Русское зазеркалье
Шрифт:
– And can you please take a seat, Patricia, – миролюбиво прибавил мой покровитель, не пытаясь переключаться ни в какой другой произносительный регистр: он и без того звучал как аристократ.
Переведя взгляд с одного на другую и обратно, Патриша всё же села на диван (сэр Гилберт подвинулся, но совсем чуть-чуть, так и оставив одну ногу закинутой за другую), на самый его краешек, сохраняя очень прямую спину и глядя прямо перед собой. (Покровителя колледжа она даже не поблагодарила.) Набрала воздуху в грудь. Разродилась:
– I was—I was saying that she is assertive and rude, and—
– Ms Florensky you mean when you say ‘she,’ do you? –
– Yes! …And very intimidating, to be sure!
– How exactly did Ms Florensky intimidate you?
– Not me—the class! First, she—
– Firstly, – вдруг подал голос баронет. Студентка обернулась к нему, раскрыв рот. Спросила не очень вежливо, да что там, крайне невежливо:
– What?!
– I wouldn’t say ‘first’ meaning ‘firstly,’ – с абсолютной невозмутимостью и как будто со скрытой иронией пояснил сэр Гилберт. – Better still, say ‘primarily.’
Патриша сделала два-три тяжёлых вдоха-выдоха, ноздри у неё задрожали. О, будь я на её месте, она бы мне всё сказала о том, как учить её говорить на её родном языке! Но здесь поостереглась – и, проигнорировав ремарку полностью, сглотнула, продолжила:
– Yes—she firstly said that we all are sure to die, and it has upset me—the whole class, that is—very much, and—
– Do you disagree with your teacher on this point, then? – это снова был баронет, и он – единственный из нас четырёх – улыбался, он будто даже наслаждался ситуацией. Студентка снова стремительно развернулась к нему всем телом. Захлопала глазами.
– I’m sorry? – произвела она наконец, в первый раз снисходя до диалога с ним.
– I said, ‘Are you going to live forever?’ – поинтересовался сэр Гилберт.
– No, but—but—please don’t make me a fool! – резко оборвала студентка. Я приметила, как дрогнули веки полуприкрытых глаз миссис Уолкинг: видимо, её и патрона, судя по этому my dear old boy, связывали давние приятельские отношения, и ей наверняка не понравилась последняя реплика. – She, too, tried to make me a fool! She said that we, unlike her, never came to think of our own death—as if she was showing off herself, and—
– As is she were, my dear, – с полнейшим и явно издевательским спокойствием заметил баронет. – Subjunctive mood.
Патриша приостановилась – но проглотила и эту языковую пилюлю. «Проглотила» дословно, я прямо чувствовала, как она сглатывает, будь она мужчиной, её кадык так бы и ходил вверх-вниз. Ну, успеет ещё сделать операцию по смене пола, какие её годы… Продолжила:
– …And then she started to intrude on our views and said that if we are not church-goers we shall go and kill ourselves, and—
– I didn’t say that! – негромко запротестовала я, втайне, однако, порадовавшись, что хоть что-то эта девица из моей лекции поняла. – I only said that—
– Hey, it’s me who is bringing forward her complaint now, okay? – злобно оборвала меня американка, и я даже поёжилась. – Can we please follow the standard procedure, Mrs Walking?
– We do not have such a thing as ‘the standard procedure’ here, Miss McArthur, – c достоинством отозвалась директор, отделяя каждое слово. – We do not receive many complaints.
– You just wait! And then she kept quoting from the classics, saying, “You must know this” and “You must know that”—imagine, Ms Florensky, we don’t know this stuff! From Dante Ali-Gueri and from Shakespeare, and she didn’t even say it was Shakespeare, as if somebody who didn’t get it must be underdeveloped, and I only guessed it was Shakespeare because she mentioned Hamlet, so I am not that retarded as she thinks, and from Winston High Auden—who the hell is this Winston High Auden? Why does she know things I don’t know? Is it… legal?! (Я подавилась смешком.) I mean, it is intimidating, – тут же исправилась студентка, поняв, что сказала совсем уж глупость. – What if I go to Russia and recite a poem by their Tolstoyevsky, and say, ‘Hey, you don’t know your Tolstoyevsky, I do’? I mean, are those guys in our syllabus, are they Russian singers or what? Why isn’t she doing her job and sticking to what she must talk about? Do we pay our money for her intimidating us, or what? Give her the sack! I mean, she is just a hired part-time worker from a third-world country, why don’t you sack her?!
Патриша замолчала, тяжело дыша. Секунд десять мы все молчали. Сейчас меня, похоже, погонят отсюда поганой метлой, соображала я. Ну, и не больно то и хотелось! Эх, какую бы сказать красивую финальную фразу? Увы, стучало сердечко, и не находилось красивой финальной фразы.
– So this was the essence of your complaint, Miss McArthur? – произнесла директор тоном, не предвещавшим для студентки ничего хорошего, и я немного воспряла. – Allow me to say, then, that…
– No, Mercy darling, please allow me, – неожиданно перебил её баронет. Он, между тем, откинулся ещё глубже на спинку дивана, прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями, сплёл пальцы на своём колене. Сделал глубокий выдох. Открыл глаза. И начал:
– My dear young lady, it seems to me that you completely misinterpret the situation. To begin with, Ms Florensky is not a hired worker from a third-world country begging for her wages. She is a celebrated painter and an extremely successful creative professional, an exceptional talent whose last painting was sold for five thousand pounds. («Вот это полёт фантазии! – поразилась я. – Вот кто тут a creative professional, куда мне!») We are proud to see her as our visiting professor. Unlike you, whom we only see as a—
– I am sorry, but who are you? – вдруг выдала студентка. Я снова еле удержала смешок.
– I am Sir Gilbert Bloom, and I am the chancellor of the college, – спокойно ответил ректор. – Which officially means that I am its head. I don’t interfere with the process, though; I only pay the bills when hard times come.
Патриша собиралась, видимо, что-то сказать – может быть, что она как американка и представительница самого демократического народа на Земле презирает дворянские звания – и даже открыла рот, но благоразумно промолчала.