Рыцарь короля
Шрифт:
От веселья, прозвучавшего в её голосе, щеки Блеза покрылись густым румянцем. Она что, считает его робким простофилей или святым Иосифом Прекрасным? 39 Видит Бог, не стоит ей подстрекать его к тому, чтобы он её скомпрометировал. У него вспыхнули глаза.
— Я всего лишь человек, мадемуазель, — парировал он.
И был поражен — так внезапно изменилось её лицо. Она наклонилась вперед, положив руки на стол ладонями вверх:
— Знаете, по-моему, её высочество и рассчитывает на то, что мы с вами — всего лишь люди… Она из тех, кто играет на человеческих чувствах, как музыкант на своей лютне. Она знает, что мы молоды, что сейчас лето… И ненавидит меня, потому что я нравлюсь королю и потому, что не рабыня ей. Мсье, я говорю это, чтобы показать, что я начеку, — и остерегаюсь не вас, а себя. Я не согласна быть марионеткой в руках регентши… А вы?
39
Красота Иосифа пленила жену Потифара, начальника телохранителей египетского фараона, но юноша устоял против соблазна.
В её вопросе не прозвучало ни вызова, ни требования. Он выражал неуверенность, словно она говорила с кем-то, кто мог не понять её.
— Договорились, — сказал Блез, хотя в эту минуту, под влиянием её чар, он вовсе не был уверен в себе.
Последовала пауза. Он удивился, когда она вдруг заметила:
— Лучше бы вы были другим.
— Каким?
— Ну, кавалером обычного сорта — из стали и кожи. Подобного проще держать в руках… Но такой, как вы есть… — Она покачала головой. — Не повезло мне… боюсь, что вы из самой опасной породы…
— Сожалею, миледи… Что вы имеете в виду?
— Просто, что… — Она спохватилась. — Нет, не скажу. Возможно, тогда вы не будете опасны.
«Уж не кокетничает ли она?» — подумал Блез.
Но Анна не улыбалась. Внезапно отстранившись, она встала и плотнее завернулась в плащ.
— Когда, по-вашему, мы должны выехать? Перед рассветом?
Он кивнул:
— Чем раньше, тем лучше. Я сейчас повидаюсь с хозяином гостиницы — сочиню какую-нибудь басню и оплачу счет. После этого у нас останется, должно быть, около десяти крон на двоих. Этого достаточно, если мы поедем быстро и не будем тратиться ни на что, кроме ночлега. Ну, а как насчет мадам де Перон и остальных?
Анна пожала плечами:
— Как-нибудь устроятся. У неё достаточно денег в кошельке, чтобы вернуться со слугами в Фонтенбло. Бог ты мой! Буря её гнева будет гнать нас отсюда до самой Савойи!
— Ваши седельные сумки уложены?
— Уложу сейчас, пока мадам и Жаннетта спят. Увы! Такие красивые платья придется бросить! — Она постояла в задумчивости. — Может быть, я смогу взять одно. Это позволит мне хоть иногда освобождаться от штанов… Святые угодники! И как только вы, мужчины, можете мириться с такими тесными штуками — чудеса, да и только! Итак, мсье, до завтра!
У двери она подала Блезу руку, он склонился к ней и задержал руку на миг дольше, чем следовало, но Анна не протестовала.
На дороге за Сансом, в первом свете утра, пока копыта несущихся галопом лошадей поднимали тучи пыли, отделяющие их от ещё спящего города, Аннa Руссель взмахнула над головой хлыстом, обогнала Блеза на пару ярдов и, обернувшись, закричала со смехом:
— Догоните меня! Догоните, мсье де Лальер! Вызываю вас на состязание!
Ее плащ полоскал на ветру; ритм галопа все ускорялся. Она весело запела по-английски песенку, слов которой Блез не понял:
Седлай вороного, седлай,
Или седлай мне гнедого,
Коня, что резвее всех…
Но он чувствовал их ритм, улавливал мелодию — и в эту минуту не поменялся бы местами ни с одним земным властителем.
Глава 18
Вильнев, Жуаньи, Тоннер — двадцать одна лига.
Анси, Нюитсу-Равьер, Ализ-Сен-Рен — пятнадцать лиг.
Сальмез, Мален, Дижон — пятнадцать лиг…
Святой Павел, как ездит верхом эта девушка! Даже Блез чувствовал усталость, а она выглядела такой же бодрой, как в то первое утро, когда они выехали из Санса. Лошадям нужно было отдохнуть в Дижоне, а ей — нет.
— Можно позволить себе перевести дух, — заметил Блез по этому поводу. — Если только король не послал всадников сразу же после возвращения и если погоня не покроет за два дня то расстояние, на которое нам понадобилось четыре, — а это, Бог свидетель, им никак не под силу, — то мы в достаточной безопасности. Кроме того, до границы не более дня езды. Думаю, что даже Пьер де Варти (он назвал имя самого известного королевского курьера) не сможет нас догнать.
Прибыв в Дижон минувшей ночью, они позволили себе роскошь поспать до самой обедни и сейчас сидели за трапезой. Гостиница «Три фазана», где они остановились, выдав себя за брата и сестру, после придорожных трактиров казалась землей обетованной. Они завтракали вдвоем в красивой комнатке с круглыми окнами, выходящими на улицу.
— Вероятно, вы правы, — согласилась она. — Но я не буду спокойна, пока мы не пересечем границу у Сен-Боннет-ан-Брес. Потом можно позволить себе ехать и медленнее. Если лошади выдержат, я хотела бы тронуться после обеда. — Она улыбнулась ему. — Вы устали, господин де Лальер?
— Нет… Но иногда мне хочется, чтобы устали вы, мадемуазель. И если бы лошади умели говорить, они, уверен, поддержали бы меня.
Она покачала головой:
— Не надо сваливать на лошадей. Я согласна, вино здесь превосходное, пища прекрасная, постели удобные. Но, мсье, мы пришли в этот мир не для того, чтобы тешить свои желудки, а чтобы трудиться в поте лица своего и заслужить славу. Так что, если ваша временная сестрица в состоянии уговорить вас, позаботьтесь, пожалуйста, о лошадях. Мы могли бы к вечеру поспеть в Сен-Боннет.
Блез шутливо застонал:
— Ну дайте мне хотя бы покончить с телятиной! От нашей беспокойной жизни я уже похудел на десять фунтов. Когда мы достигнем Женевы, от меня останется один скелет. Сломить силы человека, осудить вожделения его и очистить его для царствия небесного — нет для этого лучше диеты, чем романтика… Знаете, о чем я больше всего мечтаю — и давно?
— Нет, мсье.
— О компаньонке.
Она расхохоталась:
— Бедняжка! Неужто все так плохо?
— Хуже некуда, — широко улыбнулся он.
— Ну ладно, в таком случае можете сидеть за столом лишние полчаса — тридцать минут счастья. Пусть никто не назовет меня погонщиком рабов. А я возьму себе ещё одного голубя.
Они естественно и часто переходили на шутливый тон — отчасти потому, что в дороге, когда приходится долгие часы ехать рядом, стремя в стремя, во время коротких гостиничных передышек соблюдать формальную вежливость просто глупо; но главным образом, несомненно, потому, что посмеиваться друг над другом было безопаснее, чем принимать эти двусмысленные дружеские отношения всерьез. Юмор был своеобразной защитной маской.