовками: «Японская облава на Балтийскую эскадру» или «Нападение на эскадру адмирала Рожественского». Позднее «Историческая комиссия по описанию действий флота в войну 1904—1905 гг.» при морском Генеральном штабе дипломатично, но довольно прозрачно (и в духе решений парижской комиссии) назвала инцидент «столкновением эскадры с подозрительными судами в Северном море». Одновременно некоторые участники этих событий (С.Ю. Витте, Р.Р. Розен, А.П. Извольский, В.А. Штенгер, М.А. Таубе со слов П.И. Рачковского) в мемуарах, написанных много лет спустя, кивали на «нервно-приподнятое настроение» Рожественского и его офицеров, созданное донесениями Гартинга,
366
F.O. R.C. 65/1730. P. 435—436 (Конфиденциальная депеша Хардинга Лансдоуну в Лондон, Петербург, 7 ноября 1904 г.); 65/1735. Р. 235 (Депеша Хардинга Лансдоуну в Лондон, Петербург, 28 февраля 1905 г.).
367
Цит. по: Гребенщикова Г.А. Указ. соч. С. 121.
368
Характерно, что, если верить британскому посланнику в Стокгольме, в момент самого «гулльского инцидента» посол в Дании Извольский был убежден, что в Скандинавии «действует система японского шпионажа, созданная для нанесения ущерба русскому флоту», иначе говоря – придерживался тогда противоположной точки зрения. См.: F.O. R.C. 65/1732. P. 40—41 (Конфиденциальная депеша Кларка Лансдоуну в Лондон, Стокгольм, 23 ноября 1904 г.).
Российские революционеры вслед за британской печатью злорадствовали по поводу «победы» русских моряков над английскими рыбаками. То, что в действительности произошло в Северном море, им было глубоко безразлично, зато инцидент давал хороший повод для очередной и, конечно, «разоблачительной» кампании в печати. «Великая армада, такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чудовищная, как вся Российская империя, – писал В.И. Ленин в статье “Разгром”, – двинулась в путь, расходуя бешеные деньги на уголь, на содержание, вызывая общие насмешки Европы, особенно после блестящей победы над рыбацкими лодками» 369 . В подобном ключе «гулльский инцидент» стал рассматриваться в последующих работах советских, а затем и российских историков (включая энциклопедические издания), и лишь очень немногие из них, усомнившись в справедливости ленинских слов, позволили себе попытку разобраться в этом запутанном вопросе по существу. Увы, авторы этих исследований никогда не изучали инцидент в полном объеме и с привлечением всех имеющихся свидетельств.
369
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 251—252.
В своей частной, как и в секретной служебной переписке Ламздорф, министр финансов Коковцов, Рожественский, а за ними и некоторые историки в событиях на Доггер-банке пытались разглядеть козни англичан 370 . «Недавнее происшествие в Северном море показало, до каких пределов может дойти Великобритания в своем стремлении осложнить без того трудную задачу России», – конфиденциально писал Ламздорф осенью 1904 г. своим коллегам в военном и морском ведомствах и в Министерстве финансов 371 . В отечественной историографии «британское направление» расследования давно признано неперспективным 372 . Нам представляется, что продолжать изучение этого «следа» нужно, но говорить о нем, как о чем-то едином, не следовало бы. Целесообразнее рассматривать его в трех разновеликих ипостасях. Первая из них – общеполитическая. Мы уже знаем о тех усилиях, которые предпринимали британские политики, государственные деятели и печать, чтобы вернуть русскую эскадру домой, задержать ее продвижение на Дальний Восток или, на худой конец, осложнить ее поход как в чисто техническом смысле (затруднить снабжение ее углем, например 373 ), так и, главным образом, путем натравливания на нее мирового общественного мнения и создания ее отрицательного имиджа. Эти усилия, до известных пределов успешные, находились всецело в русле интересов Японии; они очевидны и, на наш взгляд, дополнительных доказательств не требуют.
370
Так, профессор Г.А. Деборин назвал инцидент «провокацией» британских властей «для задержки продвижения эскадры Рожественского на Восток»: Деборин Г.[A.] Международные отношения в период русско-японской войны и первой русской революции, 1904—1907 гг. М., 1941. С. 22.
371
АВПРИ. Ф. 167. Оп. 509. Д. 18-е. Л. 89 об. (Копия секретного письма министра иностранных дел министрам военному, финансов и управляющему морским министерством, С.-Петербург, 28 октября 1904 г.).
372
См.: Залесский С.А. Гулльский инцидент // СИЭ. Т. 4. М., 1963. Стб. 881—882; Золотарев В.А., Козлов И.А. Русско-японская война 1904—1905 гг.: борьба на море. М., 1990. С. 157—158.
373
«Нашим судам нельзя рассчитывать на получение угля в великобританских портах», – сообщал российский консул в Коломбо А.Н. Бурнашов в МИД в ноябре 1904 г. (АВПРИ. Ф. 184. Оп. 520. Д. 1191. Л. 59).
