Рыбья Кровь и княжна
Шрифт:
— Может быть, и тебе с твоей стратигиссой ожениться? — насмешничал над Дарником Корней.
— Смотри, выпорю, — грозил шуту князь.
— А я уже вожак ватаги бойников, пороть нельзя — только вешать, — бесстрашно скалился Корней.
Тут принесли сообщение, что Лидия хочет видеть Дарника.
— Ну вот, молодка сама свадьбу требует, — пояснил княжеский шалун под смех воевод.
Но у знатной пленницы на уме было другое:
— Почему с отцом Паисием обращаются как с рабом? Он пришел ко мне, немедленно его освободи!
— В другой раз о таких капризах сообщай письменно, — холодно бросил он, сказал арсам привести к ней священника, а сам пошел навестить Адаш, которую разместили в соседнем доме, — перед новой ночевкой с Лидией хотел себя как следует по-мужски опустошить.
Вечером городская жизнь приняла еще более разгульный характер. В войсках Романии служило немало чужеземных отрядов-тагм, и при желании дарникскую тысячу легко можно было принять за один из этих отрядов, временно разместившихся в Дикее, тем более что словене сами охотно подтверждали: да, прибыли наниматься на ромейскую службу. Те из них, кто вместо женщин получил серебро и золото, нашли им не худшее применение, чем новоявленные молодожены: с пристани шли продолжать гулять в трактории и к веселым портовым девкам.
Слыша с улиц пьяные крики липовцев, Рыбья Кровь почувствовал нешуточную тревогу. Покинув Адаш, обошел все дозоры, всюду находя повальное пьянство. Ватага княжеских арсов опрокидывала на головы дозорных ведра воды, тех, кто совсем не стоял на ногах, стаскивали на пристань, туда же сгоняли и тех воинов, кто в поисках ночных подвигов стремился разбрестись по всему городу.
К месту ночевки Дарник вернулся уже за полночь. Лидия и отец Паисий сидели в спальне за столиком и подкрепляли себя сыром и фруктами.
— Наша госпожа обеспокоена, что вождь пиратов еще не выдвинул никаких своих требований и не сказал о намерениях, — учтиво произнес священник.
— Пускай она спросит о них, и я отвечу, — несмотря на усталость, князь был не прочь поиграть в словесные игры.
Паисий вопросительно взглянул на Лидию и снова заговорил:
— Ее удивляет, что вы с такими малыми силами остаетесь в Дикее и никуда не уходите. Вот-вот подойдут войска соседних фем, придут дромоны, и тогда живыми вам отсюда не уйти.
— Вождя пиратов удивляет, что ваша госпожа заботится о нем и его воинах больше, чем о подданных своей фемы, — так же в третьем лице ответил за себя Дарник.
— На каких условиях она может покинуть этот дом? — продолжал вести переговоры священник.
— Мне казалось, что оказанное здесь гостеприимство пришлось твоей госпоже по вкусу, и она не хочет так быстро уходить отсюда.
Не выдержав столь наглого заявления, стратигисса вскочила на ноги, но тут же справилась с собой, напустив на лицо прежнюю холодность. Дарник постучал ручкой кинжала по серебряному блюду. В комнату вошли два телохранителя.
— Найдите для священника подходящую горницу и не охраняйте его, — князь сказал это сначала по-ромейски, потом по-словенски.
Отец Паисий чуть растерянно посмотрел на Лидию. Она сама выручила его из затруднительного положения — быстро подошла и поцеловала ему руку. Священник перекрестил ее и вышел в сопровождении арсов.
Дарник принялся тушить масляный светильник и свечи. Потом разделся и лег на новое постельное белье. Засыпая, видел сидящую за столиком стратигиссу. Ночью проснулся от прикосновения закинутой ему на грудь руки спящей Лидии. Она была в одежде, но уже гораздо вольготней разлеглась на постельном ложе. Сейчас ничего не стоило овладеть ею, причем он был совершенно уверен, что серьезного сопротивления ему оказано не будет. Однако тогда дальнейшая игра с ней потеряла бы всю свою прелесть, и, сняв с себя ее руку, он предпочел побыстрей снова уснуть.
10
— Дромоны пришли! — В спальню ворвался арс-телохранитель.
— Сколько? — осведомился Рыбья Кровь, протирая глаза.
Этого арс не знал. Спрятавшаяся под простыню стратигисса выглядывала внимательно и настороженно: дромоны и по-словенски звучали как дромоны.
Когда князь появился на пристани, там уже шла легкая перестрелка. Выставленные накануне на дамбах восемь камнеметов за укрытием из наваленных камней не давали приблизиться двум биремам. Чуть дальше в море пока еще пассивно покачивались на волнах три грозных дромона. Дарник уже знал, что стратиг Зенон уезжал по делам в Константинополь и сейчас наверняка на одном из дромонов рвется освободить свой город и жену.
Не имея возможности приблизиться на струю огня из сифонов, биремы обстреливали камнеметы горшками с зажигательной смесью из баллист. Горшки разбивались то о дамбы, то о воду, то о груду камней, не причиняя липовцам урона. Лодии словен стояли под прикрытием захваченного дромона, и ромеи не спешили их поджигать, чтобы не сжечь свой дромон.
Камнеметчики Лисича подтаскивали камни к двум только что собранным большим пращницам.
— Пока из пращниц не стреляйте, — остановил их Рыбья Кровь. — Пустите в ход, только если дромоны подойдут.
— Ну вот, дождались! — сердито бросил Кухтай, появляясь с моричами на пристани. — Надо как-то до ночи простоять, а ночью всеми силами прорываться.
Князь ничего не ответил. Позвал десятского арсов, возглавившего одну из черных сотен дикейцев, и велел выяснить, какова глубина воды у выхода из гавани.
— Говорят, четыре сажени, — доложил десятский чуть погодя.
Дарник приказал самому опытному кормщику взять сотню гребцов, вывести захваченный дромон и затопить его посреди входа в гавань.
Ромеи, слишком рассчитывая на свой обстрел зажигательной смесью, не спешили ускорять события. Собравшиеся на пристани дикейцы криками удивления и жалости сопровождали медленно погружавшееся в воду великолепное судно. Вскоре над поверхностью воды торчала лишь его мачта с парусной перекладиной. Все это выглядело весьма впечатляюще, хотя вряд ли могло серьезно помешать ромейским судам ворваться в гавань.
К полудню два из трех дромонов отошли на версту в сторону и стали высаживать на берег стратиотов.