Рыбья кровь
Шрифт:
Про Тана рассказывали, что он не раз выходил против медведя с одним засапожным ножом. В это легко было поверить, глядя на его широкие плечи и каменные скулы, о которые в кулачном бою разбивался не один бойцовский кулак.
– До первой крови! Только до первой крови! – поспешно закричали князья.
Дарник с изумлением смотрел на Тана: неужели из-за каких-то бойников, переметнувшихся
Посмотреть на княжеский поединок во дворе дворца кагана собрались лишь самые именитые люди, простолюдинам это видеть не полагалось. Удар в медное било возвестил начало. Бой получился весьма скоротечным. Тан не делал широких замахов секирой, как можно было ожидать, а колол ею как пикой, заставляя Дарника все время уворачиваться и не давая возможности пустить в ход свои более короткие мечи. Но Дарнику для победы требовалось всего одно мгновение, и он его нашел: отбив в сторону двумя рукоятками страшное лезвие, сделал круговой разворот и из-под руки вонзил оба меча в живот противнику.
Все было кончено. Старшие дружинники подхватили тана и понесли прочь. Молча покидали двор кагана зрители. Никто ни в чем не винил Дарника – что случилось, то случилось.
– Ты должен благодарить этого гребенского дурака, – сказал Корней, когда липовцы вернулись в отведенные им палаты. – Своей кровью он возвел тебя в настоящее княжеское достоинство, теперь уже никто не посмеет пикнуть против.
Дарник не был в этом уверен, для него решающим являлся следующий день: «забудут» про его свадьбу с Всеславой или нет? Поздно вечером в мучениях умер гребенский князь и после короткого прощания с другими князьями прямо в ночь увезен в Гребень. Наутро липовцев разбудил посланник кагана: свадьбе быть.
С разрешения кагана в свадебном пире участвовала вся столица, гуляли не только Гора и Белый город, но пьян и сыт был и Малый город. Разговорившийся тесть рассказал своему зятю немало интересного про каждого из князей и что означали те или
Всеслава на свадебном пиру была сама строгость и сдержанность, невольно заставляя и жениха соответствовать своему поведению. Никогда еще Дарнику не приходилось чувствовать столь сильного желания женщины навязать ему свою волю. Черна по сравнению с ней была ласковым щенком. Несколько раз он даже пытался строго заглянуть ей в глаза, дабы упредить: не будет этого, девочка, не будет. Но ее глаза не желали что-либо понимать и принимать, а лишь излучали властность. Командирство княжны, как ни странно, продолжилось и за дверью опочивальни, порядком испортив первую брачную ночь. Вскоре выяснилась причина такого поведения молодой жены: ее бесконечная вера во всякие приметы и предвестия. Вместе с двумя служанками ее в Липов сопровождали старик-звездочет и гадалка-колдунья, с которыми она сверяла едва ли не каждый час своей жизни. Дарник всю дорогу домой посмеивался над собой: самому неверующему ни во что мужу досталась самая суеверная жена.
Впрочем, Всеслава в его мыслях стояла на втором месте. Память услужливо восстанавливала подробности недели, проведенной в Айдаре. Восторженные впечатления от столицы и от высшего княжеского окружения постепенно сменялись пониманием, что это окружение ничуть не выше его Кривоносов и Лисичей, а уж Меченый с Бортем так и вообще поярче и посообразительней будут. Даже примеривать на себя каганские одежды уже совсем не хотелось – со всеми советуйся, все учитывай, всему подчиняйся.
Давние слова Тимолая, что человек сначала учится правдоподобно жить, а уж потом учится своей правде, получили свое неожиданное завершение. Правдоподобная жизнь уже освоена им до конца, дальше требовалось жить по своей правде, которую еще предстояло придумать. И было интересно, справится ли он с этим?