Рыцарь курятника
Шрифт:
– Пусть войдет, – отвечал Кене, не переставая писать.
– Мы сказали все, что следовало.
Через десять минут герцог и начальник полиции сидели в карете, в которую были запряжены две рослые лошади. Герцог Ришелье протянул ноги на переднюю скамейку. Фейдо де Марвиль, скрестив руки и прислонившись к стенке кареты, был погружен в глубокую задумчивость.
– Она поистине очаровательна! – сказал герцог.
Фейдо не отвечал. Ришелье обернулся к нему и спросил:
– Что такое с вами, мой милый? Вы как будто замышляете преступление. Какой у вас мрачный вид! Что с вами?
Начальник полиции подавил вздох.
– Я встревожен и раздражен, – сказал он.
– Чем?
– Тем, что в эту минуту все обратилось против меня.
– Это каким образом?
– Герцог, – сказал Фейдо, – вы столько раз удостаивали меня своей благосклонностью, что я не могу скрыть от вас того, что чувствую. Я прошу выслушать меня, как друга.
– Я всегда слушаю вас, как друга, Марвиль. Что вы мне скажете?
– Вам известно, что король высказал мне сегодня свое неудовольствие…
– Насчет Рыцаря Курятника?
– Именно.
– Да. Я знаю, что его величеству угодно давно, чтобы этот негодяй сидел в тюрьме.
– Ну, это неудовольствие теперь еще больше увеличится, между тем как я надеялся совсем его избежать.
– Почему?
– По милости этой Сабины Доже.
– А-а! – протянул герцог, качая головой, как человек убежденный.
– Доже – придворный парикмахер. Он причесывает королеву, принцесс. Его влияние в Версале велико: с ним часто говорит король.
– Это правда.
– Это происшествие наделает много шуму. Теперь весь двор им займется. Завтра только об этом и будут говорить.
– Непременно.
– Доже будет требовать правосудия. Его величество захочет узнать подробности, призовет меня и будет расспрашивать. А что я ему скажу?
– То, что вы знаете.
– Я ничего не знаю.
– Черт побери! Это правда.
– Король сегодня упрекал меня за то, что он называет моей небрежностью, а завтра он обвинит меня в профессиональной неспособности, увидев, что я не могу сообщить ему подробных сведений.
– Это может быть.
– Столь многочисленные покушения, остающиеся без наказания, дадут возможность моим врагам вредить мне, а одному Богу известно, сколько их у меня!
– Да, я это знаю, любезный Марвиль. Что вы станете делать?
– Я сам не знаю – это-то и приводит меня в отчаяние! Я не смогу доставить подробных сведений его величеству, и он опять выскажет мне свое неудовольствие. И я не могу подать в отставку, потому что после этого нового злодеяния, оставшегося безнаказанным, все мои ненавистники забросают меня каменьями…
– Что же вы хотите делать?
– Не знаю, совершенно не знаю.
Ришелье наклонился к своему соседу и сказал:
– Ну, если вы не знаете… то знаю я.
– Вы, герцог? Вы знаете, что я должен делать?
– Да.
– Что же?
– Радоваться, а не отчаиваться.
– Как?!
– Хотите меня выслушать? Так слушайте. В голове моей зародилась чудная мысль.
– Мысль?
– Относительно случившегося, которое, вместо того чтобы стать причиной вашего падения, вознесет вас.
– Каким образом?
– Слушайте меня хорошенько, со всем вниманием и, главное, с умом.
– Это нетрудно, потому что я нахожусь вместе с вами.
Герцог достал табакерку, раскрыл ее и взял табак двумя
пальцами.
– Любезный месье де Марвиль, – начал он, – я прежде всего должен сказать вам, что услуга, которую я вам окажу, должна быть следствием услуги, которую вы мне окажете. Я заранее расплачиваюсь с вами.
– Я должен оказать вам услугу, герцог?
– Да, важную услугу.
– Чем могу быть полезен?
– То, о чем я буду вас просить, сделать нелегко.
– Если не совсем невозможно… Но не угодно ли вам будет сказать, в чем дело…
– Любезный де Марвиль, – начал герцог, – дело касается покойной герцогини де Шатору…
– А-а!
– Она умерла только шесть недель назад, умерла, к несчастью для короля и для нас… Эта добрая герцогиня была мне истинным другом… Мы переписывались, особенно после этого несчастного дела в Меце, и в этих письмах я, разумеется, был вполне откровенен; я подавал герцогине советы, которые может подавать только близкий друг…
Герцог делал ударение на каждом слове, искоса поглядывая на начальника полиции.
– Когда герцогиня умерла, – продолжал Ришелье, – отель ее опечатали. Вы помните, что случилось после смерти мадам де Вентимиль, сестры и предшественницы прелестной герцогини, четыре года назад? Отель ее опечатали, и король
приказал принести ему портфель мадам де Вентимиль, чтобы забрать свои письма. К несчастью, кроме писем короля нашлись и другие. Вы знаете, что случилось?
– Многие тогда попали в немилость и были изгнаны.
– Вот именно этого не должно случиться на этот раз.
– Как, герцог?! Вы боитесь?..
– Я боюсь, любезный де Марвиль, чтобы король не рассердился на меня за советы, которые я ей подавал. Самые добрые намерения можно истолковать по-разному.
– Это правда. Но чего же вы желаете?
– Вы не понимаете?
– Нет. Я предпочел бы, чтобы вы объяснились прямо, чтобы я мог услужить вам.
– Я желал бы, чтоб, прежде чем печати будут сняты и король прикажет принести портфель герцогини, мои письма оказались в моих руках.