Рыбкина контора
Шрифт:
Дворец культуры заметен издалека. Посреди небольшой деревни он держался молодцом, как официант столичного ресторана среди пугливых провинциальных клиентов. У запертых дверей стоял неопохмелившегося вида человек, одаренный наливным, сизым носом, и крепко дымил самокруткой.
Мы познакомились.
Человек, назвавшись Вавиловым, сплюнул самокрутку и кивнул на дверь: «Отпереть?»
Мы вошли в просторный вестибюль. Вавилов с гордостью показывал дворцовую внутренность очага культуры. Прошмыгнув в глубь сцены, он поливал мягким светом современный интерьер зрительного зала, разрешал
— Бережем помаленьку, — потирая руки, говорил довольный Вавилов, — тут у меня ни одной пылинки дуриком не сядет — не дозволю. И в старом клубе не дозволял, и здесь… Я ведь бывалый — который десяток лет за культурой слежу.
— Вы сторож?
— Я?! — оскорбился Вавилов. — Ты думаешь: и махорку смолит, и все такое? На обличье, значит, глаз устремляешь? А культура-то у человека, вот она где сидит, внутре, — Вавилов ткнул себя пальцем в область печени, — а снаруже у человека одна только видимость торчит безобразная. Директор я — вот оно что выходит!
Мы вошли в директорский кабинет, плотно укомплектованный новыми музыкальными инструментами. Здесь хозяин разошелся вовсю. Он ожесточенно метал на стол планы культурных мероприятий — месячные, квартальные, годовые и еще какие-то перспективные.
— Иные тут говорят, Вавилов — то, Вавилов — се, а Вавилов-то одних инструментов оптом на три тыщи закупил! Вот, гляди, музыкальный саксофон в 400 рублей, вот ударная музыка — 300 рублей, вот три гитары — меньше полутора сотен ни за одну не плачено! А вот «Юность» — 510 рублей, инструмент тоже электрический! — Вавилов перебирал сокровища, при виде которых встрепенулось бы музыкальное сердце любого молодежного ансамбля. — А вот тебе ишо три, например, стереофонических усилителя «Электро-20» — все трое больше полтыщи тянут! Сем раз в область ездил, а свое взял!
— Самодеятельность процветает?
— Кружки процветают: хоровой да танцевальный. Народ к инструменту уклон не держит. И откудова такие берутся?
— Кто же кружками руководит?
— Есть тут один… Он из другой деревни руководит. Который раз приедет, кой-чего покажет, а тогда уж они сами, своим умом доходят. У меня, вишь ты, худрука нет. Одна тут работала, но сбежала. Мне, говорит, образование не дозволяет. Я, говорит, ветеринар, а не балерина.
— И долго работала?
— Как, поди, недолго. Целый год свою внутренность преодолевала…
— А танцы?
— Случаются. Вот под эту чертовину, — Вавилов ткнул пальцем в радиолу, — но ведь теперешняя молодежь вальсы не уважает, ей вот такое подавай, — Вавилов осуждающе подрыгал ногой, — но я баловать, конечно, не велю, пресекаю. — Он заметил мой удивленный взгляд и объяснил — В газетах про эти дела шибко критикуют.
Конечно, Вавилова можно понять как человека, ущемленного незаконченным начальным образованием и вынужденного до всего доходить своим умом после переезда из старой избушки, долгие годы служившей центром культуры деревни Ключики. Но сейчас, в этом дворце…
— Это сейчас он устарел, а был прежде куда боевой: и на гитаре сбрякает, и песню сгаркает, как освирепеет после чекушки, — объяснило местное население.
В райотделе культуры документально подтвердили, что теперь чекушка действует на Вавилова по-другому. Однажды после неустановленного числа чекушек с ним произошла совершенно непечатная история. Он едва не лишился партбилета, но на месте директора усидел.
— Крепкий кадр, — сказали по этому поводу в отделе культуры, — крепко объект сторожит.
И опять начали красиво рассказывать про охват районного населения культурными мероприятиями. Но я уже слабо верил рассказам. Воспользовавшись неофициальным советом, я решил поглядеть, как живет Дом культуры «Маяк» — первенец современного докомокультуростроения в районе. Следуя все тому же неофициальному совету, я пошел к районному прокурору и ознакомился с литературой, описывающей жизнедеятельность этого очага культуры.
В литературе сказано: «Свидетель Зинуров передал Туркову нож… с ручкой, изготовленной в виде зверя, похожего на белку». Затем хулиганы «наносили удары в разные части тела, вооружившись спинкой стула, солдатским ремнем с пряжкой, ногами и кулаками». Их действия были настолько зажигательны, что увлекли весь зал, и драка стала массовой. Перед лицом одного из очевидцев то и дело «мелькал предмет, представляющий не что иное, как лезвие ножа».
Конечно, не каждому захочется ехать в такое место, где наносят удары в разные части тела. Но я поехал. Правда, как человек не чрезмерно отчаянный, я пригласил с собой корреспондента местной газеты «Вперед». Он хоть и не мог защитить от хулиганов, но пригодился бы в качестве свидетеля, если я пострадаю на почве знакомства с Домом культуры «Маяк».
В «Маяке» было холодно и пусто. Посреди вестибюля утвержден теннисный стол, а в углу сидели ребятишки, совсем непохожие на хулиганов, ученики соседней школы Толя Иванов, Шамиль Зайдуллин и Коля Петров.
Познакомившись, я спросил:
— Что же вы, ребята, так скучно сидите?
— А чо нам, стоять, што ли? — откликнулся карапуз, пожелавший утаить свое имя от печати.
— А вы бы в теннис поиграли, — предложил я, показывая на теннисный стол.
— Ха, в теннис! А кто тебе шарик-то даст?
— Ну, тогда в бильярд…
— Ох ты, ловкий дядька! — невесело рассмеялся карапуз. — Да кто же тебя допустит? Тем более, все шары сломаты.
Тогда я начал им предлагать заняться в кружках: танцевальном, хоровом, эстрадном и драматическом, обозначенных на вывеске. Но они отказались. А карапуз пробормотал: «Мало что тут напишут-то на бумагах…»
Я попытался отыскать художественного руководителя «Маяка», но такового в натуре не имелось. В натуре имелась только пожилая библиотекарша, которая, кроме своих библиотечных, самоотверженно исполняла обязанности директора и художественного руководителя. И тот, и другой после очередной баталии угодили в больницу, а потом на работу не вернулись.
— А драки у вас до сих пор случаются? — спросил я ребят.
Пожелавший остаться инкогнито карапуз поглядел на меня снисходительно и сказал: