РЯВанш! (СИ, с иллюстрациями)
Шрифт:
Не успели в рубке успокоиться, что самого худшего с башней, а, следовательно, и с кораблем не произошло, как очередной японский снаряд, ударив в районе 85-го шпангоута, пронзил 76-мм броню орудийного каземата, 50-мм броневую палубу и, уйдя вглубь корпуса, разорвался в верхнем угольном бункере прямо над 3-м котельным отсеком. Вместе с взрывом сверху в кочегарки обрушилась лавина из угля и обломков. Воздуховоды и паровые магистрали были пробиты и порваны во многих местах, котлы сбиты с оснований, переборки изогнуло и изрубило осколками, пробоины были даже в днище. Практически одновременно другой снаряд ударил чуть дальше в корму, против 4-го котельного отсека. Броня главного пояса удержала удар, но сквозь разошедшиеся листы обшивки и переборки в нижние угольные бункера, а потом и в кочегарки стала быстро поступать морская вода, распространяясь далее в машинное отделение, коридоры гребных винтов, генераторные отсеки. Большая часть судовых механизмов оказалась обесточена, башни главного калибра дредноута замерли без движения. Пар продолжали давать только кочегарки носовых отсеков, но и они не могли работать на полную мощность из-за полусбитой передней трубы. Артиллерия "Императора Николая I" замолчала, сам корабль стал быстро терять ход, он имел бортовой крен и сильный дифферент на корму.
Адмирал Ямай не слушал звучавших в рубке "Исэ" поздравлений. Он и сам видел, что сильнейший русский линкор обречен - вся середина огромного корабля была похожа на вулкан, извергающий к небу столбы пара и дыма, подсвеченные огнем. Еще несколько удачных залпов и "Николай" окончательно затонет. Состояние двух идущих впереди русских линкоров было немногим лучше - сильно разрушены, потеряли ход и уже почти не отвечали огнем. Уничтожение всех устаревших дредноутов Колчака, безусловно, давало бы Ямаю право считать себя сегодня победителем. Несмотря на потерю "Хиэя", "Кирисимы", "Конго" и "Фусо" - всё же на каждый погибший японский дредноут русские потеряют два своих. Ведь даже те из них, кто успел уйти поврежденными, не смогут добраться до Владивостока сквозь заслоны эсминцев. Но четыре новейших русский линейных крейсера, не участвовавших в главном сражении, останутся в строю и будут господствовать на море, пока победоносные японские линкоры встанут на ремонт в своих портах. Это нельзя допустить! И нельзя возлагать надежды на свои минные флотилии. Быстроходные "измаилы" просто уйдут от японских эсминцев, у которых уже не хватит топлива на долгую погоню. Значит, оставшиеся у Ямая линкоры должны успеть нанести "измаилам" такие повреждения, чтобы те не могли развить максимальный ход. Тогда эсминцы флотилий адмиралов Тацио и Яманако отомстят за "Исэ", "Хьюга" и "Ямасиро", которым, судя по всему, суждено погибнуть в бою с русскими сверхдредноутами. Но сейчас Ямай должен был оставить разбитые линкоры Колчака, чтобы сохранить все оставшиеся у него силы ради скорой схватки с "измаилами".
– Передать по эскадре! От каждого из нас зависит судьба Японии! Долг командиров и экипажей сейчас - дать полный ход!
Японские дредноуты набирали скорость, выбрасывая за кормой струи белой пеной. Они быстро обходили ковылявшие из последних сил русские дредноуты. Державший флаг на головном "Ямасиро" контр-адмирал Ёсиоки после приказа Ямая взял три румба вправо, начав последовательный поворот флота на юго-запад. Колчак, похоже, решил, что японцы хотят охватить голову его колонны, и отреагировал также поворотом на правый борт. Впрочем, попытка выполнить этот маневр лишь окончательно рассыпала линию русских дредноутов. Они шли нестройной группой, обреченные погибнуть от считанных попаданий, если японцы вновь возьмутся за них всерьез. Однако последние снаряды нужны были Ямаю для других целей. Поврежденные русские линкоры остались позади, в густеющих на глазах сумерках, скоро визуальный контакт с ними был потерян. Чтобы оторваться от русских эсминцев, Ямай распорядился трем остававшимся у контр-адмирала Сато эсминцам выставить дымовую завесу. Эскадра вновь изменила курс, повернув теперь на юго-восток. Командующий требовал от командира идущей где-то впереди "Тацуты" непрерывно докладывать каждые пять минут о положении линейных крейсеров противника. Через минут двадцать "Тацута" должна была вывести их на дредноуты Ямая. В принципе, будет еще что-то видно, чтобы открыть огонь. Потом можно будет ориентироваться по пожарам на палубах и надстройках. К предполагаемой точки встречи с "изамилами" также спешили 2-я и 3-я минные флотилии. Контр-адмиралы Тацио и Яманако получили от Ямай строжайший приказ не задерживаться около поврежденных русских кораблей. Все силы должны были быть брошены против вражеских сверхдредноутов.
