Рябиновая невеста
Шрифт:
Олинн встала, отодвинула засов и, прихватив кочергу, осторожно прокралась наружу. Утро было тихим и ясным. Над каменной грядой разгоралась жемчужно-розовая полоса рассвета, журчала вода, перекатываясь по камням, и в кустах посвистывала утренняя птичка-зарянка. Но сегодня воздух казался уже каким-то по-осеннему прозрачным и прохладным. Олинн прислушалась — вокруг никого, отбросила кочергу и положила ладони на ствол большой берёзы, растущей у входа в избушку. Пальцы ощутили слабое движение сока под корой, тяжесть листьев, готовящихся к тому, чтобы вскоре упасть на землю,
И тревогу…
Она, словно тонкие нити грибницы, расползалась под землёй, от корня к корню, от цветка к цветку, охватывая всё вокруг дрожащей паутиной плохого предчувствия. Олинн подняла кочергу и направилась туда, где вчера в последний раз видела несчастную Ивку. На мягкой земле остались следы лошадиных копыт и вырванный мох, но больше ничего. Никаких других следов…
Олинн несколько раз позвала Ивку, но без всякой надежды на то, чтобы услышать в ответ её весёлое ржание. Ивки больше нет. Это было и так понятно.
Она несколько раз глубоко вдохнула, чтобы отогнать непрошенные слёзы, и вернулась в избушку, нарочито громко хлопнув дверью, отчего Бьорн сразу же проснулся. А может он и не спал вовсе.
– Мне надо идти в замок. И как можно скорее.
– Что случилось? — пробормотал он спросонья, усаживаясь на лежанке.
– Не знаю. Но что-то случилось, – только и ответила Олинн, беря в руки котомку.
Надо быстрее рассказать стиварду о странных волках. А без лошади ей до замка идти полдня!
– Я с тобой, – Бьорн поднялся и попытался пригладить пятернёй всклокоченные волосы.
– Нет. Я пойду одна. Так быстрее. А вечером вернусь за тобой с лошадьми.
– И ты не боишься идти одна, пичужка? — спросил Бьорн, внимательно вглядываясь в её лицо. — Я не буду обузой, мне уже лучше. И я… кое-что вспомнил о себе.
Олинн подумала про вчерашний вой, и мысль идти в замок вместе с Бьорном показалась ей не такой уж глупой.
– Ладно. Пойдём вместе. Но если будешь отставать — оставлю тебя на болоте, – произнесла она строго, взяла котомку и шагнула за порог.
Почему-то ей было неловко оттого, что она идёт на эту уступку. И сама не могла понять, что её так сильно смущает в этом. То ли то, что она не дождалась Торвальда, то ли это путешествие вдвоём с Бьорном.
Когда он вышел из избушки, она подняла толстую палку и протянула ему со словами:
– Возьми, так будет легче идти.
Он не возражал. Лишь посмотрел угрюмо из-под насупленных бровей, но палку взял и пошёл следом за ней. Олинн кинула быстрый взгляд на своего спутника и подумала: до чего же ужасно он выглядит! Косматый и небритый, в стоптанных башмаках, да ещё и с этим сучковатым посохом! Ни дать ни взять Яг Морт — лесной человек, которым няньки в замке пугают беспокойных детей.
– Так что ты вспомнил о себе? — спросила Олинн, когда избушка Тильды скрылась за ольховником. — Может быть, имя? Как тебя зовут на самом деле?
– Э–э–м… Игвар, – помедлив, ответил Бьорн, и Олинн подумала, что он и сам будто сомневается в этом. — Я родом
Хагфорс? Это где-то очень далеко, за Перешейком, за болотами, и действительно на востоке… Где-то на берегу моря. Это название Олинн слышала от тех, кто ходил в пролив Арф на драккарах. Значит, он и правда южанин.
– И как же ты стал монахом, Игвар? — Олинн произнесла его имя вслух.
Звучит красиво. И даже подходит ему, как ни странно.
– Я был рабом на корабле у людей с Солёных островов, – ответил Бьорн–Игвар задумчиво. — Потом пришёл король Гидеон. Тем, кто согласился принять веру в истинного бога, он даровал свободу. Все, конечно, согласились, дураков нет. Изображать веру нетрудно. Если хочешь выжить, то и землю станешь есть. А уж во что ты веришь на самом деле… Потом можно сбежать. Все так думали. Но тех, кто бежал неудачно и дал себя поймать, король повесил. А остальных… Нас согнали в Льёборг и заставили строить крепость: лес рубить, таскать брёвна. Я сбежал, как только подвернулся случай. Но что было дальше — я не помню.
Рассказ Игвара был похож на правду. Этим объяснялись и старые шрамы на его спине, и следы от кандалов, и торквесс, и хольмгрег, который она сняла с его шеи. Не было ответов только на два вопроса: что за серебряную звезду он прятал на груди и как оказался на этой стороне болот. А ещё, Олинн подумала, что если бы его рассказ не был правдой, то именно такую легенду ему и стоило бы придумать. Но даже если не всё было правдой в его истории, она всё равно прониклась к нему сочувствием. Такое не придумаешь, если сам не видел.
Она взобралась на каменную гряду, остановилась и обернулась.
– И ты больше совсем ничего не помнишь? Как-то ты же сюда попал? — спросила она, глядя на него сверху вниз. — Пройти через эти топи не зная бродов и троп не под силу обычному человеку.
Она не просто смотрела на него — разглядывала. Здесь, на вершине гряды, было солнечно, и Олинн могла спокойно рассмотреть Игвара при свете дня. Она видела его, конечно, тогда, когда он полез купаться в ручей, ну и ещё, когда они с Торвальдом нашли его в зарослях жимолости и багульника. Но тогда он был едва жив, а теперь…
Теперь она смотрела, как при движении бугрятся мышцы под его кожей, и тесная рубашка Торвальда того и гляди лопнет на плечах. И, несмотря на его раны, на то, что он столько дней пролежал в бреду, он всё равно с лёгкостью поднимался по камням, поросшим мхом и лишайником.
Игвар…
Он поднял голову, остановился, опираясь на палку, и посмотрел на Олинн, и зелень его глаз показалась ей сейчас такой яркой, будто в ней отразились сама великая Эль.
– Я бы и сам хотел знать, как я сюда попал, – ответил Игвар, переведя взгляд на раскинувшиеся вокруг бесконечные топи, окрашенные в розовые краски отцветающей плакун-травой, и прищурился, глядя на юг. — Но возвращаться назад мне незачем, так что я могу остаться в Олруде и помочь твоему кузнецу, Лин-н-на. Или плотнику. Я умею строгать. И топором владею… Ну… или могу тебе помочь, если хочешь.