Рыцарь-чародей

Вулф Джин Родман

По мере нашего продвижения вниз воздух становился все горячее и горячее, и дышать становилось все труднее и труднее. От дыма першило в горле, и мы безостановочно кашляли. Я понимал, что мы оба здорово рискуем жизнью, а мне не хотелось умирать.

(В некоторых случаях мне очень трудно говорить правду. И возможно, сейчас труднее всего. Да, пожалуй. Я вышел наружу, прогулялся немного и полюбовался морем, горами и прекрасной местностью, где мы живем. Будь здесь Дизири или Майкл, я бы посоветовался с ними, но их не было рядом, и мне пришлось принимать решение самому. Я принял – и вот она, правда.)

Будь Огненная гора обычным вулканом, я бы никогда не отважился на такое. Но я знал, что это не вулкан,

и потому продолжал спускаться вниз. Я знал, что под Эльфрисом находится еще один мир – шестой мир под названием Муспель, – и жерло в Огненной горе ведет в него, и именно там полыхает огонь и оттуда поднимается дым.

Это во-первых. Во-вторых, я не думал, что нам придется спуститься в самый Муспель. В прошлый раз Поук остановился, немного прокатившись по склону, и я надеялся (как оказалось, напрасно), что он снова застрял где-нибудь на полдороге. Вскоре Танрольф стал заходиться страшным кашлем и захотел повернуть назад, но я продолжал подгонять его. Он пытался сказать, что прикажет своим людям убить меня, и временами умудрялся выговорить свою угрозу почти внятно. Но я делал вид, будто не разбираю слов, и по-прежнему дергал за сковывавшую нас цепь и все повторял, чтобы он пошевеливался.

Вскоре отверстие вновь начало расширяться; теперь мы спускались не по стенке узкого жерла, а по склону скалы. Танрольф снова упал. Он уже падал с дюжину раз, но впервые сорвался вниз. Я поймал цепь, и он повис на ней. Пытаясь подтащить его к месту, где имелась опора для ног, я увидел глубоко внизу Поука и одного из муспельских драконов, направлявшегося к нему.

Едва ли двое мужчин когда-либо спускались по скалистому склону быстрее, чем мы с Танрольфом тогда. В считаные секунды мы достигли дна провала, и я криком предупредил Поука об опасности и завопил на дракона, но тут Танрольф выхватил меч и попытался убить меня. Я поймал его за кисть, заломил ему руку за спину, и он выронил меч.

Тут трудно описать все толком, поскольку все происходило очень быстро. Я не мог следить за драконом, пока боролся с Танрольфом, но знал, что он приближается к Поуку, и приближается быстро. Мне нужен был меч. Да, я говорил, что не возьму в руки ни одного меча, кроме обещанного мне Дизири, но сейчас он был нужен мне позарез. Он оставался нашей единственной надеждой, а Танрольф, находись клинок у него, попытался бы убить меня, а не дракона.

Как я сказал, Танрольф выронил меч, и тот упал в глубокую расселину. Из расселины вырывались языки пламени, и я не видел меча в глубине. Я стремительно развернулся кругом ровно в тот момент, когда дракон придавил Поука к земле передней лапой. Вообрази огромную змею, крокодила размером с подводную лодку и птеродактиля. Соедини в одно целое все самые жуткие части перечисленных существ – и ты получишь представление о драконе. Он страшнее каждого из них по отдельности и страшнее, чем все они, вместе взятые.

Я поднял с земли камень. Он обжигал пальцы, но я с размаху швырнул им в чудовище. Дракон зашипел, словно паровая труба, и широко разинул пасть. Вместо языка я увидел в ней лицо Гарсега.

– Сэр Эйбел, почему вы нападаете на меня? – спросил он.

Я объяснил, что Поук мой друг, и сказал, что, если он убьет Поука, ему придется убить и меня тоже.

– А если не убью? – Гарсег улыбнулся мне из драконьей пасти. Его лицо было в три раза больше против прежнего.

– Тогда я останусь в живых и выполню свое обещание. Я обещал сразиться с Кулили и сдержу свое слово.

