Рядом с зоопарком
Шрифт:
— В мусорном контейнере уже нашла, а что же, говорят, делать, если не забираете… Сценарий, значит, нашелся. Где же был?
— На столе лежал, — сказал Славик.
— Вот как, — Елена Ивановна села на коробку, принялась тереть виски. — Нет, мне надо срочно домой. Выспаться хотя бы. Ты вот что, Славик, переписывай слова, а я… я пошла.
Оставшись один, Славик взял из стопки одну из тетрадей, полистал. Это оказалась тетрадь Феди Елкина. «Эх, Федя!.. Сам виноват, шевелить надо извилиной!» Потом он отыскал тетрадь Грини Самойлова. Гриня писал корову через «а», что от него можно было ожидать? А вот и его собственная тетрадь.
В дверь заглянул Федя.
— Сла-вик! — позвал он.
— Чего тебе? — не оборачиваясь, отвечал Славик. — Не видишь, я занят.
— А чем ты занят?
— Сюрпризом.
— А каким сюрпризом?
— Это секрет пока. Тайна. Нельзя говорить. Скажешь — никакого сюрприза не получится.
— Да я… ты же меня знаешь. Могила.
— Ладно, раз такой любопытный, доверю кое-что… Хочешь знать, что получил за диктант?
— Толстенькую, что ли? — вздохнул Федя, предчувствуя тройку.
— Нет, тоненькую, — сказал Славик.
— Двойку? — удивился Федя. — Вот уж это действительно сюрприз.
— А я? — просунулся Гриня.
— И ты тоже — тоненькую.
— Не врешь?
— Надо больно.
— Смотри мне! — пригрозил кулаком Гриня, и они с Федей пошли.
Было привычным получать несколько другие, нежели Славик, оценки, но на этот раз разница в баллах была вовсе бессовестная. К тому же никакой особенной тайны Славик не открыл. А после того как они вместе безуспешно пытались выведать ее у юных техников, поведение его можно было расценивать как самое подлое предательство.
— Может, вернемся, накостыляем? — предложил Федя.
— Связываться! — махнул рукой Гриня. — Ты же знаешь, какой он мамсик.
— Это точно.
Прежде чем заняться сценарием, Славик позвонил маме.
— Приветствую, мамуля! Я из школы, конечно. Общественные дела, мамуля, задерживают. Все на мне, сама понимаешь… Совершенно верно, что твой атлант… На ужин, как обычно, — тортик, небольшой, на килограмм… Половинки мало… Растущий организм, масса нагрузок. Бисквитный с розами… Кругленькую… Да-да, пятерку, как обычно.
Глава третья,
в которой Большой Гоп идет на разведку, а Подготовительный Сева проявляет мужество, за что получает основательную трепку от любящей мамы.
Большой Гоп, отец Маленького Гопа Васьки, надел теплую, военного цвета фуфайку и вышел на улицу. Весь день он околачивался во дворе, будто делать ему решительно нечего. Между тем дело у него имелось. Не знал только, как к нему подступиться. В его распоряжении были только слухи, причем весьма разноречивые.
Погода стояла неважнецкая, во дворе гуляли только воспитанник подготовительной группы детского сада № 504 Сева Груздев да собака Муська, если можно брать ее во внимание.
Большой Гоп подошел к Подготовительному Севе и сказал:
— А у меня гильза.
— Что ли, от мелкашки? — нисколько не удивился Сева.
— Скажешь тоже! От винтовки.
Большой Гоп достал из кармана блестящую гильзу, повертел ее в руках, подбросил, ловко поймал, подставил к губам и свистнул, потом раскрыл ладонь — гильзы не было. Исчезла. Это был фокус, причем проделанный очень ловко, так как в следующую минуту Большой Гоп открыл рот, и Сева увидел, что гильза именно там, во рту, и что припаяна она к языку. Большой Гоп повернул кончиком языка туда и сюда — гильза послушно проделала несколько гимнастических упражнений. Наигравшись вдоволь, он отломил гильзу от языка и положил ее в карман.
— Дядь, давай меняться, — предложил Подготовительный Сева.
— На что? — нехотя поинтересовался Большой Гоп.
Сева начал доставать из кармана ценные, на его взгляд, вещицы: немного погнутый нержавый гвоздь, желтую, совсем почти необсосанную витаминку, а также подвязанный на нитку молочный зуб, который только вчера при помощи этой самой нитки был выдернут.
— Ты за кого меня принимаешь? — обиделся Большой Гоп. И пошел было прочь.
— Дядь, у меня еще лазарь есть, — остановил его Сева.
— Лазер, что ли? — засмеялся Большой Гоп, взяв в руки обыкновенную пластмассовую трубку. — Эх ты, молейкула! Нет, не могу. Гильза все-таки боевая… И вообще, скажу прямо, отдать я ее могу только смелому человеку. — И он пошагал.
— Я и есть такой, — крикнул ему вслед Сева. — Смелый!
— А чем докажешь? — приостановился Большой Гоп.
— Да хоть чем!
— Ну, хорошо, я тебя испытаю… Пойдем, здесь недалеко.
Большой Гоп подвел Севу к зданию школы, как раз к тому месту, где под лестницей была дырка в подвал, и сказал:
— Маленьким я был очень смелым. Я, например, мог залезть в эту дырку, пройти по подвалу в полнейшей темноте и вылезти из другой дырки, которая находится под другой лестницей.
Подготовительный Сева заглянул в дырку: темно, пахнет кошками, уууу — гудят трубы. Страхххно… Но делать нечего — надо лезть, иначе дядька подумает, что он трус. Неудобно. Дядька наверняка «военский», раз на нем фуфайка «военского» цвета, а в кармане гильза от настоящего боевого патрона.
Сева исчез в дырке, а Большой Гоп остался ждать. Севы не было довольно долго. Большой Гоп успел искурить две папиросы «Беломор» и одну сигарету «Прима», которые стрельнул у прохожих. Он уже подумал, что парнишка заблудился в подвале и надо давать деру, пока никто ничего не заподозрил. Другой бы, конечно, на месте Большого Гопа ринулся на помощь. Но то другой, не Большой Гоп. Сева вылез наконец из дырки и не глядя на «военского» дядьку, рванул к своему подъезду.
— Эй, парнишка! — побежал за ним Большой Гоп, попыхивая «Любительской». — Гильзу-то на!
Сева обернулся.
— Ну ее! Я там такое видел!..
— Какое?
— Такое!.. — И хлопнул подъездной дверью.
Сева в самом деле видел что-то такое, чем-то таким был ошарашен. Он даже забыл отряхнуться на лестничной площадке, а надо сказать, его мама не пришла в восторг от того, что он с головы до ног был испачкан ржавчиной, которую собрал со старых, большей частью дореволюционных, гимназических труб. Привыкшая ко всяким неожиданностям, Севина мама угостила сына для начала увесистым подзатыльником, потом повела на балкон, отхлопала на ветру одежду, не потрудясь вынуть из этой одежды самого Севу. Далее они перешли к водным процедурам, на что ушел целый кусок банного мыла. Эта ужасно въедливая дореволюционная, гимназическая еще, ржавчина отмывалась с большим трудом. Что касается волос и лица, то говорить наверняка, что они отмылись, было бы безосновательным. Стирай и полоскай эти волосы целый день — все равно они цвета не изменят. Не изменят также цвета и маленькие пятнышки у переносицы.