Рыцарь Шато д’Ор
Шрифт:
— Конечно. Когда вас объявят законным претендентом на Шато-д’Ор и маркграф выполнит все условия договора, монастырь сразу же уберет Альберта. Чтобы не доводить дело до судебного поединка.
— Молодец! Ведь поединок — это дополнительный шанс маркграфа. Запомни, договор был заключен только со мной. Альберт будет сражаться за сохранение вассалитета, а я — за освобождение от него. Если я буду убит в поединке, то Альберт не приобретет тех прав, какие получу я в случае победы.
— Убейте его, ваша милость, и дело с концом!
— Не так-то это просто! Одно меня утешает — на этой дороге нам надо опасаться только людей маркграфа.
— Ваша милость, — сказал Франческо, — все это, конечно, смахивает на правду, но точно нам ничего не известно… А вдруг монастырь и маркграф договорятся разделить наше графство? Или как-нибудь сговорятся друг с другом? Ведь сумели же они сговориться против вашего отца?
Ульрих помрачнел.
— Да, тогда все было бы гораздо хуже. Но я-то знаю, как трудно договориться о разделе имущества, когда хочется взять все и к тому же боишься, что тебя могут надуть.
— Но почему трудно? — возразил Франческо. — Ведь маркграф и Альберт могли бы договориться, потому что обоих вроде бы устраивает вассалитет Шато-д’Ора.
— Может быть, и устраивает… Хотя Альберт наверняка опасается, что, укрепив вассалитет, маркграф постарается просто убрать его и включить в состав собственного феода весь Шато-д’Ор.
— Как же все запутано, мессир! А каковы планы госпожи Клеменции?
— Вот этого, сын мой, наверное, даже Господь Бог не знает — да простятся мне эти слова… Конечно, ей хочется, чтобы Шато-д’Ор остался за ее сыном. Все же она двадцать лет распоряжалась в замке от имени Альберта. Вассалитет ей при этом не мешает. Понятно, что она была бы не против, если бы я сразу отказался от замка и подписал бумагу, которую мне вчера подсовывали. Для нее это было бы самое простое решение. Но вчера ночью… В общем, я понял, что у нее в запасе еще кое-что имеется… Впрочем, не уверен.
— О чем вы, мессир?
— Она может выйти за меня замуж!
— Как же ей это удастся? — спросил Франческо, озадаченно глядя на Ульриха. — Ведь надо, чтобы вы тоже захотели…
— Вообще-то это не противоречит обету, который я дал три года назад. Женившись на ней, я стану хозяином Шато-д’Ора и отцом Альберта… Но тогда возникает одно препятствие…
— Это вы обо мне? — догадался Франческо. — Но ведь Альберт старше меня, значит, он и будет вашим наследником… Чего же ей бояться?!
— Бояться она может только одного. Того, что мы с тобой задумаем лишить его права наследования. А как такой женщине с этим смириться? Ведь она убеждена, что, сделавшись ее мужем, я не пожелаю завещать все ее сыну.
— Значит, и я тоже мешаю Альберту?
— Покамест ты всего лишь мой оруженосец, понял? Я не тороплюсь провозглашать тебя своим наследником. Во всяком случае, до тех пор, пока маркграф не выдаст нам грамоту на безусловное владение замком. Возможно, это станет маленьким сюрпризом…
— Боюсь, это станет сюрпризом только для меня… И то лишь в том случае, если вас не убьют до этого…
— Знаешь, мне почему-то кажется, что этого не произойдет, — загадочно улыбаясь, проговорил Ульрих. — Бог или слуги Божьи не допустят этого!
— Возблагодарим же Господа за то, что, кроме маркграфов, он создал еще монастыри! — перекрестился Франческо.
Сзади послышался конский топот. Отец и сын обернулись. Марко, трусивший на своей кляче метрах в двадцати от них, выдернул из колчана стрелу и потянулся к луку. В следующее мгновение из-за поворота дороги выскочил всадник.
— Кто это? — прищурился Ульрих.
— Это оруженосец вашего племянничка, Андреас, — сказал зоркий Франческо. — Не иначе, мы что-то забыли в замке.
— Постойте! — закричал Андреас. — Погодите!
— В чем дело? — спросил Ульрих, когда Андреас, нагнав их, осадил свою кобылу.
— Мессир Ульрих, вам опасно ехать к маркграфу. Вас могут убить.
— Я знаю это. Но я полагаюсь на милость Божью…
— Мессир, вы не поняли. Вас обязательно убьют, если вы меня не послушаетесь!
— Ого! Что же я должен делать, господин оруженосец? Поджав хвост, сидеть в Шато-д’Оре?
— Ни у кого нет сомнений в вашей храбрости, — поклонился Андреас, — но вы станете жертвой подлого заговора. Вас убьют из засады, отравленной стрелой…
— Откуда тебе это известно?
— Сударь, я не могу вам этого сказать. Но если вы мне не верите, можете убить меня!
— Я верю тебе, но тем не менее поеду. Передай мою благодарность тем, кто заботится обо мне…
— Тогда позвольте мне, сударь, последовать за вами.
— Чем ты можешь нам помочь? — улыбнулся Ульрих. — Уж больно ты хлипкий…
— Пусть ваш оруженосец выпустит вверх стрелу, мессир Ульрих! — предложил Андреас.
Франческо поднял лук и наложил на тетиву стрелу, которая секунду спустя со свистом взмыла в небо. Андреас молниеносно вскинул лук — и выпущенная им стрела прервала полет стрелы Франческо.
— Недурно! — похвалил Ульрих. — Что ж, я бы с удовольствием взял тебя с собой, если бы знал, что ты действуешь от имени мессира Альберта…
— Я не имею права говорить, мессир, от чьего имени я действую.
— Ну ладно, поехали. Мне почему-то хочется тебе верить… Скажи-ка, молодец, только как на духу — та отравленная стрела, что предназначена мне, лежит сейчас у тебя в колчане?!
— В моем колчане только те стрелы, мессир, что предназначены вашим врагам.
— Я пошутил, парень, всего лишь пошутил! — расплылся в улыбке Ульрих. — Поехали!
Теперь их стало четверо. Между тем дорога все глубже уходила в лес. Изредка лес расступался, и путники выезжали на обширную поляну, где стояла деревушка, окруженная покосами и огородами; однако чем дольше они ехали, тем реже им попадались такие поляны. А солнце все ниже клонилось к западу.