Русское зазеркалье
Шрифт:
– Деточка! – с надрывом в голосе произнесла старушка, устремив на меня свой печальный выразительный взор. – Как же вы дошли до жизни такой! Как же вы, знакомая с Цивилизацией, оказались в Нижних Грязищах! О, как мне вас мучительно жаль!
Не обращая на внимания на обоих, я добрела до окошка и просунула сквозь него голову. Мы уже ехали по городским улицам: что ж, чёрт не соврал про скорость, хотя комфорт был сомнительный.
– Куда вы нас везёте? – спросила я водителя
– В подвалы Лубянки, знамо дело, – откликнулся тот, грубый парень с прилипшей к губе сигаретой.
– Это же Град-на-Неверии, какая Лубянка?
– Тогда в Петропавловку.
– А ну, глуши мотор! – приказала я. – А то сейчас ударю тебя табакеркой в висок, будешь лежать здесь и истекать кровью. Слазь!
Про табакерку я соврала, конечно – та осталась
Ступив на тротуар, я огляделась вокруг. Град-на-Неверии предсказуемо напоминал Петербург, но во всю длину прямого как стрела и бесконечно унылого проспекта не наблюдалось ни одной церкви. Да и вообще ничего не было на этом проспекте, ни человека, ни деревца – ничего, кроме ровной стены домов с рядами прямоугольных окон слева и справа.
Да вот же и «Канцелярiя»: тёмно-зелёный четырёхэтажный дом и табличка у входа!
С большим трудом я поднялась на последний этаж по узкой, плохо освещённой, грязной лестнице, выкрашенной до уровня плеча в болотный цвет. На площадке второго этажа дверь была полуоткрыта, а запахи отчётливо намекали, что за этой дверью кто-то умер – и тело убирать никто не торопится. Ноги болели не как во сне, а совершенно по-настоящему. Сон ли это вообще, и если сон, то что за бесконечный кошмар? Дверь на последнем этаже хоть и не имела таблички, но выглядела по-казённому. Навалившись на неё всем телом, я вошла в контору: длинный ряд из четырёх соединённых помещений, прокуренных, тесных и битком-набитых другими посетителями. Человек сто стояло в общей очереди, не меньше. Около дюжины, правда, сидели на колченогих табуретах и сияли от счастья по поводу того, что им не приходится стоять.
Я пристроилась в конец очереди, пошатываясь от духоты и усталости. Очередь еле двигалась; покойники в ней, впрочем, не унывали, а жили своей насыщенной жизнью, спорили, торговались, осуждали отсутствующих, травили байки и небылицы. До меня долетали обрывки разговоров разных людей, которые сливались в одно тягомотное заунывье.
– …«За борьбу с тиранией» в мирное время не дают, это ты, положим, врёшь. Это вообще одна из высших наград, так что не надо тут… А вот на «Друга демократии» у тебя есть шансы. Но придётся, конечно, документы собрать. А ты как думал? Если хочешь в жизни чего добиться – крутиться надо. Тридцать семь позиций. Могу по памяти сказать: интересует? Записывать будешь? Если до конца месяца успеешь – везуха, а в новом месяце новые требования будут, это как пить дать, парень… Говоришь, засомневался нужно ли это вообще? Нет, ты дурак или как? Ты, вообще, в курсе, что право на собственную недвижимость получают только имеющие награды лица? Одна медаль – один квадратный метр. У кого две медали, тому, соответственно, два квадратных метра. Правда, ради двух медалей надо вообще в лепёшку расшибиться… Ну да, это всё будет из дерева, проще говоря, сарай. Да, он сгниёт через десять лет: сам знаешь, климат. Но сам факт, сам статус! Ты много здесь видал людей, у кого есть собственная недвижимость, а не койко-место? А? Вот, то-то же!
– …Женщина, не трогайте меня руками, я тоже могу тронуть! Если будете орать, я вам откушу ухо! Что значит «При чём здесь логика» – я не про логику, я вам ухо откушу!
