Рыцарь московской принцессы
Шрифт:
– Ну, Егор, действуй, – передоверил он ему орудие труда. – А я начинаю закидывать.
После первой же порции ингредиентов комната наполнилась дурманящим запахом. Не слишком приятным, но и не особо противным. Через несколько секунд в котел отправилась вторая порция компонентов, затем третья. Кудесник внимательно смотрел на большой старинный будильник в деревянном корпусе, хрипло тикающий на буфете.
Время шло. Минул час. Руки у ребят уже отваливались, но они продолжали по очереди мерно вращать ложкой. Глаза слезились от едких испарений, поднимавшихся из котелка. Им казалось,
На сто десятом ингредиенте запах резко поменялся. По комнате поплыл упоительный аромат малинового шербета. Со сто одиннадцатой добавкой появилась нота молочного шоколада. Ох, как хочется хоть глоток! Егор заметил, что и Зоя жадно облизывается. От Христофора Павловича их желание не укрылось.
– Даже не вздумайте, – предупредил он. – Мне сейчас некогда с вами возиться.
Ровно через два часа после начала процесса старинный будильник прохрипел с буфета:
– Хватит!
И варево совместными усилиями было перелито в большую кружку. Котелок и ложку Христофор Павлович обильно посыпал содой и залил холодной водой.
– Чтобы вам соблазна облизать не было, – пояснил он ребятам.
А Егор еле сдерживался, чтобы не вырвать кружку из рук кудесника. Тот отнес ее в его комнату, запер дверь, положил ключ в карман, велел Зое и Белке спрятаться у себя и не выходить, а сам, взяв мальчика, пошел вместе с ним за трансмагистром.
Глава XII
– Ты помнишь про уговор? – прошептал, едва они вышли на улицу, Христофор Павлович. – То, что ты видел, сохрани в тайне. Зое ни слова, вообще никому…
– Обещаю. То есть клянусь, – вспомнил традиции этого мира Егор.
Спускались тихие туманные сумерки. Все вокруг замерло. Деревья стояли не шелохнувшись. Тревожная тишина. Словно перед грозой.
– Я тебе верю… тебе можно верить, – медленно произнес кудесник. – Иначе я не пропустил бы тебя тогда в лабиринт.
«То есть это он устроил мне испытание? Знал обо мне? – пронеслось в голове у мальчика. – Или Белка потом ему рассказала?» Спросил он, однако, совсем о другом:
– Вы, значит, когда вам надо, умеете в льва превращаться?
– Это дар предков. Передается в нашем роду только мужчинам. Отцу моему он принес несчастье, и он был вынужден навсегда уйти от людей. А мне долгими тренировками и самопознанием удалось научиться им управлять. Теперь я становлюсь таким, только когда не в силах другими средствами защитить того, кто попал в беду.
– А что за ребенок тогда под дубом лежал? Вы его в лес унесли, – вырвалось у Егора.
Христофор Павлович замер как вкопанный.
– Откуда ты знаешь?
– Зеркала в лабиринте мне показали.
– Это далекое прошлое. Ребенка спас мой дед ценой собственной жизни, – глухо проговорил кудесник и умолк.
Егор понял: расспрашивать дальше сейчас бессмысленно. Впрочем, вторая картинка, с черепахой, и сон, который ему привиделся у Ван Ваныча, стал и так ему ясен. Он увидел тогда близкое будущее. Христофор Павлович скрылся
– Ну, что застыл? – тронул его за плечо кудесник. – Не время сейчас любоваться окрестностями. Мы с тобой должны думать лишь о дофине. Без нее здесь скоро все погрузится во мрак Межвековья.
Егор кивнул. Он так же, как Белка, и Христофор Павлович, и Ли-Ли Павловна, на многое был готов ради этой девочки. И не только потому, что его волновала судьба Руссии и Киндии.
Они подошли к сарайчику. Козы встретили Христофора Павловича недовольным блеянием. Особенно возмущался бывший десятилетний, а ныне одиннадцатилетний козел. Он яростно рыл копытом землю, недобро поглядывая красным глазом на связанного Амадеуса. Общество трансмагистра пришлось ему не по нраву.
– Чует умное животное продажную бестию, – заметил Христофор Павлович. – Успокойся, Гидеон, сейчас мы его уведем.
– Бы-ыстре-е, – проблеял Гидеон, впрочем, Егору это могло и послышаться.
Амадеус тоже не возражал покинуть козий дом.
– Иди, но без фокусов, – предупредил его Христофор Павлович.
Амадеус лишь возмущенно хмыкнул в кляп. Руки и ноги у него были связаны, и передвигаться он мог лишь мелкими шажками. Какие уж тут фокусы. С грехом пополам они затащили его вверх по лестнице в Егорову келью. Там у него вынули изо рта кляп и вручили кружку с Коктейлем Правды. Уговаривать трансмагистра не пришлось. Он жадно припал губами к восхитительно пахнувшей жидкости. Егор бы сам кинулся и отнял у него питье, не удержи его Христофор Павлович.
Кружка вмиг опустела.
– Еще, – потребовал трансмагистр.
– Будет с тебя, негодяй, – ответил кудесник.
Глаза у Амадеуса вдруг закатились, и он кулем рухнул на кровать Егора.
– Не подействовало, – расстроился мальчик.
– Совсем наоборот, – покачал головой кудесник. – Процесс пошел как надо. Через четверть часа он придет в себя, и нам останется только слушать да направлять его монолог в нужное русло. Он ведь станет рассказывать все, что знает. Каждую песню, которую слышал, все книжки, которые читал, сплетни, которые ему известны. Этак мы год с тобой просидим. И действие зелья кончится, прежде чем он дойдет до того, что нужно. У нас нет времени слушать про его детские шалости и юношеские проделки. Поэтому я ему стану задавать наводящие вопросы.
– Я тоже. – Егору хотелось узнать про Доктора Крабби и его страшного Покровителя.
– Разрешаю тебе задать вопрос, но только один, и в самом конце, – предупредил кудесник.
Амадеус открыл глаза, причмокнул губами и гнусаво пропел:
Спи, Амадеус, усни-и,В замке погасли огни-и,Волки пошли погуля-ять,Надо овец загоня-ять.«Однако, – подумал Егор. – Кажется, он начал с самых первых шагов на своем жизненном пути».
– Соску, дай соску, – прохныкал трансмагистр.