Рыцарь Шато д’Ор
Шрифт:
— Огюстину и самому Дева Мария являлась ночью… — хихикнул Михель.
— Вот это да! — восхитился Пьер. — А мне, кроме голых баб, ничего не снится!
— Это дьявол тебя соблазняет, нечестивец! — пробормотал Огюстин. — Молись Господу, может, он оградит тебя…
— Какой там дьявол! — буркнул Михель. — Женить его надо…
— Бог с ней, с женитьбой, — успею еще! — усмехнулся Пьер. — Так вот, а теперь послушайте меня, молодцы. Я тут услышал краем уха, что оруженосец мессира Ульриха… его законный сын!
— Врешь!
— Святой крест!
— Тогда дело уже совсем запутанное, — рассудительно проговорил Михель…
Пока
— Ты устал! — проворковала она. — Ну поспи, дитя мое, отдохни. Утречком сыграем еще…
— Это так приятно, ваша милость, — признался мальчик, — только стыдно…
— Не стыдись, малыш! И вот еще: «ваша милость» меня надо называть днем, понял? При людях… А здесь, в постели, зови меня «тетушкой». Не перепутаешь? Ну, молодец!
Она поцеловала его в губы и погладила по голове. Мальчик прильнул губами к ее груди и забормотал:
— Спасибо, милая тетушка, что ты такая добрая! Я буду Бога молить, чтобы ты была здорова… Пусть лучше Бог меня возьмет… О, как я тебя люблю!..
— Ты можешь спать здесь до самого утра… — сказала Клеменция.
— Можно, я еще чуть-чуть потыкаю? — спросил мальчик, гладя большой живот своей «тетушки».
— Можно… — разрешила Клеменция и вновь ощутила неуверенные толчки в свое срамное место. Мальчик наконец устал и заснул на груди у «тетушки». Клеменция какое-то время позволила ему спать на себе, словно на перине — мальчик был легонький и почти невесомый. Затем она осторожно положила его рядом с собой, укрыла одеялом и решила, что и самой ей пора бы поспать. Клеменция беспокойно ворочалась и никак не могла понять, что же мешает ей заснуть… Ну да, конечно, разве мог Теодор ее удовлетворить?! А может, боязнь за детей? Черт его знает, этого Ульриха! Или волнение от встречи со своим возлюбленным через двадцать лет? Ей хотелось сделать что-то безумное, дикое, вскочить с постели и в чем мать родила пробежать по холодным коридорам замка, выбить дверь комнаты, где спит Ульрих, и валяться у него в ногах, и каяться, каяться, каяться… Но против этого восставал ее холодный, неженский разум. Страсть билась с разумом — и не могла победить.
«Господи, Пресвятая Дева! — мысленно взмолилась Клеменция. — А вдруг он узнает — узнает мою тайну?!» Да ведь тогда он без боя, тогда он завтра же станет хозяином замка! А ее, Клеменцию, как собаку, пинком вышвырнет на растерзание холопам. Нет! Только не это, упаси Бог!
Она хотела подняться, пойти к нему, вызвать его, переговорить и покаяться, признаться в любви и униженно упросить его жениться на ней, чтобы отдать ему замок в обмен на сохранение тайны… Только Ульрих может простить ее… После стольких лет обмана? И все же надо идти!
…Франческо прислушивался к разговору за дверью, но воины, к сожалению, перешли на другую, не столь интересную для него тему.
— Ей-богу, ребята, — бил себя в грудь Михель так, что латы его гулко ухали. — Лохматый всегда берет кабана слева… Щипец-то у него — во! Тяп — и полгорла рассадит…
— Погоди, старый! — сказал Пьер. — По-моему, кто-то сюда идет…
— Шаги-то самой графини, — опасливо произнес Огюстин.
— Эй! Кто идет?! — рявкнул Михель.
— Графиня де
Оружие и латы солдат забряцали — видимо, принимали молодцеватый вид…
…Мысли кружили в голове Клеменции, словно декабрьская метель, путаные, бессвязные. «Зачем я иду? Что я прикажу? Убить Ульриха? Но сейчас, едва я это попытаюсь сделать, он убьет моих детей! Может, все бросить, убежать в дальний монастырь? Пусть сами распутают этот клубок! А как же поединок? Господи, неужели поединок?! Такого еще не видывали! Как я не догадалась убрать слугу, как его бишь, Марко?! Бог с ним! Почему надо обязательно убить кого-то? Себя убить проще… Но нет, нет, только не это! Страшно! Всаживать кинжал в других приходилось, а в себя — нет! Неужели он уже сейчас ВСЕ знает? Не может он знать ВСЕ. Не может… Господи, убей его! Господи, прости неразумную рабу твою, старую дуру Клеменцию! Да что же я за ведьма такая, что желаю ему зла… Неужели он не заслужил свой замок? Я же люблю его, люблю до безумия! Неужто не решусь сказать ему ВСЕ?! Скорее разбудить Ульриха, детей — и все сказать. А можно ли сказать ВСЕ? Боюсь, боюсь, боюсь! ВСЕ Ульриху знать нельзя, да и детям тоже… Но если я не скажу ВСЕГО, то… И ведь он может узнать ну от меня… А такие люди не прощают обмана! Впрочем, если по-умному… Может, и обойдется? Обойдется! Пожертвовать ребенком ради процветания рода! Погоди… А почему я убеждена, что Ульрих непременно убьет мою кровиночку? Я же видела, как орудует это дитя копьем и мечом. Старый Корнуайе как-то сказал, что этот ребенок, пожалуй, даже слишком хорошо изучил науки ратного боя. Ведь в этом году, весной, он сшиб с коня нескольких юношей на турнире при дворе маркграфа и заслужил перстень от его светлости. Его никто не победил, никто!»
Размышления Клеменции были прерваны окриком Михеля:
— Эй! Кто идет?
— Графиня де Шато-д’Ор! — ответила она и вновь обрела уверенность в себе. Назвав свой титул, она гордо двинулась к солдатам.
— Все в порядке! — доложил Михель. — Везде тихо, ваша милость.
— Молодцы… — сквозь зубы проговорила Клеменция. — Постучите-ка в дверь!
В дверь несколько раз ударили рукоятью меча.
— Кто там? — спросил Франческо, вытаскивая из ножен меч. Марко, не переставая храпеть, подтянул к себе поближе топор, а Ульрих взялся за меч.
— Графиня де Шато-д’Ор! — отчетливо произнесла графиня.
— Что угодно вашему сиятельству? — поинтересовался Франческо.
— Мне угодно видеть мессира Ульриха! Откройте дверь, оруженосец!
— Господин мой, мессир Ульрих, — назидательно-нахальным тоном ответствовал юноша, — изволят почивать. А мне, верному слуге его, строжайше запрещено открывать дверь кому бы то ни было.
— Разбудите его! Я вам приказываю!
— Ваше сиятельство, если мессир Ульрих узнает, что я выполняю чьи-либо приказания, которые противоречат его приказу, он меня убьет. Во всяком случае, он спустит мне всю шкуру с задницы!
Воины, сопровождавшие Клеменцию, удержались от смеха.
— Молча-ать! — закричала графиня. — Открывай, мерзавец! Открывай или мы выломаем дверь!
— Ваше сиятельство! — сказал Франческо. — Мне приказано при первом же ударе в дверь рубить ваших детей без пощады!
Клеменция и воины с тараном остановились в замешательстве.
— Что за шум? — нарочито громко зевнув, спросил Ульрих и, держа меч под мышкой, подошел к двери.
— Извольте открыть, мессир Ульрих! У меня к вам важное дело.