Рыцарь короля
Шрифт:
Выражение «Клянусь праздником тела Господня», которое было любимой божбой Баярда, напомнило Блезу один давний, почти забытый случай. Дело было два года назад, во время отчаянной обороны Мезьера против намного превосходящих сил, когда Баярд отражал последнее имперское вторжение. Уже тогда вовсю спорили о деле Бурбона.
Бравый капитан и ещё несколько человек, среди них и Блез, сидели за обедом — если кусок убитого мула с водой можно назвать обедом, — и Баярд со свойственной ему веселой улыбкой прислушивался к общему разговору. Наконец он сказал:
— Клянусь праздником тела Господня, я такой же хороший друг мсье коннетаблю, господа. И я сожалею о его бедах. Но когда дело доходит до того, чью сторону взять… Так вот: я знаю только две вещи — Бога и Францию. Для простого человека этого достаточно.
В то время Блеза гораздо больше занимало жесткое мясо, чем замечание Баярда. Но сейчас, после ответа маркиза на слова де ла Суша, оно вновь прозвучало у него в мыслях — с силой откровения.
Франция! Не то или иное герцогство, а Франция!
Антуан де ла Лальер взорвался:
— Хватит с нас пререканий! Если монсеньор де Воль предпочитает поддерживать тирана, пусть улаживает это дело со своей совестью. По крайней мере он говорил смело и честно, и я благодарен ему за это. Что же касается меня, — грубое лицо де Лальера стало ещё больше похоже на высеченное из гранита, — что касается меня, то я не буду раболепствовать и пресмыкаться из страха перед королем. Я не буду плясать по новой моде. Мне больше подходят старые обычаи — старая верность, старинное достоинство, клянусь Богом! Плевать я хотел на это новое столетие! И коль дело дойдет до того, чтоб помирать, то я хотя бы избавлюсь от ваших новых мод…
Он поднял руку:
— Благородные господа! В хорошую погоду и в ненастье — я с герцогом.
Взметнулись другие руки:
— И я… И я…
Так сильно было общее настроение, что никто не осмелился отступить, хоть некоторые руки и тянулись вверх довольно медленно.
Дени де Сюрси откинулся на спинку кресла. Он сделал все, что мог. В эту минуту глаза его остановились на Блезе. Он мог догадаться, каким будет выбор молодого человека, и заранее простил его. В двадцать три года одобрение близких людей, слова «честь»и «благородство» перевешивают все остальное — именно так, наверное, и должно быть…
Все уставились на Блеза. Он сидел, сжав кулаки, понимая, что означают эти поднятые руки.
Антуан де Лальер старался говорить ровным голосом:
— А ты, сын мой?
У Блеза пересохло во рту. Ему было трудно даже просто говорить, не то что выбирать слова.
Но наконец он сказал:
— Нет. Я буду верен присяге, данной королю.
Он услышал презрительный ропот вокруг стола и не осмелился поднять взгляд на отца. И потому не увидел, как вдруг по-новому вспыхнули глаза Дени де Сюрси.
Глава 7
Обильная еда, обильная выпивка и бурные эмоции раскалили настроение до точки взрыва. Наглость некоторых гостей из молодых начала проявляться в беззастенчивых замечаниях и насмешках.
Чтобы не доводить дело до беды, маркиз обратился к Антуану де Лальеру, который после заявления Блеза не проронил ни слова.
— Ну что же, кум, после того, как мы возблагодарим Господа, прошу твоего разрешения откланяться. Тебе и твоим друзьям надо обсуждать ваши планы. А мне — выезжать завтра на рассвете… Если погода позволит, — добавил он, потому что на дом налетел первый порыв бури и по залу пронеслась волна холодного воздуха.
Не отвечая, де Лальер встал, и по этому знаку поднялись все, обнажив и склонив головы. Привычка заставила их искренне отдаться краткой молитве. Однако, едва она окончилась, языки развязались снова.
Обогнув стол, Блез присоединился к де Сюрси. Отец и брат, казалось, не замечали его, и он избегал смотреть на них.
— Итак, доброй ночи всему обществу, — произнес маркиз.
Однако ему не удалось уйти без заключительной стычки. Рауль де Верней, здоровенный неповоротливый молодой помещик, загородил маркизу выход. В округе побаивались этого громилу и смутьяна, но его физическая сила и самоуверенная манера поведения привлекали молодых сельских дворян. Его тупое лицо после выпивки налилось кровью. Он явно собирался порисоваться перед друзьями. Возвышаясь над маркизом, который был ниже его на целую голову, де Верней злобно пялился на него, но де Сюрси держался так, что тот выглядел перед ним неотесанным мальчишкой.
— Одну минутку, господин мой, если вы не против!
— Ну?
— Мне бы хотелось задать ещё один вопрос…
— Ну?
Де Верней демонстративно подмигнул своим приспешникам, которые с готовностью придвинулись ближе.
— Вы были настолько любезны, отвечая тут на вопросы… Я не хотел бы навязываться вам…
— Ближе к делу, мсье.
Язык у де Вернея заплетался, но он кое-как сумел доковылять до следующей фразы:
— Вы уверены, что это вас не затруднит?
Со снисходительностью человека, которому приходится говорить с пьяным, маркиз сказал, что нет, не затруднит.
— Ну, тогда, монсеньор, — де Верней снова оглянулся на своих сторонников, — тогда нам хотелось бы узнать, когда вы в последний раз целовали королю задницу.
Его гогот слился со звуком пощечины, которую отвесил ему де Сюрси.
Де Верней отшатнулся, но тут же с ревом бросился в драку. Однако столкнулся он не с маркизом, а с Антуаном де Лальером, который встал между ними. Лицо старика было достаточно грозным, чтобы утихомирить буяна.
— Вот как! Ты оскорбляешь моего гостя в моем доме? И не хватайся за нож, а не то, клянусь Богом!.. Здесь я хозяин!
Но де Вернея не так просто было укротить.
— А что, не все гости одинаковы? Вы видели — он меня ударил. Я требую удовлетворения…
Чья-то рука схватила крикуна за плечо и резко повернула кругом.
— К вашим услугам, — сказал Блез.
Какое это было облегчение — после всей муки нынешнего вечера броситься в такое простое дело, как поединок!