Рыбья Кровь и княжна
Шрифт:
Мирарх благодушно улыбнулся:
— Значит, согласен?
— Два условия: я сам отберу твоих архонтов, и у них не будет права телесных наказаний для моим гридей и бойников.
— А как же ты обходишься без телесных наказаний? — заинтересовался Калистос.
— Два раза привязываю голышом к позорному столбу, а на третий раз вешаю.
— И что, помогает?
— Мои воины все делают в паре. И за проступок одного я точно так же наказываю и его невиновного напарника, — объяснил князь.
— Жуткое правило. И никто не возмущается?!
— Любых непослушаний становится в десять раз меньше.
— А если проступок совершает кто-то из архонтов?
— Воеводам ничего. Если их наказывать за каждое неверное решение, то они сами и делать ничего не будут. С них достаточно насмешек простых воинов.
— Это у вас так было в обычае или ты сам придумал?
— Точно не помню, — уклонился от прямого ответа князь, вызвав новую одобрительную улыбку ромейского военачальника.
На совете архонтов обсуждали, прежде всего, как именно атаковать арабов. Дарник сначала даже не понял в чем тут трудность, пока перед ним на стол не высыпали полдюжины «колючек»: железных шариков с четырьмя шипами в разные стороны — как «колючку» ни переворачивай, один шип обязательно торчит прямо вверх.
— Эти колючки пробивают не только сапоги, но и лошадиные копыта, — пояснил князю сербский воевода. — Они рассыпаны не только вокруг их лагеря, но и по всему перешейку.
Комит италиков поправил серба, что колючки рассыпаны не просто так, а шахматным порядком, даже если найти проходы между ними, дальше обязательно наткнешься на новый квадрат колючек. То, что предпринимали до этого — по ночам высылать ползающих лазутчиков, чтобы те собирали колючки, — особых результатов не дало, многих из них подстерегали арабские дозоры и убивали. Сейчас снова обсуждали все это, один из архонтов предложил привязывать к подошвам воинов доски, обитые железом или медью, его подняли на смех — где напасешься этого на пять, а теперь и на шесть с лишним тысяч воинов, да и как в такой «обуви» сражаться с быстрым и ловким противником. Так и разошлись, ничего толком не решив.
Мирарху было любопытно, как Дарник станет отбирать себе ромейских архонтов, и он отправился посмотреть. Всех их князь решил испытывать собственноручно. Каждому из двадцати присланных декархов на выбор предоставили два вида оружия: палка и щит или две палки против двух палок Дарника. После чего Рыбья Кровь по очереди и в хвост и в гриву принялся их колотить, к полному удовольствию собравшихся липовцев.
— Достаточно! — остановил после четвертого поединка веселое зрелище Калистос. — Это все-таки архонты, а не чемпионы-оптиматы. Если хочешь хорошо поупражняться, я пришлю тебе наших лучших мечников.
— Достаточно так достаточно, — легко согласился князь и дал команду Буртыму распределить по сотням всех выделенных ромеев. Цель была достигнута: декархи заметно присмирели, а липовцы стали относиться к ним чуть несерьезно, как к пустой ромейской формальности, которую надо снисходительно перетерпеть.
Паломничество в стан северных словен между тем продолжалось. Дружины далматинских сербов благодаря дикейским сербам приняли липовцев за своих единородцев. Нашлось что рассказать про «подвиги» словен и их князя в Дикее и гребцам с дромонов. Ну а отец Паисий, подрядившийся писать жизнеописание Дарника, вообще поразил и ромеев, и италиков. Поняв все про князя, ромейские и союзные архонты захотели больше узнать про боевые возможности рядовых липовцев.
— Да пожалуйста, — не возражал Рыбья Кровь.
И возле Сифеса состоялись большие боевые игрища.
— Особо не усердствуйте, — послал князь по войску наказ. — Иначе потом пошлют на самое кровавое дело.
Липовцы и не усердствовали: хорошо показав себя в стрельбе из дальнобойных луков и поединках на булавах, они были вровень в метаниях легких копий и кулачном бою и совсем слабы в беге, прыжках и борьбе, просто потому, что никогда этим сильно не занимались. Все ромейские и союзные зрители остались вполне довольны таким раскладом. Особенно после того, как липовцы сумели показать, как линейный строй в минуту преобразуют в закрытую со всех сторон «черепаху».
На дромонах тем временем случилось новое, правда, только словесное столкновение с полусотнями дарникцев. Навклиры, потрясая своими грамотами-предписаниями, собирались немедленно отплывать на зимовку на Родос — три зимних месяца для плавания по здешним водам считались запретными, вышедших в море зимой и погубивших свои суда кормчих безжалостно казнили. Несогласный с этим Рыбья Кровь увязался следом за мирархом в его дом.
— Почему дромоны не могут зимовать здесь, в бухте?
— Если они уйдут, то нам ничего не останется, как сражаться изо всех сил, — без особой уверенности отвечал ему мирарх.
— И лишить себя подвижности? Я читал ваши «Стратегиконы». Там везде сказано, что маневрировать своими силами самое главное.
— У нас на воинов едва пропитания хватит, а тут еще тысяча ртов моряков.
— Но с дромонами мы можем выйти, пристать к берегу в любом месте и добыть еды сколько угодно у ваших пастухов, — доказывал свое липовскйй князь.
И Калистос, как ни странно, прислушивался к его словам. Для Дарника это было совершенно новое ощущение: охотно подчиняться старшему военачальнику и убеждать его словами.
— Я бы не против, но вот… приказ. У нас приказам из Константинополя принято подчиняться.
— Где этот приказ?
— Вот. — Золотое Руно протянул Дарнику пергамент, где черным по белому было указано по прибытии на Крит словенского войска отправить все дромоны на Родос.
— А если так? — Рыбья Кровь взял со стола чашу с питьевой водой и плеснул на пергамент, а потом еще растер чернила в последних строках.
— Что ты делаешь? — в негодовании даже привскочил со своего места мирарх. — За такое знаешь что бывает?