Рыба гниет с головы
Шрифт:
Эти размышления Антона немного успокоили. В целом настрой у него все равно был позитивный, особенно после того, как его защищали бомжи. Они хотят войны – они войну получат. Народную, как и водится у нас испокон веков! Но всякая война должна вестись по правилам и по всей науке. Сейчас Антон отходил, только не на заранее подготовленные позиции, он удирал от превосходящих сил противника. Вот такое сравнение пришло ему в голову, и стало стыдно.
Антон остановился на окраине за частными домиками возле развалин какого-то старого сельпо или склада. Подготовленных позиций у него в самом деле не было, значит, их надо подготовить. Значит, надо найти
Он решительно зашагал в сторону от города, туда, где слышался перестук железнодорожных колес. Место тихое, но с телефоном. Это раз. Чтобы туда приехать наряду полиции, нужно время – минут тридцать. Это два. А третье, и самое важное, – Антон может удрать в любой момент, в любую минуту. Жалко, что неповинного человека он напугает, но без этого не обойтись.
С такими мыслями Антон через час подошел к железнодорожному переезду. Машин на узком деревенском шоссе не было, шлагбаум опущен, и справа приближался состав. Как и следовало ожидать, в этом месте машинисты сбавляли скорость, и поезд проходил участок на относительно низкой скорости. Состав был длинный, и Антон успел подойти к самому шлагбауму. Засунув руки в карманы, стоял и прикидывал, как на такой скорости можно заскочить на подножку товарного вагона. Потом стал смотреть на светлеющее над горизонтом небо. Вот и еще одна бессонная ночь позади. Сколько еще у него будет таких ночей и сколько он еще выдержит без отдыха?
Состав наконец закончился, и влево унесся последний вагон, унося с собой шум и грохот. Остались домик с верандой у самого полотна и молодая женщина в форменной фуфайке и платке, которая крутила ручку и поднимала шлагбаум.
– Здорово, мамаша! – приветливо крикнул Антон.
– Здорово, сыночек! – ответил ему молодой задорный голос.
Антон подошел ближе и увидел, что «мамаше» не больше тридцати лет. Ее форма, конечно, не была предназначена для подчеркивания женской фигуры, но даже в ней молодая женщина выглядела стройной и крепкой. Она оказалась даже чуть выше Антона, когда он подошел к ней и она выпрямилась во весь рост. Гренадерша!
– Че бродишь ночью? – окинув гостя взглядом, спросила женщина. – Где так вывозился-то? От мужа любовницы по-пластунски уползал?
Шутка оказалась «не в бровь, а в глаз». Только почему речь пошла сразу о любовнице?
– Почему от мужа любовницы? – поинтересовался Антон.
– Мордашка у тебя смазливая. Бабы до таких падкие. А вот характера в тебе нет, чтобы бабу отбить и на край земли на руках унести.
– Супер! – восхитился Антон. – Это откуда же такие познания в мужской психологии? Сама, что ли, с такими сталкивалась? Дала бы лучше водички попить.
– Пошли. Налью я тебе водички, – хмыкнула женщина и двинулась к своей сторожке. – Че с тобой случилось-то?
– Так ты же диагноз уже поставила! Любовница, муж, прыжки с балкона и тараканьи бега.
– Обиделся? – искренне удивилась железнодорожница и остановилась, глядя на него чуть-чуть сверху вниз. – Дурной ты какой-то! Баба мелет, а он всерьез принимает. Чудной! Наверное, не женатый ни разу.
Она снова двинулась к домику, и Антон последовал за ней, пожимая плечами. Он и не думал обижаться. Так, разговор хотел поддержать, пошутить. А тут такие странные логические ходы. Наверное, не зря говорят, что у мужчин логика правильнее, а у женщин – интереснее. Народная мудрость!
Они поднялись по скрипучим ступеням. Женщина открыла дверь, за которой оказался небольшой тамбур с метлой и парой лопат. За второй дверью была маленькая уютная комнатка. Деревянный топчан, аккуратно застеленный одеялом, письменный стол со стеклом, под которым красовались какие-то графики. Списки телефонов и фамилий. И сам телефон тоже был. Крепкий, черный, произведенный еще годах в пятидесятых. Был тут и электрический чайник, и старенький холодильник. И Антон сразу почувствовал, что голоден как волк.
Железнодорожница смотрела, как он жадно пьет, как вода стекает по небритым скулам и шее, и Антон чувствовал ее взгляд, ее симпатию. «А ведь я тебе тоже понравился, – подумал он с усмешкой. – Я, кажется, тоже жизнь неплохо знаю и людей. Ты ведь не замужем, подруга, отсюда у тебя и философия в голове. А ведь баба не страшная. Крупная, не каждому по размеру, но на лицо вполне симпатичная. Да, бывает, что и не судьба».
– Можно я у тебя немного посижу? – попросил он, посмотрев женщине в глаза. – Устал, ноги не держат.
– А от чего не держат-то? – спросила она, но как-то совсем не подозрительно, скорее с любопытством.
– Машина у меня сломалась, – спокойно ответил Антон, которому надоело врать про ограбление и вызывать к себе лишние подозрения. – Хорошо, что скорость маленькая была, а то разбился бы напрочь. Представляешь, кардан на ходу отвалился. Что делать? Я полез, думал, может, там просто болты раскрутились, может, можно на месте починить. Какое! Крестовина развалилась вдребезги. Вот такие дела.
– А живешь-то ты где? – уже другим тоном заговорила женщина, которой стало понятно, почему этот незнакомец такой грязный. – В Сарапинске или иногородний?
– Местный. Поэтому и не хотел торчать на ночной дороге. Лучше, думаю, доберусь до города, друзей подниму. Быстрее будет и надежнее.
– А позвонить нельзя? – усмехнулась она.
– Батарея в телефоне, как назло, села.
– Давай проверим, может, мой зарядник подойдет.
Антон открыл было рот, чтобы соврать про то, как он забыл в машине телефон. Мол, весь на нервах, себя не помнишь, какой уж там телефон! Возможно, пришлось бы еще приврать и про то, что он в машине забыл, скажем, и барсетку с документами. Но ни врать, ни объяснять ему не пришлось. В этот момент зазвонил телефон, и железнодорожница подняла трубку. Мембрана у аппарата была сильная, и Антон частично слышал, что говорил мужской голос на том конце провода. А говорил он об Антоне, о молодом человеке, преступнике, которого разыскивает полиция. И чтобы Антонина была там внимательнее и сразу сообщила, если кто появится подозрительный или похожий. Мол, в Управление позвонили из полиции и просили всех известить.
А потом Антон увидел синие проблесковые маячки. Они были еще далеко, и звуков он не слышал. Да и сами маячки видел только потому, что смотрел в задумчивости в сторону дороги и в сторону города. Вот и «кавалерия», как говорят в американских фильмах. И пора, как говорят у них же, уносить свою… одним словом, уходить надо. Женщина вдруг забеспокоилась и стала поглядывать на настенные часы.
– Иван Захарыч, поняла я все… Извините, у меня состав!
– Пойду покурю, – сказал Антон, поднялся со стула и отвернулся, чтобы не видеть на себе ее испуганного или подозрительного взгляда.