Рыцарь-крестоносец
Шрифт:
Он рассчитывал, что такая тактика сработает, и помнил предостережение Жильбера. Существовали две мишени, куда мог целиться поединщик: щит или шлем. Первая цель была больше, и, следовательно, попасть в нее было легче, к тому же шлем противника только наполовину выглядывал из-за щита. Зато удар по шлему означал почти верную победу. Если всадник не мог уклониться от удара или не падал с коня, то зачастую от такого удара ломались шейные позвонки. Опытные рыцари всегда целились в шлем, и Филипп тоже не отступал от этого правила, участвуя в поединках в таком далеком теперь Леванте. На этот раз он решил поступить иначе. Возможно, целиться в шлем не будет нужды: Филипп заметил, что под противником очень своенравный конь.
Герольд посмотрел на обоих всадников и, увидев, что они готовы, поднял свой жезл. Заиграли фанфары, и толпа невольно подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть, что произойдет в тот момент, когда лошади поравняются друг с другом. Кони быстро набирали скорость, и вот уже два копья неслись навстречу друг другу.
Филипп ощутил обычное волнение; холодный ветер врывался в прорези его шлема, и он сосредоточил взгляд на щите Мориса, не обращая внимания, как все знающие воины, на острие копья. Саладин нес его вперед на полной скорости. Острие копья было направлено прямо в щит противника. Филипп крепко сжал ногами бока Саладина, наклонился вперед и сжал зубы.
Куда попало ему копье Мориса, он не почувствовал, но зато рука его ощутила привычную отдачу; древко задрожало. Проезжая мимо, он краем глаза увидел, как фигура противника заваливается назад.
Резко натянув поводья, он остановил Саладина. Оглянувшись, Филипп увидел лошадь без всадника, уже пощипывавшую травку на обочине дорожки, а ее незадачливый наездник на коленях стоял на земле. Толпа осыпала Филиппа градом восторженных аплодисментов, на помосте взметнулись в воздух разноцветные шелковые платки, и Филипп, благодаря публику за поддержку, потряс в воздухе копьем. Оруженосец сира Джона снял с него шлем, и Филипп заботливо наклонился над своим противником.
– Надеюсь, я не ранил вас, сир Джон? – спросил он.
Лицо Джона Таунтонского заливал румянец стыда – еще бы, вылететь из седла на глазах огромной толпы, но, услышав слова Филиппа, он рассмеялся и помотал головой.
– Нет, нет, мессир Филипп. Для меня большая честь участвовать в заезде вместе с вами, – без тени обиды проговорил он.
И Питер, и Жильбер тоже выиграли свои поединки, а Филиппу предстояло в тот день участвовать еще в одном заезде. Жильбер без труда победил своих противников. Он действовал так, как только и можно было от него ожидать: осторожно, методично и со знанием дела, и Филипп знал, что в финальном поединке ему предстоит сразиться с искусным и ловким противником.
В тот вечер за трапезой в главной башне замка собралось много народа. На возвышении были поставлены дополнительные столы для многочисленных гостей, а слугам и оруженосцам, сопровождающим на турнире своих господ, пришлось стоять. Филиппа усадили на почетное место рядом с самим графом, а по другую его руку сидела леди де Клер. Это была темноволосая, величественного вида женщина, богато и со вкусом одетая, и судя по ее манерам, всецело понимающая свое выдающееся положение в обществе, будучи титулованной первой леди Марчеса.
Филипп, окинув взглядом трапезную, слегка улыбнулся, заметив, как Жильбер искоса наблюдает за ним. Судя по всему, по западным меркам, трапезная являла собой образец английской роскоши, но Филиппу все казалось тусклым и грубым. Стены поражали наготой; у огромного камина лежали сваленные в кучу поленья, и дым от него витал по всей комнате. На стенах на вбитых в щели между камнями кольях висели светильники, излучая блеклое сияние, а воск с горящих свечей капал прямо на высокий стол. Большая часть зала оказалась погружена в полумрак, а высокий потолок со стропилами вообще растворялся в темноте. Кроме того, пол был очень грязный. Жильбер убедил Филиппа приобрести в Лондоне теплый плащ с меховой опушкой, и теперь Филипп от всей души радовался, что послушал совета своего друга: из-за сильных сквозняков у него стыли плечи и ноги.
Он заметил, что с ним обращаются, как с почетным гостем. Конечно, главной причиной такого уважения стала завоеванная им в крестовом походе репутация отважного рыцаря, но частично он был обязан теплому приему своей дружбой с королем. Еще прежде чем закончилась трапеза, он договорился с графом, что возьмет его сына, юного Ричарда де Клер, к себе в оруженосцы. Мальчик как член такой богатой и знатной семьи должен, по обычаю, быть отправлен ко двору короля для получения там надлежащего образования, но теперь, когда в отсутствие короля Ричарда к власти пришел принц Джон, это едва ли становилось возможно, поскольку де Клер не пользовался симпатиями принца.
Филипп горел желанием узнать еще что-нибудь о Лланстефане, и сидящий рядом отец Питера, сир Джеффри де Шавос, охотно рассказал ему все, что знал сам. Достойный мессир де Шавос на вид казался угрюмым человеком. Его лоб от постоянных забот был изборожден глубокими продольными морщинами; еще две глубокие складки сбегали прямо от широких крыльев к уголкам рта, опущенным, словно от непрерывных огорчений, книзу. Даже в голосе его всегда звучала печаль.
– Боюсь, должен вас огорчить, мессир Филипп, – сказал он. – В Лланстефане сейчас разместился де Бриоз.
Филипп, никогда раньше не слышавший этого имени, сразу же спросил:
– Де Бриоз? Кто это?
– Это кузен последнего д'Юбиньи. После его смерти он присвоил поместье.
– Я знаю его, – вступил в разговор граф, и в голосе его прозвучали нотки неприязни. – Но ведь законным наследником являетесь вы, барон?
– Так мне сказали в Лондоне нотариусы.
– Что ж, значит, вам придется применить силу, чтобы выгнать оттуда этого самозванца. Мы все будем рады вам помочь, – сказал граф. – Бриоз – это друг принца Джона.
Сир Джеффри печально покачал головой.
– Это будет нелегко, – скептически заметил он. – Лланстефан – это неприступная крепость, мессир. Вам понадобятся орудия для осады и много людей.
«Кажется, – подумал про себя Филипп, – ему доставляет удовольствие сообщать людям дурные вести».
Глава 17
ЗАМОК КИДВЕЛЛИ
Турнир продолжался весь следующий день. На помосте обсуждались шансы разных рыцарей.
– Ну, как вы думаете, есть здесь кто-нибудь, способный дать отпор д'Юбиньи? – спрашивал де Богун.