Адмирал Ямай вспомнил первый свой бой. Это было более четверти века назад, в 1894-м. Тогда Танин Ямай был штурманом вспомогательного крейсера (вооруженного пассажирского парохода) "Сайкио-мару", на котором держал флаг прибывший с инспекцией на войну с Китаем начальник морского штаба Японии адмирал Кабаяси. При неожиданном появлении китайского флота штабное судно укрылось за линией японских крейсеров, но те стремительно рванулись в сторону, чтобы охватить врага с фланга, и тихоходный "Сайкио" вдруг очутился перед двумя броненосцами китайцев. По разворачивавшемуся деревянному пароходу в упор били из восьми 12-дюймовых орудий, один из броненосцев даже пытался догнать и протаранить японский корабль. С пробитым навылет во многих местах корпусом, со снесенной рубкой и разбитым рулем, "Сайко" всё же сумел оторваться и уйти в клубах дыма... Чтобы тут же столкнуться с третьим броненосцем китайцев. А потом были еще атаки вражеских миноносцев - одна из торпед прошла, не взорвавшись, под самым килем парохода. Тогда Ямай считал, и корабль, и команду спасло лишь чудо. На "Сайкио" даже не оказалось убитых, лишь несколько раненых. Но теперь, когда три израненных дредноута японцев сами ищут встречи с четырьмя свежими русскими линейными крейсерами, шансов уцелеть уже не будет. Ямай достал фляжку с ромом, отхлебнул глоток, потом передал по кругу, угощая других офицеров. Пусть его жизнь оборвется на взлете, в минуты высшего торжества японского оружия!
На южной стороне горизонта вовсю грохотала канонада. Адмирал поднялся на черный от пожара марс. Еле различимые вдали низкие удлиненные "Тацута" и эсминец "Умикадзе" неслись на всех парах на северо-запад, вокруг них вставали белые столбики падающий залпов, а за ними, еще дальше скорее угадывались, чем была видна теряющаяся вдали кильватерная колонна - смутные силуэты, озаряемые частыми огоньками орудийных выстрелов. Командующий отдал распоряжения к новому повороту. Прежним курсом они бы разошлись с противником на встречных курсах, тогда гарантированно нанести "измаилам" повреждения можно было и не успеть. Японские линкоры последовательно клали рули на правый борт, на пересечение курса вражеской эскадры. При полном составе вооружения три дредноута Ямая в этом положении вполне могли бы потопить передовой русский корабль общим продольным огнем. Увы, огневая мощь Соединенного флота сократилась до шестнадцати 356-мм орудий: у "Исэ" уцелела одна носовая башня и две кормовые, у "Ямасиро" - одна носовая и две мидельные, у "Хьюга" остались только носовые башни главного калибра. Противник, наконец, заметил Ямая. Головной вражеский корабль перенес огонь с "Тацуты" на идущий в японской колонне головным "Ямасиро". Темнота мешала русским пристреливаться, залпы ложились очень неточно. Видимо, противник хотел задействовать всю свою артиллерию, поэтому повернул на запад, ведя огонь уже всем бортом. Первый корабль стрелял из пяти башен двухорудийными залпами, значит, в голову колонны своих линейных крейсеров русские поставили трофейный "Гебен". Ямай распорядился также повернуть на вест. Бой на параллельных курсах его вполне устраивал. Русские, наверное, попытаются обогнать и охватить японские линкоры с головы, но для этого им придется пройти под обстрелом вдоль всего их строя.
Странно, но со стороны русских в эскадренном сражении пока участвовал фактически один головной "Гебен". Другие корабли продолжали вести огонь, причем одним только средним калибром, по оказавшимся между флотами "Тацуте" и "Умикадзе". И еще, странное ощущение... Перспектива перспективой, но почему-то идущие за "Гебеном" сверхмощные "измаилы" казались меньше бывшего немецкого дредноута. И почему-то этих идущих полным ходом "измаилов" было четыре, будто один из них не был уже разделан ранее общими усилиями эскадр Хироясу и Ямая. У русских пять сверхдредноутов? Невозможно! Какой-то другой корабль? Но все идущие за "Гебеном" силуэты так похожи друг на друга.
– Господин адмирал! Осмелюсь доложить! Это не "измаилы"!
– Это легкие крейсера!
– прошептал Ямай, отстраняя флаг-офицера и кляня себя за слишком позднее озарение. Из тяжелых кораблей у противника здесь лишь один "Гебен". И ради этого старого немецкого дредноута с 11-дюймовыми пушками он оставил недобитыми линкоры Колчака! Но где же тогда "измаилы"?
