РЯВанш! (СИ, с иллюстрациями)
Шрифт:
– Встают бортом!
– капитан Плен делано-равнодушным тоном прокомментировал маневр четырех японских линкоров. Их теряющиеся в белесой туманной мгле силуэты зримо удлинились и на них с утроенной частотой стали вспыхивать искры выпускаемых залпов.
– Прикрывают отход линейных крейсеров!
– объяснил Бахирев.
– Молодцы! Не бросают своих. Сейчас мы на вест от них отвернем, только отойдем подальше от миноносца-подранка, как бишь его? "Прямислав"! А то утопят, японские черти, выйдет, зря мы старались. Потерпи, Павел Михалыч, еще минут пять, и дадим полным ходом подальше от Ямая. Пусть уж в машинном постараются, после боя всех к крестам представлю!
Русские морские теоретики считали "Измаил" сильнее новых японских линкоров типа "Исэ" или "Фусо". И русский, и японский сверхдредноуты имели одинаковое число 14-дюймовых орудий, однако "измаильские" пушки, хотя и были разработаны той же английской фирмой "Виккерс", что и японские, существенно отличались от них. Снаряд русского орудия был потяжелее чем у японского "одноклассника". К тому же у "Измаила" была лучше система наведения и управления огнем, то есть стрелял он и чаще, и метче, чем "Исэ". Однако в плане защищенности ситуация была обратная. У русского линейного крейсера толщина главного броневого пояса не достигала и 10 дюймов,тогда как у противника пояс был толщиной до 12 дюймов. Правда, у "Измаила" была еще развитая система внутренних броневых скосов и отражающих перегородок, что компенсировалась менее толстую бортовую броню - по крайней мере, на определенных позициях. Русскому кораблю был выгоден бой на дальних дистанциях, когда снаряды падают по отвесным траекториям. При этом главную роль играет не вертикальное, а горизонтальное бронирование. А броневые палубы "Измаила" были даже потолще, чем у "Фусо". Ну и главным преимуществом "Измаила" была, конечно, высокая скорость - 27 узлов против 23 у японцев. Быстроходность позволяла выбирать условия боя, прежде всего - по дистанции. Важно было не подпускать врага ближе 50-60 кабельтовых, когда снаряды летят уже по настильным траекториям, поражая не в палубу, а борт. Но, конечно, все эти игры с удержанием врага на благоприятном для себя расстоянии имели смысл, сойдись "Измаил" с "Исэ" или "Фусо" один на один. При встрече, как сейчас, с четырьмя линкорами сразу, бой был неравен на любой дистанции. Бахитрев и Плен понимали, как важно успеть как можно быстрее вывести "Измаил" из-под огня вражеской армады. Хотя так хотелось напоследок еще раз стукнуть по японцам увесистым кулаком главного калибра.
– Огонь бронебойными!
– азартно выкрикнул Бахирев.
– Надстройки им крушить времени нет, а так, если повезет, можно до погребов достать! Как накроем - сразу беглый огонь полными залпами!
– Вы, Михаил Коронатович, наверно, думаете, что "Измаил" заговорённый...
– Ну вот, сглазил! Неужто торпеда?
Сотрясший "Измаил" удар был такой силы, что, действительно, первой в голову пришла мысль о торпедном попадании. Но кто мог выпустить торпеду, если рядом не видно ни одного вражеского корабля? Разве что подлодка! Однако шли секунды, а никакого дополнительного крена пока не ощущалось. Значит, всё-таки, снаряд...
– Куда? Рядом где-то...
– Бахирев выскочил из рубки, пытаясь рассмотреть место попадания. С обоих бортов "Измаила" вставали выше труб водяные столбы, но еще выше поднимался конус белого пара, скрывший из вида весь корабль позади мостика.
– Теряем ход!
– спокойно сообщил Плен
– Найти главного инженера-механика!
– рявкнул, обернувшись, Бахирев.
– Нашел время ход сбавлять!
Звякнул звонок телефона. Один из флаг-офицеров поднял трубку, выслушал, положил трубку обратно:
– Попадание в переднее котельное отделение. Главмех обещает повысить давление пара в оставшихся котлах и держать 20 узлов. Но так мы долго не выдержим...
– Нам на 20 узлах и так долго и не продержаться... Передайте главмеху, что молодец! Пусть держит 20 узлов.
Авторство рокового попадания установить было невозможно. В тот момент огонь по "Измаилу" вели все четыре японских сверхлинкора. Какой-то из десятков выпущенных ими снарядов в несчастливый для русских миг врезался в верхнюю часть правого борта сразу за передней дымовой трубой, вскрыл 100-мм броню верхнего пояса, прошел через камбуз, нырнул между бронекамерой для спущенного на время боя прожектора и отсеком опреснителей, ударил в 50-мм гласис над задним отсеком носовой группы нефтяных котлов, пробил броневой откос и разорвался в густом сплетении паровых магистралей, вентиляторных рукавов и дымоходов, раздирая и сминая их силой взрыва. Осколки снаряда полетели еще дальше, в котлы, а некоторые даже добрались до верхнего дна, так что из пробитых междонных цистерн над настилом пола показались нефть и вода. Все три котла кочегарки вышли из строя. Остальные шесть котлов носового котельного отделения также получили повреждения. В заполненных паром и дымом кочегарках ничего не было видно, отовсюду доносились крики раненых и обожженных. А в шипении пара, рвущегося из пробитых котлов и магистралей, слышался стон тяжелораненого огромного корабля, замедляющего скорость и не способного больше оторваться от многочисленных врагов
– Прикажите взять два румба право на борт!
