Рыба - любовь

ван Ковелер Дидье

— Вы ее бабушка? — спросил я.

Она мирно кивнула.

— А я прабабушка. Но теперь уже ненадолго. Подай-ка мне желуди.

Жанна протянула руку, взяла с подноса блюдечко с желудями и подала старухе. Та взяла один, запихнула в рот и захрустела, закрыв глаза. Я смотрел на все это с удивлением.

— Мама бальзамируется, — прошептала мне Жанна.

— Я продала свое тело науке, — проговорила старуха, продолжая жевать, — теперь живу на ренту.

Проглотила желудь, запрокинув

голову. Жанна вздохнула, призывая меня в свидетели:

— Вот уже полгода мама ест только желуди и жует смолу.

— Китайский рецепт. Китайские монахи бальзамировали себя при жизни. Вы никогда не слышали о Шан Тао-К’ае? Он умер в 35 году нашей эры. Последние семь лет своей жизни ел только желуди и смолу. И пожалуйста — до сих пор целехонек.

— Ну, а тебе-то это зачем? — простонала дочь.

— У меня на то свои причины!

Старуха сжала рукой палку и резко стукнула ей по полу. В окно ударил порыв ветра, и Жанна улыбнулась мне долгой грустной улыбкой. Я задумался, в какую же семью попал. В доме ни шороха, из кухни не доносится никаких запахов, даже часы возле книжного шкафа остановились.

Вы хотите повидаться с ней? — спросила слепая.

— Простите, не понял…

— С Беатрисой. Мы вам ее покажем, и она сразу вернется. Мама, принеси экран!

Жанна встала и поманила меня за собой. В прихожей она вытащила большой хромированный экран и вручила его мне.

— Мама будет делать вид, что все видит, а вы поддакивайте, — попросила она вполголоса. — Она скрывает свою слепоту.

— A-а… почему она зовет вас мамой?

Жанна прижала палец к губам, призывая меня говорить потише, и прошептала:

— Она всегда была очень активной и… независимой. Еще в прошлом году сама ходила за продуктами. И в церковь тоже. А потом как-то сразу сдала, вот и стала звать меня мамой.

Жанна опустила глаза и схватилась за брошь, которой был заколот воротничок серого платья. Мы вернулись в гостиную. Жанна включила проектор и показала мне, как повесить экран. На первом диапозитиве — младенец на столе.

— Беатрисе здесь месяц, — сообщила старуха, и тут же прибавила, — помню, помню.

Проектор тихо рокотал в потемках. Следующая картинка: тот же младенец на руках у бабушки. Жанна уже поседела, но взгляд еще не такой печальный, как теперь, а спокойное лицо светится тихой, смиренной улыбкой.

— Беатриса в парке. Справа — я.

Веселая девчушка играет с лопаткой, сидя в коляске. Прабабушка улыбается, вздернув подбородок, на голове шляпа с опущенными полями. Виноградная лоза присвистнула в камине.

— Пошла она у нас поздно, — сообщила Жанна. — В полтора года. Но в полгода уже что-то лепетала. Помню, как-то повезла ее в сквер в колясочке, а детишки поменьше нее уже пытаются ходить. Ковыляют кое-как, падают, конечно, а Беатриса смеется и говорит: «Ба, дети!»

— Следующую. Рождество шестьдесят четвертого года, Беатриса с мишкой. Когда я ей подарила мишку, она испугалась, даже закричала. А потом с ним не расставалась. И назвала его, как меня, Астрид. А в шестьдесят седьмом потеряла его в автобусе. И потребовала, чтобы мы заявили в полицию о пропаже, так что пришлось пойти с ней в участок. Инспектор пообещал, что начнет расследование, и она сообщила его приметы.

На следующем слайде Беатриса на пляже в купальнике. Я вопросительно взглянул на бабушку, а она, улыбаясь, кивнула и нажала на кнопку.

— Пропускаем, — скомандовала Астрид.

Жанна, не убирая пальца с кнопки, опять нажала. Я едва успел заметить Беатрису на плечах у какого-то мужчины, и слайд сменился следующим.

— Ее первый матч, — протрубила Астрид. — Ей было семь лет.

Светловолосая девочка с длинными волосами стояла, поставив ногу на мяч и зажав под мышкой кубок.

— Она играет в футбол? — спросил я.

— В баскетбол, — уточнила Жанна с уважением. — Она и сейчас играет за клуб из дивизиона «А».

— Спортивное общество «Севинье», — расшифровала Астрид. — На прошлой неделе они просто разорвали Сошо. Восемьдесят восемь — восемьдесят семь!

— Разорвали? — переспросила Жанна, округлив глаза.

— В клочки! Да куда этим «Сошо» до наших!

— Вы давно знакомы с Беатрисой? — спросила Жанна.

— Не задавай идиотских вопросов! Он же только что принял баскетбольный мяч за футбольный. Давай показывай дальше, он должен ознакомиться. Расплывчато немного, но ничего. Это на дне рождения, ей — восемь лет, мы подарили ей электрический поезд. Она просто в шоке!

Входная дверь открылась, и я затаил дыхание. Шаги в прихожей. Я по-прежнему не отрываясь смотрел на девочку, прицепляющую к поезду вагончик.

— Ну, вот и она! — воскликнула Астрид. — А мы как раз о тебе говорили.

Беатриса замерла на пороге. Я медленно поднялся. Она была в черном пальто, с пакетами под мышкой. Посмотрела на меня, на экран, на проектор.

Прищурила глаза, резко повернулась и вышла. Я хотел ее догнать. Входная дверь снова хлопнула.

— Не обращайте внимания, — спокойно сказала Астрид. — Это в ее духе. Давайте смотреть дальше.

Я снова сел, в горле у меня пересохло.

— Девять лет, на берегу Марны.

И еще тридцать слайдов, пока Беатрисе не исполнилось двадцать и в гостиной не зажегся свет. Ее лицо, тело, сцены ее жизни вытеснили все мысли из моей головы. Жанна остановила меня, когда я уже выходил за ворота.