Простившись с адмиралом Колчаком, который отправился на аэроплане спасать 2-ю и 3-ю бригады линкоров, капитан 1-го ранга Кетлинский, командир линейного крейсера "Афон" (продолжавшего, впрочем, часто называться в русской эскадре по привычке "Гебеном", а то и просто "Дядей") направил свой корабль вслед за улетевшим воздушным аппаратом, приказав в кочегарках умереть, но дать в котлах предельное давление. Вздымая острым носом огромные буруны, изрыгающий вверх столбы дыма и дрожащий всем корпусом от страшного напряжения машин "Афон" устремился на северо-запад. К удивлению Кетлинского, сверхдредноуты "Кинбурн", "Наварин" и "Бородино", хотя и повернули также на норд-вест, но скорость их была далеко не максимальной. Это казалось странным, по нормативным показателям "измаилы" уступали "Афону" в быстроходности лишь один узел, если даже считать, что старый немецкий корабль выдавал те же 28 узлов, как и при сдаче в строй восемь лет назад. Но "измаилы" отставали. Сбавить ход, чтобы идти вместе с ними? Окончательно встать под начало контр-адмирала Веселкина? Нет, Кетлинский слишком дорожил честью быть командиром флагманского корабля адмирала Колчака! Ни минуты промедления! Вот полным ходом идут крейсера отряда контр-адмирала Порембского. Кетлинский велел дать на "Адмирал Нахимов" радиограмму: "Казимир, возьмешь с собой?" Через пять минут с "Нахимова" пришел ответ: "Присоединяйся, тёзка!" Два офицера-поляка были дружны еще с Порт-Артура, потом уж дружба окрепла в совместной службе на Черном море в мировую войну. Линейный крейсер "Афон", легкие крейсера "Адмирал Нахимов", "Адмирал Корнилов" и "Адмирал Истомин" устремились вперед, удаляясь от троицы сверхлинкоров, но так и не сумев нагнать вырвавшиеся вперед дивизионы эсминцев.
О ходе происходящего на северо-западе генерального сражения можно было только догадываться по пойманным радистами отрывочным радиограммам. Получалось, что подоспевший первым "Измаил" с оправившимся от ран Бахиревым сражается в одиночку со всем японским флотом, уничтожая один его корабль за другим. Потом поступило сообщение, что "Измаил" поврежден, но на японцев двинулись наши тихоходные линкоры, вновь собранные в эскадру адмиралом Колчаком. Кетлинский был уверен, что он может решить исход битвы, если только успеет туда до темноты. Да, в противоборстве линкоров от легких крейсеров нельзя ждать многого, но адмирал Бахирев уже показал, что может сделать в битве и один дредноут. И, видит Бог, "Афон" не уступит в славе "Измаилу"!
Первыми вражескими кораблями, встреченными ими, были легкий крейсер-разведчик и два эсминца. Один из них "Афон" накрыл первым же залпом. У оставшегося без хода подбитого двухтрубного эсминца задержался "Адмирал Нахимов". Японцы отказывались сдаться, отстреливаясь от крейсера из одного 120-мм и трех 76-мм орудий. Даже когда вся палуба "Уракадзе" была охвачена пламенем и содрогалась от взрывов, в сторону "Нахимова" с эсминца звучали выстрелы из ручного оружия. Наконец, Порембский потерял терпение и велел добить "Уракадзе" торпедой. Взрыв разорвал эсминец пополам впереди первой трубы. Кормовая часть затонула, прежде чем рассеялся дым, а облепленный людьми нос несколько минут держался на поверхности, причем остатки экипажа продолжали кричать "банзай!"
Более не задерживаясь, "Нахимов" устремился вслед за остальным отрядом, преследующим японский крейсер и оставшийся миноносец. Враги едва не попали в ловушку, когда впереди вдруг показался еще один русский крейсер - "Адмирал Грейг". Командир "Грейга" - капитан 1-го ранга Дараган прежде уже обменивался радиограммами с кораблями отряда, сообщая о происходящих событиях, в частности о действиях соединившихся русских минных дивизионов. На крейсерах на палубах и в отсеках зачитали сообщения о подрывах эсминцами японских дредноутов. Команды кричали "ура!" Но вот зажать в клещи "Тацуту" крейсерам не удалось. Пользуясь своей феноменальной быстроходностью, японцы проскользнули, как между пальцев, и вновь рванули зигзагами, уклоняясь от залпов, на северо-западом. Теперь погоню вместе с "Афоном" продолжали уже четыре легких крейсера. Беглый огонь, который они вели из своих 130-мм орудий, на такой дистанции и при слабом освещении был нерезультативен, к тому же сбивал пристрелку главному калибру "Афона". Кетлинский несколько раз просил по семафору Порембского унять своих канониров, но азарт боя был слишком велик, чтобы расчеты прекратили стрельбу