Рыбацкие байки
Шрифт:
За меня ему ответил Мухаметша:
— Рыбы — они как люди. Нашла рыба-мама под водой что-нибудь вкусное, отдает деткам, сама не ест, И получается, что сама же сажает на крючок свое потомство.
Балагурим, ожидая настоящей рыбы. А клева нет как нет! Стала тоска подкрадываться. Сидим понурые, унылые, почему-то каждый, глядя на удочки, губами шевелит.
Первым Тази не выдержал:
— Что ж вы, черти, приуныли? Нехорошо! Как говорит пан директор из популярной передачи, веселее надо грустить, веселее!..
Мухаметша оживился:
— А
Опять посмеялись — Мухаметша громче всех! И опять затихли. А рыба все не клюет. И даже без клева не ловится.
Вы спросите меня: а разве рыба может не клевать и все-таки ловиться? Может! В том месте, где мы ловим, рыба вообще ловится и без клева, это касается главным образом леща.
– Удивительно ленивая рыба лещ. Подплыл к крючку. Взял в рот червяка или опарыша вместе с крючком и принялся обсасывать нажив-» ку. Обсосав, выплюнул крючок, сказал «мерси» и поплыл по своим делам дальше. А глупый рыболов (конечно, среди рыболовов попадаются и умницы вроде нас, но бывают и дурачки) сидит час, другой и все ждет, когда же наконец на его голый, без наживки, крючок клюнет хоть какая ни на есть рыбешка!
Что надо делать, чтобы не оказаться в положении такого дурачка?
Не ждите, когда рыба клюнет, а время от времени подергивайте леску. Как часто надо дергать? Это определит ход лова в целом. Я, например, если клева вовсе нет; забрасываю леску и, ощутив интуитивно, что крючок на дне, считаю, мысленно до тридцати трех, а потом резко поднимаю удилище вверх. Если в это время хитрый лещ как раз и занимался обсасыванием моей наживки, считайте, что он готов — сидит на крючке!
Пускаю его в садок и, обновив наживку, снова забрасываю леску. Теперь мысленно считаю уже не до тридцати трех, а до двадцати одного. Допустим, второй лещ попался. Третий заброс идет при счете до шестнадцати. Если и на этом счете вытаскиваю леща, понижаю счет до тринадцати. Можно дойти до семи. Даже до трех! Перестали лещи попадаться — иду обратно к тридцати трем. Неудача — считаю до пятидесяти восьми и даже до девяноста девяти. Сосчитал девяносто девять раз по девяносто девять, а лещей и в помине нет,— тогда уж не шлепай, дружок, попусту губами, как старуха, перебирающая четки, а снимайся с якоря и уходи с этого проклятого места! Мы так и поступили.
Целый час я вел мысленный счет, но вместо порядочной рыбы на крючок ко мне попался за все это время один завалящий ершик, но размером еще меньше того, которого вытащил Тази.
Терпение мое лопнуло.
— Надо перекочевывать. Неудачное место!
Никто не стал возражать хозяину лодки. Мы быстро и шумно собрались, вытащили кормушки, подняли якорь и, спустившись по течению метров
Увы, оно оказалось не только таким же неудачным, как и первое, но и опасным. Я еще только разматывал леску, как Тази с ужасающим спокойствием сказал:
— Попался!
— Да ты, наверно, за кормушку зацепил! — бросил ему Мухаметша.
— Ох, если бы за кормушку!
Я поспешил закинуть свои удочки. Между тем Мухаметша стал браниться так, как умеет браниться только он,— смачно, образно и непристойно. Изо всей его полнозвучной тирады я могу здесь воспроизвести лишь три конечных слова:
— Пропади все пропадом!
Неужели у него крючки зацепились за корягу? Тогда придется опять на новое место переходить! Вот не было печали...
Не обращая внимания на обескураженных моих товарищей, делаю заброс и, держа в руке удилище, мысленно считаю: раз... два... три, тридцать три. Вздерг!
И тут я громко повторил те слова, которые только что вылетели из уст Мухаметши! И мой крючок крепко засел!
Мои друзья разом вздохнули с видимым облегчением. Беда стела общей. Мухаметша сказал тоном профессора-медика, который сообщает родственникам больного роковой диагноз:
— В этом месте лежит коряга размером со сказочного дива. Наши крючки в ней!
С тем же ужасным спокойствием Тази добавил:
— Мои там и останутся. Уже оборвались.
— Мои тоже! — сказал Мухаметша.
В этот миг лопнула и моя леска. Да, надо поскорее отсюда убираться.
— Тази, снимайся с якоря! — скомандовал я.
— Погоди, только кормушку подниму.
Но и кормушка тоже оказалась в цепких объятиях «дива». Мешок, прикрепленный к миллиметровой капроновой леске, не вытаскивался и не обрывался. Тази тянул-тянул,— а он ни с места. Попробовал дергать то вправо, то влево — никаких признаков движения. Вдруг он насторожился.
— Братцы, это не коряга, это рыба. Кормушку сглотнула огромная рыбина. И не отдает!
— Может быть, это не рыба, а белый медведь? — сказал Мухаметша.
— Я не шучу. Она трепыхается. На, возьми сам, убедишься!
Тази не успел передать Мухаметше конец капроновой жилки от кормушки, как та сама собой стала подниматься со дна реки.
— Отцепилась!
— А ты говорил — рыба!
— Даю слово, была рыба!
Всплывшая кормушка оказалась наполовину пустой. Но что ее держало на дне, мы так и не могли определить.
Я сказал:
— Будем считать это происшествие нашим коллективным бредом. Выбирайте якорь, и так сколько времени потеряла!
Стали выбирать якорь с того конца, где сидел Тази, а он не выбирается — тоже зацепился!
— Теперь ты, наверное, скажешь, что сом заглотил наш якорь?
– сказал Мухаметша, обращаясь к Тази.
Плохие шутки. Крючок или кормушку можно еще оборвать. А якорь?! Нельзя же так просто, за здорово живешь, оставлять на дне такую дорогую штуку, как якорь, да еще с канатом из капрона! Если не осилим втроем, придется включать мотор и тащить.