Рыцарь Курятника
Шрифт:
— Я ничего не помню…
— Ничего? Вы в этом уверены?
— Ничего, кроме острой боли, которую я почувствовала в груди…
— Вы не видели, кто вас ранил?
— Нет.
— Перед вами появилась вдруг тень?
— Я ничего не знаю…
— Как это странно!
Опять молчание воцарилось в комнате. Непроницаемость тайны, окружавшей это роковое приключение, расстроила всех.
Даже и Ролан смотрели на Жильбера. Тот не спускал глаз с Сабины, потом он встал, подошел к кровати, взял обе руки девушки и ласково их пожал.
— Сабина, — сказал он кротко и выразительно, — это не опасение нас огорчить, не страх возбудить мучительное воспоминание — мешают вам говорить?
— О, нет! — сказала Сабина.
— Вы знаете еще что-нибудь, кроме того, что вы нам сказали?
— Больше ничего.
— Вы были ранены неожиданно, неизвестно кем, где и как?
— Я почувствовала холодное железо… и больше ничего! Между той минутой, когда я отворила окно в маленькой комнате, и той, когда я проснулась… я ничего не помню.
— Она говорит правду! — сказала Кино.
— Совершенную правду, — подтвердил Жильбер.
В эту минуту на церковных часах пробило девять. При последнем ударе вдали раздалось пение петуха. Жильбер по-прежнему держал руки Сабины.
— Сабина! — произнес он взволнованным голосом. — Чтобы не оставалось страшных сомнений, терзающих мое сердце, клянитесь мне памятью вашей праведной матери, что вы не знаете, чья рука ранила вас.
Сабина тихо пожала руку Жильберу.
— Мать моя на небе и слышит меня, — сказала она. — Я клянусь перед ней, что не знаю тех, кто хотел меня убить.
— Поклянитесь еще, что вы не могли предполагать, что вам угрожает кто-нибудь.
— Клянусь!
— Еще поклянитесь, что вы не опасаетесь ничего и никого.
— Клянусь! Клянусь перед матерью, что я не знала и не знаю ничего, что могло бы иметь какое-будь отношение к ужасным происшествиям прошлой ночи.
— Хорошо! — сказал Жильбер.
Он наклонился и поцеловал руку молодой девушки, потом медленно поднявшись, сказал:
— До свидания.
— Вы уходите, брат мой? — сказала Нисетта, немного испугавшись.
— Я должен идти в мастерскую, милое дитя, — отвечал Жильбер.
— Я иду с тобой, — сказал Ролан.
— Нет, останься здесь. Завтра утром я приду за Нисеттой и узнаю о здоровье Сабины.
Поклонившись всем окружавшим Сабину, Жильбер вышел из комнаты и поспешно спустился с лестницы.
XVIII. КАРЕТА
Жильбер вышел из дома парикмахера Даже и пошел по направлению к улице Эшель, переходящей в площадь Карусель. Улицы были пусты, небо покрыто тучами, потеплело. Все говорило о наступающей оттепели, и снег, начавший таять с утра, превратил улицы в болото.
На углу улицы Эшель стояла карета, щегольская, без герба, с хорошей упряжью, с кучером без ливреи. Это была одна из тех карет, в которых ездили знатные люди, не хотевшие, чтобы их узнали.
Жильбер, закутанный в плащ, подошел к этой карете. Дверца отворилась. Жильбер вскочил в карету, хотя подножки не были опущены, и дверца тотчас затворилась. Кучер подобрал вожжи, переднее стекло опустилось.
— Красный крест! — сказал Жильбер.
Стекло было поднято, карета поехала, увлекаемая быстрой рысью двух лошадей. Жильбер сел на заднюю скамейку, на передней сидел какой-то человек. У кареты не было фонарей, так что невозможно было различить черты спутника Жильбера. Но одет он был с ног до головы в черное.
— Все было сделано сегодня вечером? — спросил Жильбер, между тем, как карета переезжала площадь Карусель.
— Все, — отвечал другой.
— Ничего не пропущено?
— Ничего.
— Вы следовали моим предписаниям?
— В точности.
— Очень хорошо. А Б.?
— Он не выходил из дома целый день.
— Король охотится в лесу Сенар?
— Да.
— Стало быть, все идет…
— Чудесно!
Жильбер подал рукой знак, что доволен, потом, наклонившись к своему спутнику, сказал:
— Любезный В., я вынужден просить вас об услуге. Что вы скажете?
— Об услуге! — повторил человек в черном. — Можете ли вы употреблять подобное выражение, когда вы обращаетесь ко мне!
— Вы говорите, как Андре!
— Вы сделали для меня еще больше, чем для него.
— Я сделал то, что должен был сделать.
— И я сделаю то, что должен сделать, я буду повиноваться вам без раздумий. Говорите, любезный А. Позвольте мне так называть вас, а вы называйте меня В. В память о 30 января.
— 30 января! — повторил Жильбер, задрожав. — Зачем вы говорите это?
— Затем, чтобы доказать вам, что моя кровь принадлежит вам до последней капли. Мне ведь известно все — вы это знаете. Если вам изменят когда-нибудь, то это могу быть только я, потому что мне одному известна ваша тайна. Итак, моя жизнь в ваших руках, и мне за нее нечего бояться…
Жильбер наклонился к своему спутнику и сказал:
— Вы мне полностью доверяете?
— Я до того слепо верю вам, что если вы захотите, я поверю любому чуду.
— Вы будете действовать?
— Приказывайте.
— Вы знаете Бриссо?
— Эту противную тварь, ремесло которой состоит в том, чтобы расставлять сети честным молодым девушкам и заставлять их падать в бездну разврата?
— Да, речь идет о ней.
— Конечно, знаю.
— Где бы ни находилась эта женщина, она должна быть, волею или неволею, в полночь у Леонарды.
Карета въехала на улицу Бурбон. В. дернул за шнурок, сообщающийся с кучером. В ту же минуту раздалось пение петуха. Карета остановилась, к дверце подошел человек, небрежно одетый, с огромной бородой. Жильбер откинулся назад в угол кареты, закрыв лицо складками плаща. В. наклонился вперед. Хотя ночь была темная, можно было увидеть, что у него на лице черная бархатная маска. Он быстро заговорил шепотом с подошедшим. Тот выслушал внимательно, наклонившись к дверце, стекло которой было опущено. Закончив свою речь, В. прибавил громче: