Рядом
Шрифт:
Он попросил номер телефона только через месяц. А потом позвонил как-то вечером и назначил встречу. В тот день мы гуляли пешком, и мне показалось, что мы обошли полгорода. Так мы начали встречаться.
Я приходила к нему каждое выпавшее свободное время между занятиями. В кафе мы по-прежнему сидели вместе, взявшись за руку. Я полюбила его, Макс. По-настоящему! Строила мысленно планы на будущую жизнь рядом с ним. Всё казалось возможным и светлым.
Когда мы уже встречались около полугода, он первый раз привёл меня в свою квартиру. Мы оказались в постели… Он был очень нежным, милым…
Он вскочил, как ошпаренный, побежал к входной двери, по пути натягивая брюки. А через минуту в комнату ворвались две женщины, как оказалось – его жена и её мама. Ты представляешь мой шок, Макс? Я голая перед ними. В их квартире. С её мужем. Но только это не самое страшное. Его жена была беременна. Причём на огромном сроке…
Если бы я только знала… Никогда в жизни я бы не подошла к женатому мужчине, но он даже намёка мне не дал, что не свободен.
Всё остальное я помню, как в тумане. Как я одевалась под их крик и пристыжающие взгляды. Как он жалко метался между нами, пытаясь всех успокоить. Как её мама выталкивала меня ещё босую из квартиры… В тот день мне казалось, что я умерла.
Через несколько дней я нашла в себе силы прийти снова в их дом, когда он был на занятиях. Мне открыла дверь его жена. И сейчас я очень благодарна её, что она позволила мне извиниться перед ней и всё объяснить.
— А что он?
— Он делал попытки подойти ко мне, ждал вечерами у моего дома, преследовал в Университете. Мне хочется сказать, что его поступок сразу убил мои чувства, но это не так. То, насколько мне было тяжело его видеть и слышать, не передать словами. Я не могла больше этого выносить и поэтому перевелась в другой университет, потеряв друзей, любимых преподавателей, начиная жизнь заново.
— Но ведь время должно было притупить боль? Неужели эти годы ты не смогла никого встретить?
— Первый год, Макс, я приходила в себя. Мне казалось, что больше у меня нет жизни. Только пустота на месте сердца. Только боль и слёзы. А потом я стала просто равнодушной ко всем и всему. Мне просто никого не хотелось видеть рядом с собой, – Ева замолчала, глядя в окно на тёмное небо, - пока не появился ты. Ты первый, кому я смогла доверять.
Я прижал к себе голову Евы, уткнувшись носом в её висок. Запах пыли и сырости насквозь пропитал её мягкие светлые волосы, но он был для меня сейчас роднее и приятнее самых дорогих духов.
— Если мы отсюда выберемся… Точнее не так! – я быстро исправился.
– Когда мы отсюда выберемся, я докажу тебе, что твоё доверие самая ценная для меня вещь. Я постараюсь сделать твою жизнь самой счастливой на столько, на сколько хватит моих сил. Только потерпи немножко… Я буду рядом всегда, Ева. Ты мне очень дорога.
Она повернулась лицом ко мне, тепло дыша в мою грудь. Я закрыл глаза, представив, что мы сейчас не здесь, а в моей квартире, в тепле, чистоте и безопасности. Я всегда так делал, когда мы были рядом. Просто закрывал глаза и уносился в другой мир. Тот, где мы действительно могли быть вместе, принадлежа друг другу полностью.
Я засыпал этой ночью, видя цветные картинки счастья, не зная, что ему не суждено настать в этом мире.
Они
Открыто, вероломно, ошарашив нас своим внезапным налётом. Я даже не успел схватить её за руку и привлечь к себе, потому что тяжёлый удар по голове лишил меня на несколько десятков секунд способности к сопротивлению. Я потерял на некоторое время слух и мог только видеть, как Ева кричит, вырываясь, и тянет беспомощно ко мне руки, уносимая ими из клетки. Когда ко мне вернулась способность идти, было уже поздно – дверь клетки захлопнулась. Я увидел, как один из них вытащил из кармана шприц и воткнул иглу в шею Евы. Через несколько секунд её глаза закатились, и она обмякла в их руках. Они несли Еву вверх по лестнице, и её рука пальцами задевала ступеньки. Дверь закрылась…
Я снова остался один. Мучительный шум в голове постепенно стихал, обнажая звенящую тишину вокруг меня.
Я снова один. Я крепко закрыл глаза, мысленно считая до десяти и убеждая себя в том, что когда я их открою, сон закончится, и всё будет как прежде. Я открыл глаза.
Я один.
Мой шок постепенно проходил, возвращая меня в суровую реальность. Передо мной стоял образ Евы, испуганной, в надежде протягивающей ко мне руки…Как я мог не предугадать их действий? Как я мог быть настолько не способным её защитить? Я – ничтожество.
Куда они её увели? Что сейчас с ней? Она жива? В моей голове неслась бесконечная череда вопросов. Сейчас мне было действительно страшно. Первый раз за всё это время. Я беспомощно метался из угла в угол, ощущая себя совершенно не способным что-то сделать.
Я не распознавал скорость, с которой длилось время. Иногда мне казалось, что секунды ползут мучительно медленно, растягивая мою боль. А порой меня удивляло, как много уже прошло времени с той минуты, когда я видел её в последний раз.
Я часто останавливался и прислушивался в надежде услышать где-то её голос, поняв, что она жива. Но слышал я лишь тишину или иногда шум посуды за стеной.
Когда через некоторое время я увидел серую тень, принёсшую мне еду, меня охватила такая дикая злость. Они издеваются надо мной? Они забрали моё сердце, мою душу, забрали то единственное, что у меня было, а теперь решили накормить меня? Как благородно!
Я со всей силы пнул миску, поставленную серой женщиной между прутьев, и та отлетела в стену, оставляя на ней растекающиеся грязные пятна. Серая женщина взвизгнула от неожиданности и страха и убежала, даже не подняв её.
Я стоял и смотрел на остатки еды, медленно стекающие по стене на пол, и меня охватило такое отчаяние, что я завыл. Вся моя боль, всё моё негодование вырывались из груди с чудовищным звуком, обжигая моё горло и лёгкие.
Я рыдал… Первый раз с того времени, как хоронил своих родителей…
***
Почему она ничего не видит? Почему не может двигаться? Где она? Сердце Евы бешено застучало, разгоняя адреналин по телу.
Она попыталась снова пошевелить рукой, но её конечности были невозможно тяжелыми и не поддались велениям её мозга. Под спиной она почувствовала твёрдую холодную поверхность. На лице ощущалась повязка, закрывающая глаза, такая же непрозрачная, как и в первый раз.