– хладнокровно распорядился Бахирев.
Капитан Плен поднял брови. Ему показалось, он ослышался:
– Лево на борт, Михаил Коронатович? Противник нагоняет с ПРАВОГО борта.
Именно! Японцы ждут, мы будем дистанцию растягивать. А мы пойдем на сближение. Несколько их залпов ляжет перелетами. Потом, даст Бог, нас вон тот от их головных закроет, - Бахирев показал на ковыляющий впереди к своим разбитый японский линейный крейсер.
– Ну а после нам терять уже будет нечего. Сойдемся так, что без разницы, какая там броня, толстая, тонкая... Ты, Павел Михайлович, извини меня за все обиды. Особо, помнишь, в пятнадцатом, когда рапорт подписал тебя с "Макарова" списать...
– Ничего, Михаил Коронатович, прав ты был, матросы меня там не любили... Ладно, что теперь о прошлом... "Измаила" жалко... Хорошо он послужил, двух японцев наповал...
– Раньше времени линкор не хорони! Может, еще кого потопим. Ладно, ты тут командуй, а я пойду в четвертую башню, постреляю напоследок...
Бахирев, прощаясь, неловко обнял Плена здоровой рукой, после чего стал осторожно спускаться из боевой рубки. Своих штабных офицеров он оставил с Пленом. Следом увязался, не отставая, лишь один лейтенант Кандыба, решивший до конца опекать адмирала. "Измаил" тяжело поворачивал на сближение. Задумка удалась, слева по ходу вырос целый водяной лес от падения перелетом вражеских залпов. Адмирал спешил на корму, скоро японцы должны были откорректировать свой огонь. Впрочем, и сейчас "Измаил" продолжал получать отдельные попадания. Шипящий свист-бормотание летящих японских снарядов холодил до глубины души, хотелось спрятаться глубоко-глубоко... Только куда укроешься от многосоткилограммовой смерти посередине моря? Совсем близко впереди сверкнула ярчайшая вспышка, упруго хлопнуло по ушам грохотом разрыва, грозно прожужжали осколки, способные перерубить человека пополам, казалось, можно было успеть разглядеть хищный блеск их полированного металла, в плотном облаке темного дыма мелькнула какая-то длинная тень... Через мгновение пришло понимание - снаряд пробил навылет вторую дымовую трубу и взорвался на палубе, подкинув стоявший на блоках вельбот.
Бахирев побежал по палубе, заваленной обломками, окутанной туманом от парящих под нею котлов. Навстречу попадалось много народа. По левому борту, позади медленно поворачивавшейся второй орудийной башни сгрудились раненые и угоревшие из переднего котельного отделения. Были тут и просто выбравшиеся на пять минут отдышаться на палубу, рядом стоял в готовности расчет пожарного дивизиона. Некоторые, недовольные защитой, которую им давала башня, лежали на палубу плашмя, другие, напротив, то и дело выбегали из-за укрытия, чтобы посмотреть на идущие справа японские корабли. Разглядев на них огоньки, то и дело начинали кричать "ура!", которое подхватывали осипшими голосами остальные. Увы! Чаще всего за попадание принимали вспышки выстрелов очередного японского залпа. Более-менее часто по вражеским линкорам стреляла только 4-я, кормовая, башня "Измаила". В соседней, 3-й башне после очередного попадания вновь вышли из строя механизмы подъема снарядов. Сейчас их тянули к орудиям ручными лебедками из перегрузочного отделения, интенсивность огня снизилась в несколько раз. Еще хуже было с полностью обесточенной 2-й башней, там снаряды приходилось поднимать на ручной тяге уже из погребов. В 1-й, носовой, башне снарядные элеваторы работали нормально, но вращение самой башни происходило с большим трудом, удачный залп оттуда можно было сделать разве случайно, когда при повороте корабля цель сама появлялась в визирах прицелов. Последний раз носовая башня стреляла по уходившему на восток "Харуне". Кто-то додумался возить 47-пудовые снаряды и зарядные укладки в стальных пеналах на тележках от носовой к другим башням. В конце пути, к 3-й башне снаряды переносил через проломленную палубу приспособленный к делу шлюпочный кран. А ведь, не дай Бог, рванёт всё от шального осколка!
Бегущего мимо тележек Бахирева узнавали, а он, как мог, на ходу ободрял матросов короткими словами. А потом, когда адмирал остановился осмотреть пробоину в барбете 3-й башни, его чуть окончательно не оглушило дружным "ура!" Бахирев присмотрелся, щуря узкие глаза, и заорал "ура!" вместе с остальными. На силуэте головного японского линкора будто вспыхнул огонек загоревшейся спички. На самом же деле это, похоже, взорвалась одна из башен. Бахирев, затаив дыхание, ждал, не последует ли за этим что-нибудь большего. Но огонек погас, закрывшись бурым дымом, а линкор продолжал идти, будто ничего с ним не случилось.
Сплюнув с досады, Бахирев добрался до кормовой башни, стукнул в люк и, когда он открылся, протиснулся в боевое отделение. Командир башни был так увлечен делом, что не обратил на адмирала внимания. Центральная система ведения огня не действовала, но в башне был свой дальномерный пост с 6-метровым дальномером, поэтому три 14-дюймовых орудия представляли собой вполне самостоятельную и мощную батарею. Бахирев, отстранив матроса-дальномерщика, сам встал к перископу и начал выдавать дистанцию, попутно разглядывая увеличенного оптикой противника.