Рыба - любовь
Шрифт:
— Будьте с ней поласковее, — прошептала она. — Попытайтесь… Наберитесь терпения.
Она попрощалась со мной за руку и вернулась в дом. Я медленно брел от фонаря к фонарю, и в голове вспыхивал слайд за слайдом.
Три дня я следил за Беатрисой. Видно, красный «ситроен» сломался: она ездила на метро. Я караулил на станции Бланш; как только подъезжал поезд, прятался. Она возвращалась к обеду, а после обеда опять уходила и возвращалась вечером. В самое разное время, но всегда спешила, как будто опаздывала. Всякий раз, когда она появлялась, я испытывал странное волнение, словно все еще сомневался, что она существует. Она меня не видела.
А рядом с турникетом, под рекламой турфирмы, сидел мужчина в черном
«Я только из больницы.
Нет денег.
Болен.
Нигде жить.
Хочу есть.
Хочу пить».
И утром, как только приходил, бросал себе в блюдечко три франка, чтобы завлечь людей, которые шагали прямо по его надписи, стирая ее. Потом он приписал еще:
«Плевал я на вас».
Беатриса вышла из поезда и заспешила к лестнице. В плаще, волосы стянуты резинкой в хвост, очки на кончике носа. Я сразу забился в уголок. Она прошла мимо нищего и вдруг вернулась обратно. Ткнула пальцем в одну из строчек, спросила, что написано. Он прочитал свое послание, она жалобно улыбнулась:
— Надо писать «негде»…
— Что?
— «Негде жить». Смотрите.
Забрала у него мел, встала на колени, поправила.
— Вот так!
Поднялась, взглянула на него, дружелюбно объяснила:
— Так будет лучше…
Сделала два шага и снова остановилась, вернулась, открыла кошелек. Нахмурилась. Перебрала купюры, спросила у нищего, нет ли у него мелочи.
Тот только плечами пожал. Она положила пятьдесят франков, забрала из блюдечка три монеты, сказала, что это ей на проезд, и вышла из метро. Я — следом. Она перешла площадь Бланш под отчаянные гудки машин и стала подниматься по улице Лепик. Заходила то в один магазин, то в другой, до меня долетали обрывки разговоров.
— Да вы их просто разгромили! — ликовала булочница.
— Ну да! — радостно подтвердила Беатриса.
— Даже в газете написали.
Беатриса заплатила за багет, прошла метров двадцать и скрылась в аптеке, с каждым продавцом ей было о чем поговорить, и у мясника она заканчивала фразу, начатую в овощной лавке.
— Нынче люди экономят на хорошей еде, — отвечал ей мясник. — Едят одни бутерброды, да в «Макдоналдсе», а потом удивляются, почему болеют. И давай травить себя таблетками!
— Что же вы хотите? На продукты страховка не распространяется. Болеть выгоднее.
Мясник соглашался, немножко озадаченный. Говорила Беатриса так же, как ходила — торопливо, рассеянно, не задумываясь. Продавцу газет, который спросил трагически: «Видели, что творится в Израиле?» — спокойно ответила: «Их дело».
Он бросил на нее возмущенный взгляд. Она купила «Экип» [3] и ушла как ни в чем не бывало.
Был час дня, магазины начали закрываться. В лавочке на углу улицы Абесс Беатриса всерьез занялась сырами, а я смотрел на нее и пытался найти в интонациях речи, в выражении лица след, который могла бы оставить наша встреча. Не нашел. Покончив с покупками, она, помахивая сумкой, свернула на улицу Толозе. Было пасмурно, из домов доносился звон посуды. Странное дело: мне казалось, что я изучил Беатрис очень хорошо, ведь столько смотрел на нее, а вот ночью мне никак не удавалось помечтать о ней. Стройная фигура, развевающийся шарф, очки, похожие на крылья чайки, вид рассеянный, вот она, передо мной, но когда я пытаюсь ее вспомнить — полный провал. Я шел за ней, пытался выловить ее духи, как рыбку из реки, мне мешали крики торговцев и уличный поток запахов, и я только мрачнел.
3
Спортивная газета.
