Рыцарь короля
Шрифт:
— К вашим услугам, — повторил Блез, и шрам у него на носу заметно побелел. — Ты, конечно, не настолько самонадеян, чтобы добиваться чести получить трепку от самого господина маркиза. У него найдутся дела посерьезнее. Но он не лишит этого удовольствия меня. Я тебе дам удовлетворение — в конном или пешем поединке, любым оружием, которое ты выберешь. Или сейчас же…
— Хватит! — голос маркиза был подобен удару топора. — Ты что, собираешься драться с пьяным олухом? Я вообще жалею, что дал ему оплеуху. Удовлетворение, как же! С таким управляются лакеи…
Гроза,
Де Норвиль, используя все влияние, которое давало его положение при герцоге, поспешил к де Вернею, и ему удалось отвести в сторону буяна и его сторонников. Почти сразу же они сбились в молчаливую группу, внимательно слушавшую то, что говорил де Норвиль. Другие, напуганные бурей, замерли неподвижно. На людей нахлынули суеверные страхи, принесенные на крыльях воющего ветра.
— Дикая Охота! — шептали они.
Их призрачные предки, бывшие властители этих мест, мчались по небу, взывая к ним.
— Это плохой знак, — мрачно произнес Антуан де Лальер. — Он предвещает войну и смерть…
— Неужели понадобилась гроза, чтобы тебе в голову пришла эта мысль? — отозвался маркиз. — Я весь вечер только о том и толкую, но ты ничего не слышишь… Ну что ж, значит, поверь ветру, если не поверил мне. И подумай наконец своей головой…
Его взгляд скользнул по де Норвилю.
— Было бы меньше войн, если бы ловкие мошенники не рассчитывали извлечь из них выгоду.
Но де Лальер смотрел мимо него.
— Слуги с факелами ждут тебя, Дени.
Маркиз поклонился.
— Спасибо тебе. Да хранит Бог это общество.
И в сопровождении Блеза он вышел в прихожую, в кромешную тьму, которую освещали лишь неровный свет факелов в руках двух пажей и отдаленные вспышки молний.
Пройдя в отведенную де Норвилю спальню, Блез начал укладывать свои вещи обратно в седельные сумки. Дальнейшее сближение с агентом Бурбона стало невозможным. Кроме того, после ссоры с де Вернеем благоразумие подсказывало, что маркизу нужна усиленная охрана, которую не могли обеспечить его слуги, поэтому было решено, что Блез проведет эту ночь у него в комнате.
Он двигался механически. Его сердце переполняла боль. Вспоминая глаза отца и брата, Блез понимал, что эта ночь, вероятно, будет последней, которую он проведет в Лальере. Сегодняшний вечер отсечет все прошлое: отрубит корни и жилы, которые сязывали его с детством, отчим домом, семьей. Отныне и навеки он не принадлежит к своему роду, у него больше не осталось своего места на земле. Но в то же время он ощущал и торжество. Он знал, что сейчас сильнее, чем был прежде.
Закончив распихивать свои пожитки по сумкам, он постоял немного, уставясь на тонкую восковую свечу на ночном столике. Гроза уже пронеслась. В большом зале внизу ещё слышались голоса: заговорщики уточняли свои планы с учетом предостережений де Сюрси. Несомненно, на рассвете к Бурбону отправится гонец со срочным сообщением.
Внимание Блеза привлек свет в дверях, он оглянулся и увидел на пороге мать. Она вошла как всегда спокойно и поставила свою свечу рядом с той, которую принес Блез; потом постояла минуту, глядя ему в лицо.
— Печальное возвращение домой, сын мой.
— Ты знаешь, что произошло?
— Да, я слушала у боковой двери. Мне нужно было знать.
Он бепомощно развел руками, но не нашелся, что сказать.
— Ты вырос, сынок, — вдруг заметила она. — Я думала, ты никогда не повзрослеешь… Ты поступил, как мужчина. Я горжусь тобой.
— Значит, ты не… ты не… — проговорил ошеломленный Блез.
— Нет. Ты поступил правильно. Знаешь пословицу: «Умный держится против ветра, дурак позволяет ветру нести себя». Я не могу твердо сказать, что сделала бы на твоем месте, но ты поступил хорошо. Ты решился на трудный выбор.
Он пожал плечами:
— Да… И теперь…
— И теперь тебе придется платить за это. — Она шагнула вперед и взялась руками за края его короткого плаща. — Твой отец и брат будут вместе с герцогом. Мой долг — оставаться с ними. Я знаю, как тяжело тебе покидать нас.
Он прикрыл её руки своими ладонями.
— Ты понимаешь, почему я так поступил?
— Да. Нелегко выбирать между прошлым и будущим. Но будущее больше, чем прошлое, Франция больше, чем Форе… — Она подняла лицо к нему, и он увидел слезы в её глазах. — Но слушай, сынок. Никогда не думай, что у тебя нет домашнего очага и приюта. Они здесь… — Она прижала руки к груди. — Они здесь. Всегда.
Она крепко обняла его. Он ощутил её тепло, утешающее и исцеляющее.
— Для того и существуют матери, — добавила она. А потом, немного устыдившись такого открытого проявления чувств, отстранилась. — Я возлагаю на тебя большие надежды, Блез. Сделай так, чтобы я тобой гордилась. Если любишь меня, стань великим человеком. Обещай мне.
Блеза поразили её слова, они были как бы отзвуком новых мыслей, только-только начавших бродить, словно дрожжи, у него в голове. Но он смог лишь улыбнуться в ответ.
— Кем бы ты хотела меня видеть? Капитаном над сотней кавалеристов? Маршалом Франции?
— Это был бы успех, — ответила она. — Но величие не определяется успехом или удачей. Оно в умении видеть дальше и глубже других… И в готовности забыть о себе ради великого дела.
Он кивнул:
— Я понимаю, о чем ты говоришь.
— Твой отец и Ги, — продолжала она, — погубят себя ради монсеньора де Бурбона. И поскольку жертва их бескорыстна, они заслуживают прощения. Но они слепы. Они не видят, что красивые фразы не могут заменить мыслей и прошлое не в состоянии соперничать с будущим. Сегодня вечером ты стал свободным человеком. Думай о случившемся именно так и не считай, что ты отвержен…
— Спасибо тебе, — произнес он хриплым голосом. — Я только теперь постиг твою мудрость и величие души, и для меня честь быть твоим сыном.