– …Через Неелово я тебе не советую ехать. Там гиблый край, стаи навальнят, набрасываются на человека – и всё, нету человека. Через Неурожайку картина примерно та же. Через Горелово тоже не советую: там руины какого-то храма – очень опасно, очень! Чем опасно? А излучение как же? Нет, я сам не бывал! Люди говорят…
– …Амалия, конечно, чумичка. Но и Катерина тоже, если разобраться, немногим лучше. «В ноги царю, в ноги царю!» – всё, замарала себя навеки. Кто после этого её рукопожмёт? Какое там рукопожмёт! Да с ней после этого никто в поле срать не сядеть! Только разве Алексей Анатольевич, да и то по великой милости…
– …Любовь к этой стране – это бацилла. Она заражает, и уже не вылечишься. Ещё любовь к этой стране – это раненый зверь, вроде лисы. Выглядит умилительно, но зверь – дикий, хищник, убийца. Ты его пожалеешь, спрячешь за пазуху – а он тебе выест внутренности. Вот так он и проповедовал. Великого ума был человек! Кому сейчас интересны великие люди? Измельчали мы все, выдохлись, скукожились…
– …И бросили мужика в Овраг. Всё, без шансов. А там уже пропал человек. Что там ниже, спрашиваешь? Ну, по последним сведениям, сразу попадаешь в Хылайт. Это от английского hell lite26 – английского не учил, что ли, деревня? А в Хылайте, понимаешь, не живут. Там умирают каждую секунду. То птица-мозгоклюйка тебе мозг выклюет, то разрубят тебя напополам, то, понимаешь, залюбят тебя до смерти инструментом самодержавия. Разнообразно у них там всё, с фантазией. Говорят, правда, что если есть бабосы, ты и там нормально устроишься. Но, думаю, порожняк гонят: какие бабосы, там же всё меняется каждую секунду. Вот держишь ты в руке, допустим, яблоко. Яблоко помнишь как выглядит, нет? Так, ладно: вот держишь ты, например, пайку двухсотграммовую. И здесь, у нас, ты её просто держишь. А там, в Хылайте, она сейчас пайка, а через пять секунд червяк, а через пять секунд этот червяк тебе полруки отъел. Вот так-то вот, парниша, вот такая бывает жизнь…
– А я вот другое слышал: те, кому везёт, вместо Хылайта падают на Малахов курган. Это вот, значит, как: попадаешь ты в бастион, где под открытым небом идёт шоу «Малахов плюс Малахов». Всё время, двадцать четыре часа в сутки. Скажешь, можно и потерпеть? Да чёрта с два! Потому что Малахов курган – это Севастополь, а Севастополь – это Крым, а Крым не наш, как известно любому приличному человеку. В общем, раз в неделю, что ли, доходит гиря до полу, чаша терпения цивилизованных народов переполняется, и на Малахова со стены падает статуя капитана Михаила Малахова. Натурально, насмерть. Потому и называется «Малахов плюс Малахов». А это и есть сигнал: как статуя упала, подходят английские военные корабли и лупят по бастиону прямой наводкой. Старожилы, кто знают, заранее под скамью лезут. Хотя шансов выжить всё равно немного. После бомбёжки оживляют только самого Малахова, у него безлимит, а остальные вертись как хочешь. Есть, правда, которые и до шести раундов выживают. А что потoм? А потом вэлкам ту Хылайт, само собой…
Я не могу это больше слушать, поняла я. Люди, вы ведь уже умерли, а продолжаете вращаться в этом лютом «круге первом» собственноручно, по кирпичику, сложенного вами самими чистилища! Ещё час в этой канцелярии, и я застряну здесь на тысячу лет. Или просто умру, и меня выбросят в Овраг, и welcome to Hellite,27 как говорится…
Собрав все силы в кулак, я оттолкнулась от стены и двинулась вдоль очереди. Очередь недовольно зароптала.
– Sorry, I have it urgent,28 – сухо сказала я вслух. Очередь примолкла. Я между тем добралась до самого её конца, до крохотного окошка в стене, к которому склонялась очередная посетительница. Ею оказалась моя недавняя попутчица, старушка с рыжими кудрями (когда успела?): ненатурально всхлипывая, она бормотала:
– Ну войдите же в положение… ну мне же положен рыбий жир как жертве режима…
Мягко взяв жертву режима за плечи, я отодвинула её от окошка и склонилась к нему сама. Выдохнула:
– Мне нужна справка об Александре Михайловиче Азурове.
– Пребывание Азурова в нашем мире не зарегистрировано! – гаркнули мне из окошка: голос был подозрительно похож на голос чёрта из табакерки. Или у всех чертей схожие голоса? Лапа чиновника, которую я сумела рассмотреть в окошке, была в короткой бурой шерсти. – Женщина, проходите, не задерживайте очередь!
Я отошла от окна справки с пульсирующими висками. Опустилась на засаленный трёхногий табурет. Если я сейчас упаду здесь в обморок, то назад уже не вернусь. Ну же, миленькая, доставай зеркальце…
Размотав осколок зеркальца, я осознала, что забыла все инструкции Змеи, что вообще мало что понимаю, – и тогда, подражая какому-то индийскому аскету, из последних сил воткнула этот осколок в точку между бровей.
Тут же от острой боли я повалилась с колченогого табурета и, пролетая пустое пространство, с облегчением сообразила, что возвращаюсь в свою квартирку на 247 Eversholt street, в старую добрую Англию, такую предсказуемую, такую земную, такую непохожую на это жуткое русское зазеркалье.