Русское зазеркалье
Шрифт:
– Now back to your complaint, – продолжал сэр Гилберт. – You accuse Ms Florensky of knowing more about English poetry than you do, and you ask us whether it is ‘legal,’ to use your clumsy expression. You see, a teacher is supposed to know more than his students, this being the natural order of things. It is also absolutely legal for anyone to know anything. A half-naked kid from Ethiopia or Burkina-Faso is permitted to read Shakespeare and to know more about him than you do. It was not Ms Florensky but only yourself who has intimidated you, and that by your own ignorance.
Патриша, встав, гневливо
– Good day to you, Mr Bloom!
– Please be so kind as to properly address a member of British nobility, Miss McArthur, – процедила директор, почти не разжимая губ. Сэр Гилберт только махнул рукой, как бы говоря: «Да что взять с этих янки!» – и, снова повернув голову к моей студентке, продолжил:
– Wait, I haven’t finished. You may try to sue me or, indeed, the College, for whatever reason. Just you try, and I will countersue you. I will employ the best lawyers in Britain whom money can buy, to use an Americanism. I will leave you in your panties—figuratively so, of course, as I am not sexually attracted to women of any age, being a homosexual. Do not try to mess up with us homosexuals, my dear young lady, not at our time. And yes, good day to you, too.
Патриша, развернувшись, стремительно вышла. Я поняла, что мне нужно что-то сказать, но все слова как приклеились к нёбу. Директор меня опередила:
– I am really, really sorry, Alice darling – such a shame! I really thought, you know, that you were rude to her this way or another, but since it comes to just that… I’ll call a cab to get you home, it is on me.
– No, Mercy, – добродушно прервал её сэр Гилберт. – I will call a cab, and we will have a lunch together – if Ms Florensky doesn’t object to the idea, that is.
– You, my brave man, how can I object to that? – пробормотала я. Директор издала небольшой смешок.35
…Лондонский кэб – прекрасная вещь. (Раньше я им никогда не пользовалась: не было случая, да и дорого.) Выглядит он, как всем известно, словно легковой «универсал», но не все знают, что диван для пассажиров размещается у самой задней стенки салона, так что внутри по-настоящему просторно. И да, в московских такси частенько играет русский шансон или какие-нибудь «Самыи прекрасныи чо-орные глаза, чо-орные глаза…» (по крайней мере, так было три года назад – понятия не имею, что модно сейчас, мир ведь так быстро меняется…). Внутри этого кэба тоже негромко звучало радио: Classic FM. Я не стала уточнять, было ли это личной просьбой сэра Гилберта или нам просто повезло с водителем.
[Сноска дальше.]
– Can you guess the composer? – шутливо спросил баронет, увидев, что я прислушиваюсь.
– Elgar? – предположила я.
– Mais oui, Chanson de matin by Edward Elgar. Proud of you.
– Very soothing – exactly what I need now.
– I guess so.
– Sir Gilbert, please forgive my being somewhat slow in thanking you.
– Please, Ms Florensky, we shouldn’t mention it! – это было сказано даже с каким-то неудовольствием.
– No, I do mean it! – запротестовала я. – You stood up for me in a very chivalrous manner—I don’t like the word ‘chivalrous,’ by the way, it seems very lightweight—in a very courageous manner, I say.
– This is not real bravery, my dear, not the sort of bravery one dies with in a battlefield.
– I believe we all have different battlefields in life. Once again, I ask you: what makes you do this for a total stranger?
– You are not a ‘total stranger,’ Alice, not anymore, please don’t put it this way. You know, I am supposed to stand up for the staff members of the institution of which I am the nominal head. All right, if you insist, – сдался он. – You remind me of my… my ‘significant other’ who passed away last year. His name was Alistair, by the way. Now, does it sound very… improper to you, an Orthodox Christian as you are?
Я задумалась, решив, что на честность нужно отвечать честностью. Так ли уж и правда это скверно? Медленно я помотала головой:
– No. There are exceptions to every rule, and I simply prefer to see you as an exception, – повинуясь внезапному импульсу, я вдруг захотела ему рассказать анекдот о Чайковском от армянского радио, дескать, «мы любим его не только за это», но сдержалась.
– Thank you, relieved to hear that. Besides, I do think that you are an excellent lecturer; I am interested in what you talk about as much as in your enigmatic personality. And now, I would recommend you a very nice place where they serve Russian cuisine. Is Russian cuisine a good option?
– Sir Gilbert, – вдруг решилась я, – may I ask you a special favour?
– Anything you like, dear.
– Can we please have a long conversation after the lunch?
– Not that I have much time today…
– Instead of a lunch, then? I… I think I have things to share with you.
– Bah! So you are not hungry, then?
– I am terribly hungry, but I am ready to sacrifice my lunch for the sake of a long talk.
– We are chatting anyway.
– I would prefer a really calm place, but… forgive me, – вдруг сообразила я, – you must be hungry, too! It was tactless of me to ask you for a conversation, so can we just…
Сэр Гилберт очень внимательно, долго посмотрел мне в глаза, так что я стушевалась, беспомощно улыбнулась, отвела взгляд. Он, между тем, склонившись к микрофону интеркома, нажал кнопку и попросил водителя со всеми приличествующими любезностями и извинениями отвезти нас к Speaker’s Corner. Пункт назначения, вдруг сообразила я, садясь в такси, без крайней нужды не меняют, это неприлично, так что уж если английский баронет пошёл против приличий, значит, воспринял мою просьбу всерьёз. Боюсь, я его разочарую…
Через пять минут такси высадило нас у Уголка Оратора. Не спеша мы пошли по одной из дорожек. Я люблю Гайд-Парк, поняла я: за его лаконизм, за огромность его густых деревьев, за его полупрезрительный отказ притворяться тем, чем он не является. Сэр Гилберт меня не торопил, а я не спешила начинать. Но вот сыскалась скамеечка, наконец. Не сговариваясь, мы присели на неё. Сэр Гилберт, закинув ногу на ногу, сплёл пальцы на колене и весь обратился в слух. Я набрала воздуху в грудь – и начала рассказывать.