Вторая разновидность английского «следа» покоится на убеждении экипажей судов 2-й эскадры, что во время самого инцидента английские рыбацкие баркасы либо выполняли роль «щита» для японских миноносцев, либо своими маневрами маскировали действия последних – другими словами, находились с ними в сговоре. Эти предположения представляются нам неубедительными: в противном случае придется признать невероятное – что маршрут движения Рожественского, время прохождения его эскадрой Доггер-банки и само ее построение (напомним, что эскадра двигалась шестью отрядами, но атаке подверглись именно новые броненосцы) были им известны заранее.
Третьим и последним проявлением британского «следа», как нам представляется, следует считать комплекс вопросов, связанных с гипотетическим приобретением японцами английских (или других западноевропейских) военных судов, наймом ими британских моряков, таинственными перемещениями морских офицеров Японии по территории и в территориальных водах самой Великобритании и ее колоний, наконец, с деятельностью их представителей в Гулле как до, так и после инцидента. Понятно, что все перечисленное могло состояться не иначе, как с ведома и при тайном попустительстве британцев – если не властей, то, во всяком случае, частных судо- и верфевладельцев. Именно эта, последняя, часть английского «следа» и нуждается, на наш взгляд, в дополнительном изучении. Информацию о нем можно найти в тогдашней печати, включая английскую и американскую, но указания прессы, понятно, требуют тщательной перепроверки с привлечением архивных материалов Великобритании и США. Безусловно, центральным из этого ряда является вопрос, как осенью 1904 г. в западноевропейских водах могли появиться миноносцы или другие суда, полностью или частично укомплектованные японскими экипажами 374 .
374
В своей рецензии на первое издание моей книги петербургский военно-морской историк Р.В. Кондратенко вполне аргументированно указал на весьма малую вероятность «незаметного перехода … миноносцев образца начала ХХ века (60—150 т водоизмещения) из Японии в европейские моря», почему-то отнеся пишущего эти строки к числу авторов, «всерьез рассматривающих версию» о том, что подобный переход мог состояться в действительности (Гангут. 2007. № 41. С. 123, 125). Как легко убедиться из только что изложенного, такую возможность по сходным с Кондратенко соображениям я не рассматривал и не рассматриваю.
Как мы уже знаем, глава британской военно-морской разведки Луи Баттенбергский в своем секретном сообщении в Форин офис от 14 (27) октября 1904 г. высказал твердое убеждение, что никаких миноносцев японцы в Великобритании не закупали. В том же смысле на запросы британского внешнеполитического ведомства ответили правительства Франции, Голландии, Германии, Дании, Швеции и Испании. В бумагах российского посольства в Лондоне сохранилась собственноручная записка лорда Лансдоуна графу Бенкендорфу от 29 октября 1904 г. с извещением, что проведенное полицией расследование не подтвердило сообщений прессы о том, что в Гулле «недавно высадились 20 японских морских офицеров» 375 . В то же время, в одном из первых «послегулльских» интервью японский посланник в Лондоне Хаяси откровенно заявил, что «присутствие
375
АВПРИ. Ф. 184. Оп. 520. Д. 1158. Л. 34—34 об.
376
The Times. 1904. October 29. Директор верфи «Элсуик» (Elswick Works) в Ньюкастле, отвечая на запрос здешнего русского консула, сообщил, что на его предприятии в октябре 1904 г. находилось девять японских «инспекторов»; об этом же в начале ноября 1904 г. он приватно известил и Форин офис (см.: F.O. R.C. 65/1730. P. 235 (Конфиденциальное письмо директора верфи Элсуик в Форин офис, Ньюкастл-на-Тайне, 2 ноября 1904 г.)). Спрашивается, чем эти японцы там занимались?
377
См., напр.: Новое время. 1904. 23 апр. (6 мая) (№ 10107). С. 2; 2 (15) мая (№ 10116). С. 2; 11 (24) мая (№ 10125). С. 3; и др.
378
АВПРИ. Ф. 143. Оп. 491. Д. 61. Л. 320—320 об. (Выписка из частного письма Боткина, Брюссель, 29 октября 1904 г.).
Адмирал в море – царь и Бог, и потому разгадку «гулльского инцидента» (как и причины цусимской катастрофы) многие историки пытались найти и, вероятно, еще будут искать в личности ее командующего – Рожественского. Через призму своего отношения к нему воспринимали злоключения эскадры и очевидцы – его подчиненные. С уверенностью можно сказать, что Рожественского, человека властного, жесткого, а иногда и жестокого, на эскадре побаивались и недолюбливали (обратное на флоте любой страны – редкость), хотя с уважением относились к его организаторским талантам и требовательности – потому и спасли с риском для жизни, тяжело раненного, в цусимском бою. Но даже его недоброжелатели из числа подчиненных (лейтенанты П.А. Вырубов и П.Е. Владимирский, например) нашли в себе мужество беспристрастно оценить происшествия в Северном море – их свидетельства мы уже приводили. Многие же последующие исследователи искушения «списать» все на личные качества Рожественского избежать не смогли.