Тут он расправил крылья. Он и так казался огромным, но с расправленными крыльями стал больше любого самолета, какие мне доводилось видеть. Он плавно взмыл ввысь, подняв ураганной силы воздушную волну, которая подхватила с земли тучи песка, камни, снопы искр и нас – а потом швырнула нас обратно, и мы покатились кувырком по

плоской поверхности с такой скоростью, словно скатывались по откосной стенке воронкообразного жерла Огненной горы.

Потом он скрылся из виду. Подняв глаза, я увидел дракона высоко в небе, и даже там он казался огромным со своими распростертыми крыльями. Подернутое красной пеленой пыли и освещенное полыхающими внизу огнями, небо выглядело жутко. Но в самой вышине, где проплывают легчайшие полупрозрачные облачка, виднелся Эльфрис: прекрасные деревья и горы, снег и цветы.

Я не мог разорвать цепь, приковывавшую Поука к камню, но я встал на нее обеими ногами и выдернул из камня железную скобу. В противном случае мы с Танрольфом вряд ли смогли бы протащить Поука вверх по скалистому склону, а потом по откосной стенке жерла Огненной горы.

Нам и так далось это с великим трудом. Мы часто останавливались передохнуть, задыхаясь от дыма и судорожно кашляя. У нас обоих так пересохло во рту, что мы едва ворочали языком, но я все же попытался объяснить Танрольфу, что несколько дней, проведенных нами в недрах Огненной горы, могут оказаться неделями, если не месяцами, когда поднимемся наверх.

– Если мы вообще когда-нибудь поднимемся, сэр Эйбел.

Он взвалил на плечи Поука и стал карабкаться дальше по склону. У Поука были сломаны обе ноги, и он то приходил в сознание, то надолго отключался. Танрольф тащил его на своих плечах, покуда не начинал падать от усталости, и тогда нести Поука приходилось мне. Но Танрольф ни разу не попросил меня взять ношу. Ни разу. Я осознал это лишь впоследствии.

Мы поднимались все выше и выше. Казалось, здесь что-то неладно: путь вниз явно был гораздо короче, чем уже проделанный путь наверх, а мы все еще не приблизились к выходу из Огненной горы. Мы находились уже не в Муспеле, но в другом мире – мире скал и камней, невыносимого жара и удушливого дыма, обволакивавшего нас со всех сторон. Я знал, что в любом случае все мы погибнем, и если я сброшу со своих плеч Поука, он умрет быстрее, а я легче. Но врожденное упрямство не позволяло мне пойти на такое. Это продолжалось страшно долго, целую вечность. Тогда мне казалось, что у меня никогда не было никакого старшего брата в Америке и я никогда не находил в лесу апельсинового дерева и не жил в лесной лачуге с Бертольдом Храбрым. Тогда для меня действительно не существовало ничего, кроме необходимости упорно карабкаться по крутому склону, задыхаясь и кашляя.

Я ощутил дуновение свежего ветра. Он пах странно и оставлял странный привкус на губах, но он веял прохладой, а я так долго жарился внизу и получил так много ожогов, что не обратил на странный запах никакого внимания. Я посмотрел наверх, пытаясь определить, откуда дует ветер и насколько крут следующий участок склона, – и увидел звезды. Я никогда не забуду этой чудесной картины и если сейчас закрою глаза, она снова встанет передо мной. Ты понятия не имеешь, что такое звезды и насколько они прекрасны.

Но я знаю.

Глава 31

СНОВА В МОРЕ

Самая яркая, самая близкая звезда горела под нами: костер у подножья нижней лестницы. Мы двинулись вниз, очень медленно, на ходу запихивая в рот пригоршни снега. Я тащил на плечах Поука и поддерживал Танрольфа. Мы находились недалеко от нижней ступеньки, когда Танрольф воскликнул:

– Ауд!

Сидевшие у костра мужчины вскочили на ноги, а Танрольф нетвердой поступью преодолел последние несколько ступенек и стал обнимать своих подданных, плача от радости. Я положил Поука на землю у костра, распорол обе штанины и с радостью убедился, что переломы у него не открытые. Бертольд Храбрый говорил мне об опасности открытых переломов, когда однажды я упал с дерева, и сказал, что в таких случаях люди обычно умирают.