Рыцарь короля
Шрифт:
– Дикая Охота!
– шептали они.
Их призрачные предки, бывшие властители этих мест, мчались по небу, взывая к ним.
– Это плохой знак, - мрачно произнес Антуан де Лальер.
– Он предвещает войну и смерть...
– Неужели понадобилась гроза, чтобы тебе в голову пришла эта мысль? отозвался маркиз.
– Я весь вечер только о том и толкую, но ты ничего не слышишь... Ну что ж, значит, поверь ветру, если не поверил мне. И подумай наконец своей головой...
Его взгляд скользнул по де Норвилю.
– Было бы меньше войн, если
Но де Лальер смотрел мимо него.
– Слуги с факелами ждут тебя, Дени.
Маркиз поклонился.
– Спасибо тебе. Да хранит Бог это общество.
И в сопровождении Блеза он вышел в прихожую, в кромешную тьму, которую освещали лишь неровный свет факелов в руках двух пажей и отдаленные вспышки молний.
* * *
Пройдя в отведенную де Норвилю спальню, Блез начал укладывать свои вещи обратно в седельные сумки. Дальнейшее сближение с агентом Бурбона стало невозможным. Кроме того, после ссоры с де Вернеем благоразумие подсказывало, что маркизу нужна усиленная охрана, которую не могли обеспечить его слуги, поэтому было решено, что Блез проведет эту ночь у него в комнате.
Он двигался механически. Его сердце переполняла боль. Вспоминая глаза отца и брата, Блез понимал, что эта ночь, вероятно, будет последней, которую он проведет в Лальере. Сегодняшний вечер отсечет все прошлое: отрубит корни и жилы, которые сязывали его с детством, отчим домом, семьей. Отныне и навеки он не принадлежит к своему роду, у него больше не осталось своего места на земле. Но в то же время он ощущал и торжество. Он знал, что сейчас сильнее, чем был прежде.
Закончив распихивать свои пожитки по сумкам, он постоял немного, уставясь на тонкую восковую свечу на ночном столике. Гроза уже пронеслась. В большом зале внизу ещё слышались голоса: заговорщики уточняли свои планы с учетом предостережений де Сюрси. Несомненно, на рассвете к Бурбону отправится гонец со срочным сообщением.
Внимание Блеза привлек свет в дверях, он оглянулся и увидел на пороге мать. Она вошла как всегда спокойно и поставила свою свечу рядом с той, которую принес Блез; потом постояла минуту, глядя ему в лицо.
– Печальное возвращение домой, сын мой.
– Ты знаешь, что произошло?
– Да, я слушала у боковой двери. Мне нужно было знать.
Он бепомощно развел руками, но не нашелся, что сказать.
– Ты вырос, сынок, - вдруг заметила она.
– Я думала, ты никогда не повзрослеешь... Ты поступил, как мужчина. Я горжусь тобой.
– Значит, ты не... ты не...
– проговорил ошеломленный Блез.
– Нет. Ты поступил правильно. Знаешь пословицу: "Умный держится против ветра, дурак позволяет ветру нести себя". Я не могу твердо сказать, что сделала бы на твоем месте, но ты поступил хорошо. Ты решился на трудный выбор.
Он пожал плечами:
– Да... И теперь...
– И теперь тебе придется платить за это.
– Она шагнула вперед и взялась руками за края его короткого плаща.
– Твой отец и брат будут
Он прикрыл её руки своими ладонями.
– Ты понимаешь, почему я так поступил?
– Да. Нелегко выбирать между прошлым и будущим. Но будущее больше, чем прошлое, Франция больше, чем Форе...
– Она подняла лицо к нему, и он увидел слезы в её глазах.
– Но слушай, сынок. Никогда не думай, что у тебя нет домашнего очага и приюта. Они здесь...
– Она прижала руки к груди.
– Они здесь. Всегда.
Она крепко обняла его. Он ощутил её тепло, утешающее и исцеляющее.
– Для того и существуют матери, - добавила она. А потом, немного устыдившись такого открытого проявления чувств, отстранилась.
– Я возлагаю на тебя большие надежды, Блез. Сделай так, чтобы я тобой гордилась. Если любишь меня, стань великим человеком. Обещай мне.
Блеза поразили её слова, они были как бы отзвуком новых мыслей, только-только начавших бродить, словно дрожжи, у него в голове. Но он смог лишь улыбнуться в ответ.
– Кем бы ты хотела меня видеть? Капитаном над сотней кавалеристов? Маршалом Франции?
– Это был бы успех, - ответила она.
– Но величие не определяется успехом или удачей. Оно в умении видеть дальше и глубже других... И в готовности забыть о себе ради великого дела.
Он кивнул:
– Я понимаю, о чем ты говоришь.
– Твой отец и Ги, - продолжала она, - погубят себя ради монсеньора де Бурбона. И поскольку жертва их бескорыстна, они заслуживают прощения. Но они слепы. Они не видят, что красивые фразы не могут заменить мыслей и прошлое не в состоянии соперничать с будущим. Сегодня вечером ты стал свободным человеком. Думай о случившемся именно так и не считай, что ты отвержен...
– Спасибо тебе, - произнес он хриплым голосом.
– Я только теперь постиг твою мудрость и величие души, и для меня честь быть твоим сыном.
– Такая уж честь...
– Она погладила его по волосам, задержав на минуту руку.
– Лохматый ты мой!..
– и улыбнулась.
А потом снова стала серьезной.
– Послушай, Блез, ты должен помнить о сестре. Если падет герцог Бурбонский и король станет мстить, может оказаться так, что мы не сумеем её обеспечить...
Она запнулась на этой безрадостной ноте. Потом вдруг ахнула:
– О Господи, за всей этой суетой внизу я совсем забыла о Рене. Я даже не знаю, пришла ли она...
Блез застегивал сумки.
– Да конечно же пришла. По-твоему, они остались бы в саду во время грозы? Ты найдешь её уже в постели, она спит.
– Дай-то Бог! Подожди, пока я взгляну на нее. Никогда я не была такой забывчивой...
Мать торопливо выбежала, а он остался на месте, задумчивый и отрешенный. Но вскоре она вернулась.
– Ты был прав. Она крепко спит...
Мадам де Лальер не догадывалась, что Добрые Дамы позаботились о Рене и уложили её в постель ровно за пять минут до прихода матери.