Указания на психическое нездоровье этого русского адмирала, его некомпетентность, самодурство и даже трусость кочуют по страницам исторических сочинений и по сей день. Советский историк А.Л. Сидоров, например, без долгих разговоров аттестовал Рожественского «держимордой и трусом» и именно в этом находил объяснение всему перечисленному. Почти все подобные суждения основываются на свидетельствах писателя А.С. Новикова-Прибоя, как участника похода эскадры. Но в этих оценках автор «Цусимы» далеко не оригинален. Известно, что в 1904 г. писала о Рожественском английская и американская пресса; менее известно, что в 1905 г. российский «большевиствующий» публицист М. Павлович (М.Л. Вельтман) отозвался о его действиях в Северном море, как о «бреде фантазии больного человека» 379 . С тех пор этот «бред фантазии» пошел гулять по свету и в том числе был подхвачен А.С. Новиковым-Прибоем, беллетристом и мемуаристом и, по сути, главным советским историографом 2-й эскадры, попутно с чужим литературным псевдонимом («Прибой»). Между тем, к его свидетельствам следует относиться с большой осмотрительностью, и вот почему: во-первых, этот унтер-офицер не мог быть осведомлен о действительных планах и намерениях Рожественского и его штаба уже потому, что шел не на флагманском корабле и своим единственным информатором о настроениях на «Суворове» имел штабного писаря, с которым изредка общался на стоянках. Во-вторых, А.С. Новиков был настроен пораженчески и в силу одного этого не мог быть объективен в оценках действий командования эскадры. Не следует также забывать, что автор «Цусимы», как нестроевой кладовщик («баталер»), согласно боевому расписанию, в момент военных действий был обязан находиться не на палубе своего броненосца, а в санитарной каюте, и потому в описании всех наиболее острых ситуаций, в которые попадала эскадра, он неизбежно вторичен. На это обращали внимание и русские флотские офицеры, участники и современники войны с Японией, сразу после выхода новиковской «Цусимы» в свет. «Каждый абзац ее старые моряки, досконально знавшие все подробности настоящей, не книжной, Цусимы, обсуждали подолгу, – свидетельствует очевидец. – <…> И они придирчиво сверяли свои оценки с характеристиками бывшего баталера. И отдавали ему должное. Описывал он верно и честно, но видел все, как заключили оба бывших штаб-офицера, с “нижней палубы”. В их устах это означало “узко”, с предвзятых позиций» 380 . В общем, советский историограф малоинформирован, пристрастен, и «проблема Рожественского» остается актуальной по сей день, несмотря на уже сделанные попытки ее разрешить 381 .
379
Павлович М.[П]. (Вельтман М.). Русско-японская война. 3-е изд., доп. М., 1925. С. 119. (Впервые книга была издана в Женеве в 1905 г.).
380
Волков О.В. Погружение во тьму. М., 2000. С. 216.
381
См.: Мельников Р.М. «Рюрик» был первым. Л., 1989; Познахирев В.П. Вице-адмирал З.П. Рожественский // Вопросы истории. 1993. № 10. С. 161—164; Бунич И. «Князь Суворов»: ист. хроника. Минск, 1995; Грибовский В.Ю., Познахирев В.П. Указ. соч.
Адмирал умер в новогоднюю ночь на 1 января 1909 г., ему едва перевалило за 60. В некрологе «Русского слова» было верно отмечено: «Несмотря на громадную литературу о русско-японской войне, мы до сих пор не знаем доподлинно закулисной истории нашего флота накануне войны, и можем в сущности только догадываться о той роли, какую играл Петербург с его канцеляриями и гофкригсратами в подготовке и ведении войны на море. Поэтому нельзя определить сколько-нибудь точно, какая именно доля ответственности падает лично на З.П. и чему виной наша морская бюрократия … Колоссальная тень Цусимы заслонила совершенно всю прежнюю деятельность Рожественского» 382 . Будем надеяться, что сбудется, наконец, пожелание П.П. Семенова-Тян-Шанского, который на кончину адмирала откликнулся такими словами: «Луч беспристрастной истории озарит многотрудный путь, самоотверженно пройденный честным флотоводцем, которому не дано было совершить только одного – чуда» 383 .
382
Русское слово. 1909. 3 (16) янв. (№ 2).
383
Цит. по: Грибовский В.Ю., Познахирев В.П. Указ. соч. С. 5. Сказанное в некрологе относится к деятельности Рожественского в «догулльский» период, но поведение адмирала в самом походе также вызывает массу вопросов. Нам представляется, что найти на них убедительный ответ (если, конечно, стараться докопаться до истины, отбросив надоевшие штампы и псевдотрюизмы) невозможно без привлечения данных русской разведки и контрразведки, а также строгого учета обстановки на театре войны, которая стремительно менялась. Новиков-Прибой тут – плохой советчик.
В полемике со сторонниками «русской» точки зрения на происшествия в Северном море британская печать часто (и вполне основательно) обращала внимание на то, что в европейских водах в интересующее нас время никто никаких «бросательных» или «самодвижущихся» мин не находил (за исключением одной ржавой торпеды, которая была прибита в ноябре 1904 г. к датским берегам, но по рассмотрении оказалась учебной). В самом деле, если были миноносцы, то должны же были быть и мины, а коли их никто не видел, не о чем и говорить! Рискнем предположить, что планы японцев сводились к следующему.