Русское зазеркалье
Шрифт:
– Жалко тебя, коняшка, – сказала я, снимая с головы платок и промокая испарину на лбу. – Надеюсь, Платон Львович купит в городе другую… Так, а мне-то что делать?
Жара стояла невыносимая, хотя по-прежнему на сером небе не было ни намёка на солнце. Дорога после проезда Государя-Анпиратора исчезла: замело песком, наверное. Я скинула ватник (под ним обнаружилась вышиванка) и, выпростав ноги из сапог, опустила их в пруд, уже наполнившийся водой по самую «бровку». Зачерпнула воду и попробовала на вкус. Вода была, увы, солёной…
Помнится,
– Нет, не надо, – раздался за моей спиной свистящий шёпот. – Грех.
Я быстро обернулась. Передо мной на хвосте стояла пустынная гюрза.
«Бояться нельзя! – приказала я себе. – Это же просто сон: ничего здесь со мной не случится!»
Вслух я спросила:
– Почему грех?
– Потомуш-што это море слёз либеральной интеллигенции.
– Не самое большое море, скажем честно… В любом случае, – вспомнила я спасительное, – слово «грех» очень изношено. Какой смысл потрясать в воздухе жупелом греха? Этим гордым и бессильным словом пользуются тогда, когда хотят бросить камень в другого человека – разве нет?
– Ты не понимаешь, деточка, – прошелестела гюрза. – Твои слова верны в мирах начиная со Святой Руси и выше. А здесь, в Нижних Грязищах, действуют совсем другие законы.
– В мирах выше? – переспросила я, чувствуя, что стою на пороге какого-то важного понимания.
– Ты ведь с Земли, верно? Вообще, живые к нам нечасто заходят.
– А если живые заходят сюда нечасто, то я могу здесь найти – уже ушедших? – догадалась я.
Змея кивнула (всем телом).
– Гюрза, видела ли ты в вашем мире Александра Михайловича?
– А зачем тебе Александр Михайлович? – ответила змея вопросом на вопрос.
– Всего лишь навсего сказать ему спасибо…
Змея свернулась клубком на песке. Слегка приподняла голову:
– Я не видела здесь Александра Михайловича. Не думаю, что он когда-либо проходил этим миром. Только разве за грехи юности… Здесь оказываются те, кто смотрел на жизнь в России как на безысходное горе и мрак. Они получают по своей вере.
– Я никогда не считала жизнь в России безысходным горем и мраком!
– Ты просто вошла дверью, которую сама открыла. Поэтому и можешь вернуться.
– А… как мне вернуться?
– Через зеркальце в кармане твоей верхней одежды. В твоём уме связь с Землёй видится как зеркальце. Сделай с ним что угодно – и тогда вернёшься. Или выбрось его – и тогда останешься здесь.
– Спасибо! – вежливо поблагодарила я и, не откладывая в долгий ящик, вынула осколок зеркальца из ватника, обмотала платком, крепко зажала в левой руке. – Я уже устала, хочу пить, ноги ломит, но… как мне узнать достоверно, не был ли в этом мире Александр Михайлович?
– Иди в столицу и спроси в Канцелярии.
– Пешком?
– Нет, не советую: ты будешь идти тысячу лет.
– Как тогда?
– Вымешать до дна!
Вышелестев последний совет, гюрза юркнула в какую-то неприметную нору в песке. Только её и видели.
Вымешать до дна – вот как! Оглянувшись по сторонам, я увидела оглоблю – всё, что осталось от телеги и лядащей коняшки.
Опустив оглоблю в мутную воду – пришлось выбраться на берег, конечно, – я принялась её методично размешивать. Вода, будто только того и ждала, с бурлением начала уходить из водоёма. Минута – и её не было.
На дне блеснула совсем небольшая шкатулка или, может быть, табакерка, тускло-золотая.
Спустившись по откосу на дно в этом своём ужасном наряде – юбочка до колена, резиновые сапоги и вышиванка – я открыла табакерку.
Из табакерки, зевая и потягиваясь, вылез крохотный старый чёрт и, ступив на песок, быстро увеличился в размерах до моего собственного роста.
Чёрт был очень натуральным: рога, хвост, копыта, седая шерсть на ляжках – и поношенный вицмундир какого-то дореволюционного ведомства. На мундире сверкнул орденок, изображающий льва внутри стилизованного солнца.
– Вам чего, сударыня? – хмуро поинтересовался чёрт. – Хотите поговорить о квадриллионе километров или об ответе Алёши Ивану?
– Сейчас как дам по шее! – прикрикнула я на него, обозлившись: с чертями я не собиралась проявлять никакой вежливости. – Мне нужно в столицу, неуважаемый.
Чёрт кисло поморщился:
– Всем нужно в столицу: что вам там всем, мёдом намазано, что ли? Есть два способа: один – по старинке, методом кузнеца Вакулы, на моём загривке. Но, знаете, не советую. Удовольствие для нас обоих ниже среднего, а ещё и свалитесь вдруг. Второй – быстро и с комфортом…
– Как угодно, согласна на второй, только поскорее, если можно!
– Тогда будьте любезны помочь старику…
Кое-как я помогла этому недоделанному фавну выбраться из воронки. Оказавшись наверху, чёрт взял кисточку своего хвоста в правую руку и проворно начертил в воздухе чертёж советского грузовика, вроде «Полуторки», но с дощатым фургоном. Чертёж на глазах твердел в воздухе, обрастая цветом и плотностью. На одном боку чёрт так же быстро начертал «Хлеб», на другом – «Пейте советское шампанское!». Открыл задние двери фургона – и издевательски-вежливым жестом пригласил садиться. Двери захлопнулись за моей спиной, мотор взревел, мы понеслись через пустыню.
«Мы» – потому что слабый свет из окошка, соединяющего кабину водителя с фургоном, позволял разглядеть ещё двух попутчиков: полуголого растатуированного бандита и субтильную старушку с ярко-рыжими кудрявыми волосами. Кого же она мне напоминала? Бандит, не теряя даром ни секунды, положил свою лапу на моё голое колено. Я сильно и хлёстко ударила его по руке, воскликнув:
– Don’t ever try to touch me, you bastard!25
Урка озадаченно подтянул лапы к груди: английского языка здесь, похоже, боялись.