Она перешла улицу Жюно, мурлыча хорошо знакомую мне песенку. Я вдруг подумал, что она меня заметила и затеяла игру. Она почти сразу же обернулась, и я застыл на месте. С балкона вспорхнули голуби. Женщина выглянула в окно и поздоровалась с нею. Беатриса полезла в сумку, уронила яйцо, оно разбилось, скорлупа поплыла по водосточному желобу. Она пошла дальше через скверик. Я проследил за уплывающей скорлупой. На улице Абревуар Беатриса толкнула калитку и исчезла в садике. Я побрел обратно.
Во второй половине дня я пригласил сестру с зятем в свою демоквартиру. Устроил им как бы показательный показ, они мне подыграли, квартиру как бы одобрили, и я даже записал их координаты. Они все время улыбались, им явно было не по себе, я все же на работе, а они как-никак мои клиенты. Софи несколько раз похвалила меня за чистоту на кухне, а Жан-Клод несколько раз похлопал по плечу и назвал везучим чертом. Наконец они ушли, а я углубился в «Экип».
В архивах газеты я купил подшивку за последние два года и стал изучать карьеру Беатрисы: «Атака Варт-Шулер», «Отличная игра Варт-Шулер», «Результативная передача Варт-Шулер». Теперь я знал обо всех ее неудачах и проблемах ее спортивного клуба (она играла за «Севинье»), вырезал статьи об их победах и с лупой отыскивал ее на всех командных снимках.
Спортзал клуба «Севинье» я обнаружил возле площади Республики, в здании, похожем на мечеть. Когда я пришел туда посмотреть на тренировку, на скамейках амфитеатра сидело человек тридцать, и Беатриса меня не заметила. Я сидел и смотрел, как она играет. Насколько в жизни она чувствовала себя скованно, настолько на площадке была как рыба в воде: атаковала, делала обманные движения, шла в проходы к корзинке. Когда ей удавалось забросить мяч, она отпрыгивала назад и закрывала лицо руками. Мне очень нравилось, как туго обтягивают шорты ее попку. Не люблю плоских попок, уж такой у меня вкус. Беатриса вела игру, она не бегала, она летала, всегда оказывалась там, где нужно, но при этом продолжала витать в облаках, зато другие девчонки от души хохотали, ругались, орали: «ура!». В перерывах Беатриса садилась на скамейку, в сторонке, неподалеку от меня. Я успел изучить ее жесты, ее реакции, и не ошибался. Станет жарко, оттянет руками майку; ожидая мяча, будет поглаживать рукой бедро, исподлобья следить за противницей, потуже затянет волосы.
В соседних залах раздавались свистки, мячи ударялись о бортик, в душевых шумела вода. Тренировка минут десять как закончилась, а я все сидел на скамейке. Наконец встал и отправился искать раздевалки. Переодеваясь, девушки подняли страшный гвалт, хлопали двери, валил пар, они выбегали из душа, завернувшись в полотенце и скользя по мыльному полу. При моем появлении все стихло. Беатриса, в трусах и в майке, с мокрыми волосами, сидела босая на высоком стуле, как на насесте, и рылась в шкафчике. Я двинулся к ней, и вся команда уставилась на меня.
— Привет!
Беатриса слезла со стула, взглянула на меня, ничуть не удивившись. Меня взяло сомнение.
— Не узнали?
— Что не узнала?
Отмахнулась от меня и прошла мимо. Это мне совсем не понравилось. Я парень не болтливый, но если уж говорю, не люблю, чтобы меня передергивали. Я догнал ее.
— Знаете, если все люди будут так разговаривать…
Конец фразы растаял в ее глазах.
— Вы хотели мне что-то сказать? — спросила она.
Я запнулся.
— Так. Надеюсь, вы понимаете, что я занята. Черт возьми, куда же вы их задевали?
Баскетболистка с Антильских островов пожала плечами, мол, понятия не имею, а мне подмигнула. Остальные окружили нас и, подталкивая друг друга локтями, пристально рассматривали мои габариты и старомодную куртку. Беатриса топнула ногой и снова начала поиски, открывая шкафчики, снимая с вешалок юбки. И все твердила, что это полное безобразие, у нее встреча в Санте [4] , и в таком виде она туда идти не может. Девушки собрали сумки и пошли к выходу. Беатриса пыталась их задержать.
4
Тюрьма в Париже.