Рыцарь темного солнца
Шрифт:
– А я устал тебя слушать, – прозвенел голос Августа. – Ты оказался прав: я всегда и везде появляюсь не вовремя.
– Август? – Доминик был ошеломлен. – Ты о чем?
– Я все слышал, дядюшка, – произнес юноша с издевкой. – Магдалена, беги скорее отсюда!
– Август, милый… – Анджелика поднялась с места. – У тебя жар!
– Не двигайся с места, ведьма! – Август махнул в ее сторону мечом. – Магдалена, иди сюда!
– Он обезумел, – печально констатировала Анджелика. – Как жаль!
– Сзади, Август! – взвизгнула Мадленка.
Но раненый юноша не успел
– Это тебе так не пройдет! – крикнул Август. Кровь текла из его шеи, проступая сквозь повязки.
Анджелика пожала плечами и вернулась на свое место рядом со старухой.
– Думаю, он бросится в колодец в припадке безумия, – заметила она как бы вскользь. – Давно следовало от него избавиться, он только и умеет, что все портить.
У Мадленки озноб прошел по позвоночнику.
– Как тебе будет угодно, – отозвался Доминик и обратился к своему настоящему отцу: – Ну, где же он?
Петр из Познани развел руками.
– Мы не можем его найти. Он как сквозь землю провалился!
Старуха тихо и страшно засмеялась.
– Живой мертвец! О, я чую его. Он близко, близко, близко!
Мадленка приподнялась на месте. Тень выросла позади старухи, тень с самострелом в руках, и эта тень улыбалась. Август поднял голову – и закоченел. Боэмунд фон Мейссен, за которым не было ни двери, ни входа, одна лишь глухая стена, натянул тетиву и выстрелил в Петра.
Петр из Познани взвыл: стрела пронзила ему плечо. Крестоносец снова взвел самострел.
– Дверь! – крикнул он Мадленке, и та кинулась запирать дверь.
Старуха, дико закричав, бросилась на крестоносца, но тот успел всадить в нее вторую стрелу. Ведьма упала на пол, крича что-то по-литовски, и только третья стрела заставила ее замолчать навеки.
Анджелика оцепенела. Август ринулся к своему мечу, но Мадленка оказалась проворнее и схватила его первой.
– Эй, Петр! – крикнула она. – Ну-ка, посмотрим, чего ты стоишь!
Изрыгая проклятия, Петр сломал древко стрелы, выхватил меч и ринулся на Мадленку. Август попытался схватить Доминика, но дядя попросту отшвырнул его.
– Эй, крестоносец, – задорно крикнул князь Доминик, – я здесь, и твоя смерть тоже!
Боэмунд фон Мейссен оскалился, отшвырнул самострел и достал меч – по-видимому, Киприан снабдил его всем необходимым.
Мадленке в схватке с Петром приходилось жарко. Мешали, во-первых, проклятые юбки, во-вторых, то, что Петр из Познани был первостатейный рубака, и ей было чрезвычайно трудно парировать его острые, жесткие удары. Он выбил у нее меч, она швырнула в него тяжелым подсвечником, бросила ему под ноги лавку, отскочила и подобрала клинок. В другом конце залы Доминик получил первую рану от крестоносца, который двигался хоть и тяжело после утреннего поединка, но сдаваться явно не собирался. Анджелика в ужасе жалась к стене, закрывая лицо руками.
Петр полоснул Мадленку острием по локтю, едва не выколол ей глаз. Мадленка для виду отступила и тут же решила, что пора воспользоваться дедовским приемом. Раз, два, клинок взлетает, притворяешься, будто хочешь перебросить оружие в другую руку, полшага вперед и… Лезвие до середины ушло во что-то мягкое. Петр из Познани зашатался, лицо его внезапно отупело. Мадленка с силой рванула к себе рукоять, и человек, велевший расстрелять ее брата, рухнул к ее ногам.
– Око за око, зуб за зуб! – крикнула Мадленка.
В дверь ломились, засов подпрыгивал в пазах, но не гнулся и не ломался. Мадленка обернулась на Доминика – по его лицу текла кровь, и два пореза на щегольской одежде указывали, что ему пришлось несладко. Август, у которого от толчка открылись все раны, с трудом поднялся на ноги.
– Мадленка, – пробормотал он, – надо открыть дверь!
– Нет! – коротко бросила Мадленка. – Даже не думай!
– Доминик… – простонал Август, качаясь. – Я должен убить его, я!
Доминик только что схлопотал тяжелой рукоятью в лицо и полностью открылся. Однако вместо того, чтобы прикончить его, крестоносец неожиданно выпрямился и крикнул:
– Мадленка! Берегись!
Свистнула стрела, и Мадленка ощутила непривычную тупую боль где-то возле сердца. Пока все были заняты схваткой, Анджелика подобрала самострел и, с удивительной для женщины ловкостью зарядив его, выстрелила в ненавистную соперницу.
«Господи, не надо! – Мадленка зажмурилась от ужаса. – Только не теперь! Я не хочу умирать!»
Она открыла глаза и увидела древко стрелы, торчащее из ее платья, и ткань вокруг раны уже пропитывалась красным. Мадленке стало дурно. Она выронила меч и пошатнулась. Август с отчаянием смотрел на нее, но, прежде чем он успел сделать хотя бы один шаг, крестоносец бросил Доминика, кинулся к ней и поддержал ее, когда она уже падала.
– Я не хотела… – бормотала Анджелика, давясь слезами. – У меня случайно вышло… Клянусь, я не хотела…
Мадленка сидела в кресле, голова ее откинулась назад, но она дышала. Август разрыдался.
– Боже мой, Ольгерд, я правда не хотела!
Мадленка открыла глаза и слабо улыбнулась. Фон Мейссен вгляделся в ее лицо, затем резко выпрямился и обернулся к литвинке, стоявшей с выражением самого неподдельного отчаяния на лице.
– Брось самострел, – приказал он ей.
В глубине зала, у камина, князь Доминик выплюнул кровавый сгусток и поднялся, держась одной рукой за стену. Анджелика покорно кивнула.
– Все, что ты хочешь, Ольгерд.
Она положила пустой самострел на пол, выпрямилась и с улыбкой посмотрела на него. Слезы еще блестели в ее глазах.
– Тебе не стоило делать этого, – бросил он ей.
– Ты же знаешь меня, – кокетливо повела плечом Анжелика. – Разве я могла иначе?
– Слушай ее, слушай, – прохрипел Доминик, издевательски ухмыляясь. – Я тоже… когда-то… слушал ее…
Удары в дверь участились.
– Ольгерд, она же никто, – сказала Анджелика. – Я же знаю, она ничего не значит для тебя, и не пытайся меня убедить, что все не так.