Рыболовы
Шрифт:
— Знаю Петра Михайлыча. Пьяница извстный.
— Да вдь для насъ, господинъ, хмельной-то охотникъ лучше. Что намъ пути отъ сурьезныхъ-то?
— Ваше дло.
— Купите, сударь, грибочковъ-то хоть для супруги вашей въ гостинецъ. Въ Питеръ ей и свезете.
— Въ томъ-то и штука, что не женатъ.
Мужикъ переминался съ ноги на ногу.
— На марку
Охотникъ молчалъ и лъ бифштексъ. Мужикъ смотрлъ прямо ему въ ротъ.
— Не купите?
— Нтъ. Сказалъ вдь, что нтъ — ну, и проваливай.
— Можетъ раковъ купили-бы, такъ я живо принесу. У меня ребятишки ловятъ — во какихъ.
— Ничего не надо.
— Ну, ягоды брусники? Брусники сейчасъ такой предоставлю, что на удивленіе.
— Ничего не требуется, и уходи ты вонъ.
— Эка незадача! — почесалъ мужикъ затылокъ. — А вотъ ужъ Петръ Михайлычъ всего-бы купилъ и опохмелилъ-бы меня. Главная статья, что мн марку…
— Въ стеклянномъ стаканчик? — спросилъ охотникъ.
Мужикъ вздохнулъ.
— Эхъ, господинъ, господинъ! А хоть бы и такъ? Вс мы люди и вс человки… — сказалъ онъ.
— А главное прибавь: пьяницы.
— Да вдь не пить-то хуже. Кто не пьетъ — у того души нтъ. Вотъ вы сидите и кушаете, а на стол…
— Однако, ты проваливай. Надолъ.
— Дозвольте вамъ хотя за сороковочкой сбгать.
— Проходи, проходи… Я не пью.
— Меня-бы попотчивали, егеря… Ужъ такое у насъ здсь въ деревн положеніе, что прізжающіе охотники завсегда отъ мужичковъ пользуются.
— Егерь! Выгони его! Чего онъ ко мн присталъ! — крикнулъ охотникъ.
Мужикъ пятился и говорилъ:
— Баринъ, а баринъ, прикажите мн хоть какое угодно дло сдлать за пятіалтынный отъ вашей милости. Либо пошлите куда, либо что.
— Егерь! Амфилотей! Да гд-же ты? Амфилотей Степанычъ! Иди! Баринъ зоветъ! — раздался за стной визгливый голосъ хозяйки.
— Желаете, господинъ, я вамъ
— Фингалъ! Пиль его! Бери! Гони! — крикнулъ охотникъ собак.
Собака кинулась на мужика. Мужикъ выскочилъ за дверь.
— А къ мировому за эти штуки? Желаете къ мировому? Вотъ я сейчасъ пойду къ уряднику и протоколъ составлю. Она меня за штанину… — бормоталъ изъ другой комнаты мужикъ, перемнивъ-тонъ.
Слышался и голосъ егеря:
— Что, не говорилъ я теб, что они у насъ этого не любятъ, а ты лзешь!
— Амфилотей Степанычъ, будь свидтель. Травятъ собакой — и собака меня за штанину…
— Не тронула его собака, не тронула, — говорилъ охотникъ.
— Ей-ей, клокъ вырвала.
— Проходи, проходи… — выгонялъ егерь мужика.
— Какъ проходи? Помилуйте, долженъ-же я за свое безчестье… Она за штанину… Штанина денегъ стоитъ. Человка собакой травить. Хозяюшка, ты слышала?
— Ничего я не слыхала. Ты самъ лзъ и надодалъ барину, — переговаривались за стной голоса.
— Нтъ, врешь, слышала. На суд скажешь. Я подъ присягой.
— Егерь! Да уйдетъ онъ или не уйдетъ? — кричалъ охотникъ.
— Уйти… Уйти посл такого предразсудка нешто можно! Собаками травить… За что она мн штанину порвала? Давайте три гривенника, такъ уйду.
— Проходи, проходи! Ничего тутъ теб не очистится, — говорилъ егерь.
— Баринъ, а баринъ, дайте хоть пятіалтынный за безпокойство, а то я, ей-ей, старосту кликну. Такъ невозможно… Скандалъ… Караулъ!
— Егерь! поди сюда… — позвалъ охотникъ.
Егерь вошелъ.
— Вотъ дай ему, мерзавцу, пятіалтынный и наклади въ шею… — сказалъ охотникъ, вынимая изъ кошелька деньги.
Егерь понесъ мужику монету. Изъ другой комнаты послышался голосъ мужика:
— Вотъ за это спасибо… Вотъ за это благодаримъ покорно… А то вдругъ собаками травить!
— Проваливай, проваливай! Довольно ужъ… — говорилъ ему егерь.
1898