Рыбьи дорожки
Шрифт:
Зато рыболов с выдержкой может получить при ловле линя большое удовлетворение. После подсечки крупный линь упрется головой в илистое дно, и стоит трудов повернуть его с места. Манеру запутываться в траве он усвоил блестяще, вот почему при ловле линя рыболов ни в каком случае не должен ослаблять леску.
Еще Сергей Тимофеевич Аксаков, написавший первую замечательную русскую книгу о спортивной ловле рыбы — «Записки об ужении рыбы», подметил повадки линя, зацепившегося за крючок рыболова:
«…Запутавшись, завертевши лесу за траву, линь вдруг останавливается неподвижно:
Стало быть, снасть при ловле линя должна предохранять рыболова от неожиданностей и поэтому быть достаточно прочной.
Ловят линя по большей части со дна, если оно не слишком илисто, или около самого дна, если есть опасение, что приманка погрузится в ил и рыба ее не обнаружит.
Линя редко ловят на хлебные или зерновые приманки… Мотыль, опарыш, червяк — вот на что скорее всего изловишь линька. Пожалуй, некрупный навозник окажется лучше других, но, памятуя любовь линя к «дегустации», рыболов не должен баловать его очень длинным червячьим хвостиком. А жало крючка всегда надо прятать: уколовшийся линь быстро выплюнет червяка.
Приваживать линя лучше всего тоже червяками, только рублеными. Рубить их следует помельче и обваливать в песке или земле.
Некоторые рыболовы приваживают линя свежим творогом и очень нахваливают такую приманку.
С похолоданием клев линя прекращается. Зимой линь ловится как исключение. Я помню, какую большущую толпу собрал на льду подмосковной речки Ламы рыболов, поймавший линя на тяжелую и широкую щучью блесну… Линь — и вдруг на блесну! А ведь не так уж это и удивительно. «Вряд ли наймется рыба, которая при известных условиях не становилась бы хищной, — замечает Сабанеев. — Даже крошечные карасики очень хорошо ели у меня в аквариуме молодь других рыб».
Из-за шустрости маленький линек, подобно карасю, казалось бы, может служить превосходным живцом для хищных рыб. Но рыболовы очень редко используют его для этой цели.
«Судаки и щуки брезгуют линем, — уверяют они. — Разве только налим… Этому все сойдет!»
Может быть, это и так. Я щук на линя ловить не пробовал, и, кажется, потому, что мелкого линька поймать гораздо труднее, чем другого живца — хотя бы того же карася.
А еще рассказывает уж совсем древнее старичьё — раненые рыбы имеют привычку тереться около линей и их слизью заживлять свои раны. Линь, дескать, рыбий лекарь… Но всегда ли согласится этот лекарь подставить свой бок какому-нибудь малонадежному зубастому пациенту?.. Я, например, не уверен.
Язь
Бойкость и увертливость язя исстари вошли в поговорку. Так и говорят: «Увертлив, как язь».
И в самом деле, до чего ловко он может просунуть толстые бока в узкую, еле приметную щель, чтобы вылезти из
Мне случалось проводить летний отдых на узенькой таежной Пёзе, в глухомани костромских смолистых лесов. Истоки реки терялись в непроходимых торфяных болотах, и рыба в ней была черная. Я пробавлялся ловлей окуней, плотвы и темно-янтарных коротких щук. Водились, впрочем, в Пёзе и язи. Но я не считал их своей рыбой. Вначале я сверхдобросовестно пытался изловить хотя бы одного из них, но, потеряв на этом добрую половину отпуска, отказался от этой затеи. А сколько было хлопот! Я предлагал язям красных остро пахнущих червей-навозников, жирных выползков, хлеб, сдобренный свежим медом. Чем только я их не соблазнял! Но они упорно отвергали все приманки и продолжали свои дразнящие игры — то высовывая из воды толстые черные спины, то затевая суматоху около самых поплавков удочек. Барахтаясь в воде, крупные язи каждым своим броском переворачивали сердце рыболова!
Все изменилось незадолго до отъезда. На кордон, где мы жили, завернул лесник одного из дальних участков — хмурый на вид долговязый мужчина, большой любитель рыбной ловли. Я подарил ему несколько крючков и пожаловался на неудачу с язями. Собеседник подумал, подмигнул и, напирая на букву «о», отрывисто изрек:
— Горох нужен. Пареный! Отличная насадка. А прикормить овсом.
По правде сказать, я не очень был уверен в успехе, но все же выбрал омуток поближе к дому и два утра подряд прикармливал рыбу пареным овсом. На третье, решающее утро я взял две удочки, берестяное ведерко, полное еще теплого гороха с овсом и направился к приваженному месту.
Солнце еще не всходило. Над дальним болотцем, в низине, висело густое облако тумана. Я размотал удочку, насадил на крючок горошину покрупнее, а сам начал бросать в омут прикормку.
Как будто крупный град шумным цоканием возмутил спокойствие дремлющей реки. Со дна пошли пузыри. Я закинул удочку. Ну-ка, посмотрим!
Но смотреть почти не пришлось…
Я говорю «почти», так как поплавок, не останавливаясь, ушел под воду, натянулась леса, согнулось удилище. Ух! И заворочался же он там на крючке… Язь? Он самый!
Осторожно, по всем правилам, я выволок его на мель и коршуном кинулся на добычу. Невежда! Маловер! Я даже подсачка не взял с собой на этот раз. Трясущимися руками я снял с крючка рыбу, подбросил прикормки и опять закинул удочку. Увы! Следующий язь поломал удилище и оборвал лесу. Я закинул вторую удочку, к счастью, леса там оказалась потолще. И язи без перерыва стали хватать приманку. Я вернулся домой к полудню с разгромленными снастями и кучей прекрасной рыбы.
С той знаменательной ловли мне часто приходилось убеждаться в удивительных свойствах пареного гороха. Ни разу не обманывала меня эта замечательная приманка.