Рыбья кровь
Шрифт:
На них по-прежнему никто не обращал внимания. Но долго оставаться в обороне Дарник не умел, поэтому сам перешел к более активным действиям. Когда все приступили к трапезе и заздравным тостам, он тихо приказал дружине сидеть неподвижно и ни к чему не прикасаться. Как и следовало ожидать, от присутствия за общим столом истуканами сидящих людей окружающие очень скоро почувствовали сильную неловкость и, не зная, как быть, вопросительно стали посматривать на кагана, безмолвно приглашая разобраться его с таким непорядком.
Наконец каган сказал:
– Почему молодой князь отказывается от нашего угощения?
–
Это Дарник сочинил прямо на ходу, но сочинил хорошо, косвенно упрекнув в негостеприимстве и неучтивости всех присутствующих. Они это тотчас поняли и теперь посматривали на него иначе, еще не считая себе ровней, но уже и не принимая за случайного выскочку.
На следующий день происходили поединки княжеских дружинников. Дарника об этом заранее не предупредили, поэтому с собой он взял не победителей липовских боевых игрищ и не закаленных арсов, а тех, кому предстояло стать вожаками и сотскими. Поэтому выиграть у других княжеских телохранителей не удалось ни в одном виде единоборств. Рыбья Кровь сам удивлен был тому равнодушию, с которым он воспринял эти поражения.
– Не так уж они и хороши, эти липовцы, – громогласно заявил один из князей. Окружающие с любопытством взглянули на Дарника, ожидая его реакции.
– Мои воины особенно страшны, когда убегают от врагов, – добродушно отшутился Маланкин сын. – Уже два года только и делают, что убегают.
Ему не без ехидства напомнили, что он сам начинал как вольный поединщик и вполне мог сейчас постоять за честь Липова.
– Чести Липова всего два года, – не дал себя сбить с насмешливого тона Дарник. – Подождите хотя бы еще два годика, а там посмотрим.
Третий день съезда был днем обсуждения всех дел. Основательно усевшись в небольшой светлице, долго говорили о пограничных спорах между княжествами, об ущербе, причиненном при проходе дружин через чужие земли, о купеческих обидах, случившихся там-то и там-то, о переманивании чужих воинов и так далее. После полуденного перерыва на обед дошла очередь и до липовского князя. Остёрский князь Вулич пожаловался, что Дарник, угрожая своим войском, как ростовщик выманил у него вместо четырех шесть тысяч дирхемов. Короякский князь Роган сообщил, что Дарник так и не ответил за свои разбойные прегрешения и, более того, сначала забрал у него Перегуд, а теперь посватался к его дочери Всеславе, грозит в случае отказа разорением Корояка. Гребенский князь Тан назвал Дарника смутьяном, который льстивыми речами увел у него половину войска. Наконец слово взял Хург, тиун кагана по чужеземным делам, обвиняя Дарника в набеге на Калач, из-за чего теперь может начаться большая война с хазарами. И вообще, по какому праву липовский князь, захватив хазарский Турус, объявил запрет на вывоз рабов со всех русских земель?
Ко всем этим обвинениям Дарник был готов и заранее подготовил ответные слова. Помнил также, что первым делом необходимо вызвать смех, тогда и остальное выслушают гораздо благосклонней. Поэтому про остёрского князя рассказал, что предложил тому на выбор или сейчас отдать шесть тысяч, или еще через год девять, и что Вулич сам поспешил отдать шесть. По рядам князей и старших дружинников прошел
Про короякского князя объяснил, что тот на своем пиршестве посадил его рядом со своей младшей дочерью, в которую он, Дарник, по своей молодости и неопытности тут же безумно влюбился. Ну, не виноват он, что рогановская дочка так пришлась ему по сердцу. Действительно, если Роган откажет, он приступит с войском к Корояку и заберет свою зазнобу. Но он не понимает, в чем тут незадача, ведь в качестве приданого будущий тесть успел отдать ему Перегуд. И опять раздался смех среди присутствующих уже над несговорчивым тестем.
Теперь, завоевав общие симпатии, можно было приступить и к серьезному.
– За тридцать первых дней в Турусе мои гриди остановили триста рабов, это не считая тех ладей, которые прокрадывались мимо ночью. Значит, за шесть месяцев в чужие края вывозится население целого города. Я думаю, в три-четыре раза больше вывозят рабов и по другим дорогам. Получается, что наша земля каждый год теряет три-четыре города и на три-четыре города становится больше в Хазарии и Романии.
– Это же рабы, самые отбросы, без них мы только крепче и чище становимся, – громко высказался один из князей. – А у других этих отбросов прибавляется.
– Лучшее войско у магометан покупается на невольничьем рынке, и через два года такое же войско из рабов будет у меня.
– Так ты, выходит, еще и самый хитрый из нас, – под общий смех заметил гребенский князь.
– В качестве торговой пошлины хазары и булгары забирают одну десятую часть всех товаров, которые везут к нам, – продолжал Рыбья Кровь. – Сами же едут к нам беспошлинно. И мы еще радуемся, что они приехали. Мое главное преступление перед вами не в том, что я уже совершил, а в том, что я собираюсь совершить. С этой весны все ладьи ромеев, хазар и магометан, идущих мимо Турусы, тоже будут платить одну десятую часть своих товаров, и каждый пятый дирхем пойдет в казну кагана.
– Да они просто не поедут, вот и все, – заметил тиун Хург.
– Тогда мы повезем свои товары другим путем, через Итиль. Если только князь Вулич не наложит запрет на мои караваны, – добавил Дарник.
– Да на тебя наложишь, – невольно вырвалось у Вулича.
Князья снова весело рассмеялись.
– Ты, говорят, и против хазарских грамот на сбор дани в чужих землях возражаешь? – напомнил каган.
– Когда у меня будет большое войско, я пройду походом на тысячу верст до Аланских гор, а потом буду сам давать хазарам грамоты по сбору дани с тех земель. Но это можно и не откладывать надолго. Если каждый из князей даст мне по сто своих гридей, я готов отправиться в такой поход уже этой весной.
В приемном зале повисло тяжелое молчание. Все вроде бы и понимали справедливость слов Дарника, но в силу его молодости не хотели соглашаться с ним. Неопределенность развеял каган:
– Ну так удастся нам помирить влюбленного князя с его сердитым тестем?
– Помирим! Поженим! Прямо тут и свадьбу! – раздались радостные голоса.
Все знали, что Всеслава прибыла в Айдар вместе с отцом. Но тут неожиданно поднялся гребенский князь Тан.
– Я требую судебного поединка, – жестко произнес он.