Ружемант 5
Шрифт:
Мы втроем рассмеялись глупой, но задорной шутке.
Собирались как будто впопыхах. Белка не находила себе места. Вышедшая недавно с больничной койки, она думала, что про нее забудут, как про страшный сон. Спишут в утиль, уберут на дальнюю полку — надо было видеть слезы радости, что заблестели на ее щеках, когда обрадовал ее новостью.
Ей нравилось быть солдаткой, но быть дипломатом? То, чего ей хотелось попробовать самолично…
В чемодан летело все, что только могло пригодиться — не работали уговоры,
Айка зарылась с головой в свою стеснительность. Пришел ее успокоить, взял на руки, словно маленькую девочку. Отнес к телевизору, усадил рядом: обещал же посмотреть вместе с ней. Она смотрела на широкую плазму экрана с грустью: у этой новомодной штуки перед ней было все. Четкость изображения, цветокор, даже звук! А ей как будто хотелось вернуться к тому маленькому, который у нее был. Увы, он пал смертью храбрых вместе с казармой.
— Это об-бязательно? Ех-хать т-туда? — дрожала больше обычного.
— Если не хочешь расстроить Бейку.
— Я не хочу расстроить тебя, — чуть смутившись, призналась она, сжалась в комок. Позволил себе ее обнять, заключить в объятия. Ей требовалось, чтобы я побыл рядом. Какой же последней скотиной буду, если откажу в этом.
Видя ее кандидатуру в списке, потом спросил у Бейки: не боится ли она вновь остаться без Айки? Та призадумалась лишь на миг, но сказала, что нет. Хотелось думать, что все обязательно будет хорошо.
— Я боюсь, — серьезно заявила она. Я не спешил спрашивать, чего именно: ждал, когда ответит сама. Она выпалила почти сразу же: — Все будут смотреть на м-меня? Снимать на к-камеру? А п-потом будут показывать? П-по телевизору?
Глянула снова на экран, представила свою фигурку на ней. Угрюмость легла на ее лицо.
— Разве это плохо?
— Плохо. Я р-раньше х-хотела, чтобы так было. Думала с-стать актрисой.
— Передумала?
— Т-тогда ведь все увидят, к-как я ничтожна, да? Это страшно…
— Ничтожна? — возмутился ее словам. Знал, что она недолюбливает саму себя, потому решил влить чуточку уверенности в чашу ее самолюбия. — Ты прекрасна, Айка!
— Я-я… — Она так и не научилась возражать. Что ж, мне на руку.
— Прекрасна, красива, самодостаточна! Только посмотри на себя: что бы мы делали все это время без твоей помощи? Молчишь, а я скажу: не позволь ты тогда Бейке занять твое тело, не было бы здесь никого. Меня, девчонок, всего этого перемирия. Неужели ты боишься того, что все увидят вес твоих заслуг? Неужели не хочешь увидеть, к чему привели твои старания? Не верю, что позволишь сгинуть им, пропасть!
Она вдохновилась моей речью и согласилась.
Ната стала самой частой гостьей, воруя мое внимание у остальных девчонок. Те были не в восторге, но поделать ничего не могли: людоедские царенатские обычаи требовали того, чтобы я их досконально изучил. Иначе перемирию можно сказать прощай.
— Что делаешь? — спросил, видя,
— Вели ей не лезть. И ни при каких условиях не считывать.
Пожал плечами, предупредил ИИ-ассистентку, чтобы не делала глупостей. Если инфо-фея говорит, что какой-то код не стоит расшифровывать, стоит к ней прислушаться.
— Что хоть это такое?
— Страховка, — выдохнула она. — Так, на всякий случай. Надеюсь, не пригодится.
Надеялся вместе с ней.
— Боишься? — спросил любопытства ради.
— Опасаюсь. — Она призналась честно и без обиняков. — Макс, мы едем не куда-нибудь. Не знаю, как к этому относишься ты и что такого сказал Император, но мы отправляемся в Царенат. За то время, что я провела там во время рейда, плавая на волнах их информационных сетей, могу сказать, что это самая противоречивая страна, которую я только знала.
— Что же там такое особенное тебя смутило?
— Кьярра вдруг стала правительницей, разве этого уже недостаточно для того, чтобы удивиться? Ты изучал вместе со мной их странноватые обычаи. Право крови, поклонение монархии. И все это как-то уживается с аристократическим разгулом. Как скажет большинство баронов, так и будет. Сегодня они за мир, но что, если прямо завтра, на подписании, они вдруг передумают? Скажут, что ошиблись. Ты как будто забываешь, что ружемант. Ты еще совсем недавно убивал их народного героя. Тебя на каждом заборе рисовали с кровожадным оскалом, а пропаганда вещала, что нет зла страшнее, чем ты.
— Думаешь, они попытаются убить меня, как только туда приеду?
— Я ничего не думаю, Макс. Но ты знаешь сам, я люблю информацию. Считывать, обрабатывать, анализировать. Так ли странно, что горький опыт жизни доказал: ничего хорошего из таких затей не выходит.
— И ты все равно едешь? Не откажешься? Если боишься, я могу сказать Бейке, и она освободит тебя…
Инфо-фея вдруг отвесила мне обидную затрещину. Глядя снизу вверх, она не скрывала своей злости: мне удалось ее обидеть. У нее дрожали губы, она замахнулась во второй раз: следующей пощечины не случилось, поймал ее за руку. Отвечать ударом на удар не спешил.
Она вдруг выдохнула, закрыла глаза. Проговорила сквозь зубы:
— Извини, я не хотела. Само получилось. Нет, я не боюсь — за себя. А вот за тебя очень даже, понимаешь?
Она вдруг напрыгнула на меня, обхватила ногами вокруг корпуса, жадно шепнула на ухо:
— Трахни меня, Макс. Трахни меня так, как остальных. Или больше — как не трахал их всех, слышишь? Так, чтобы собранная мной информация обратилась в мусор, а от эйфории мне снесло башню. Сможешь?
Обещать не стал, но улыбнулся — я постараюсь!